– И ты никому не говорил? – В голосе Фрэнни слышалось изумление. – Ты видел Моррисона через годы после его смерти – и никому не сказал?! Стюарт Редман, Богу следовало дать тебе вместо рта кодовый замок перед тем, как посылать тебя в этот мир.
Стью улыбнулся:
– Видишь ли, годы катились, как пишут в книгах, и если я думал о той ночи – а я время от времени думал, – у меня крепла уверенность, что я все-таки ошибся. Просто видел человека, похожего на него. И перестал к этому возвращаться. Но в последние недели меня вновь стал мучить этот вопрос. И теперь я склоняюсь к тому, что это был Моррисон. Черт, да он, возможно, все еще жив. Отменная получилась бы шутка, правда?
– Если он жив, то здесь его нет, – отметила Фрэнни.
– Нет, – согласился Стью. – Я бы и не ожидал его появления здесь. Я видел его глаза.
Она положила руку ему на плечо.
– Та еще история.
– Да, и, вероятно, двадцать миллионов людей в этой стране могли бы рассказать такую же… только об Элвисе Пресли и Говарде Хьюзе.
– Уже нет.
– Да… уже нет. Гарольд сегодня дал прикурить, верно?
– Как я понимаю, это называется сменой темы.
– Я уверен, что ты права.
– Да, это точно.
Он улыбнулся озабоченности в ее голосе и морщинке, которая появилась на лбу.
– Тебя это тревожит, да?
– Да, но я не собираюсь об этом говорить. Теперь ты на стороне Гарольда.
– Ты несправедлива, Фрэн. Меня это тоже тревожит. Мы провели два предварительных заседания… вроде бы все обмусолили… во всяком случае, мы так думали… и тут приходит Гарольд. Пара слов здесь, пара слов там, и говорит: «Разве вы не это имели в виду?» А мы отвечаем: «Да, спасибо, Гарольд, разумеется, это». – Стью покачал головой. – Предложение проголосовать общим списком… Как вышло, что мы даже не подумали об этом, Фрэн? Идеальное же решение, а мы его даже не обсуждали.
– Никто из нас не знал наверняка, в каком они придут настроении. Я думала – особенно после ухода матушки Абагейл, – что они будут мрачные, даже злые. Да еще этот Импенинг, каркающий, как какой-то ворон смерти…
– Любопытно, нельзя ли ему как-нибудь заткнуть рот? – задумчиво сказал Стью.
– Но ничего такого не было и в помине. Они так… ликовали только потому, что собрались вместе. Ты это почувствовал?
– Да, конечно.
– Все это напоминало проповедь… почти что. Я не думаю, что Гарольд это спланировал. Просто воспользовался моментом.
– Я просто не знаю, как к нему относиться, – признался Стью. – В тот вечер, после поисков матушки Абагейл, я действительно его жалел. Когда появились Ральф и Глен, он выглядел таким подавленным, казалось, может упасть в обморок или что-то такое. Но сейчас, когда мы уходили с лужайки и все его поздравляли, он раздулся, как жаба. Словно улыбался нам, а про себя думал: «Видите, чего стоит ваш комитет? Жалкая кучка идиотов!» Он напоминает те головоломки, с которыми ничего не получается. Вроде китайских ловушек для пальцев или трех металличе ских колец, которые можно разъединить, только разместив их определенным образом.
Фрэн вытянула ноги и посмотрела на них.
– Если уж речь зашла о Гарольде, ты не замечаешь чего-то необычного в моих ногах, Стюарт?
Стью задумчиво оглядел их.
– Нет. Разве что ты носишь эти забавные «земные» туфли[178] из магазина на нашей улице. А они, разумеется, такие большие…
Фрэн стукнула его.
– «Земные» туфли очень хороши для ног. Так говорят все популярные журналы. И у меня, чтоб ты знал, седьмой размер. Один из самых маленьких.
– А при чем тут твои ноги? Уже поздно, дорогая. – Стью встал, взялся за руль велосипеда. Она пристроилась рядом.
– Наверное, ни при чем. Просто Гарольд все время смотрел на них, когда после собрания мы сидели на траве и болтали. – Фрэнни покачала головой. Чуть нахмурилась. – И почему Гарольда Лаудера так заинтересовали мои ноги?
* * *
Домой Ларри и Люси шли вдвоем, держась за руки. Лео свернул в тот дом, где жил с мамой Надин.
Когда они подходили к двери, Люси начала:
– Какое получилось собрание. Я никогда не думала… – Она не договорила, потому что темная фигура выступила из тени на их крыльце.
Ларри почувствовал, как внутри жарким огнем полыхнул страх. Это он, прострелила голову дикая мысль. Он пришел, чтобы забрать меня… сейчас я увижу его лицо.
И тут же удивился, как он только мог такое подумать, потому что с крыльца спустилась Надин Кросс в длинном платье из какого-то синевато-серого материала, с распущенными волосами, падающими на плечи и рассыпанными по спине, черными волосами с белоснежными прядями.
Рядом с ней Люси напоминает подержанную машину на автостоянке скупщика, подумал он, прежде чем успел глазом моргнуть, и возненавидел себя за это. Так всегда говорил прежний Ларри… прежний Ларри? С тем же успехом можно сказать, что так говорил старина Адам…
– Надин?.. – Голос Люси дрожал, она приложила руку к груди. – Как же ты меня напугала. Я подумала… ох, я даже не знаю, что подумала…
Надин на Люси и не посмотрела.
– Могу я поговорить с тобой? – спросила она Ларри.
– Что? Сейчас? – Он искоса глянул на Люси – или подумал, что глянул… потому что потом не мог вспомнить, как выглядела Люси в тот момент. Словно ее полностью накрыла тень, как при затмении.
– Сейчас. Именно сейчас.
– Слушай, утром…
– Сейчас, Ларри. Или никогда.
Он вновь посмотрел на Люси и теперь увидел ее, увидел смирение, написанное на ее лице, когда она переводила взгляд с Ларри на Надин и обратно. Увидел обиду.
– Я сейчас приду, Люси.
– Нет, ты не придешь, – мертвым голосом возразила она. Ее глаза заблестели от слез. – Нет, я в этом сомневаюсь.
– Десять минут.
– Десять минут, десять лет. Она пришла, чтобы забрать тебя. Ты принесла ошейник и намордник, Надин?
Для Надин Люси Суонн не существовало. Ее глаза не отрывались от Ларри, темные, широко расставленные глаза. Для Ларри они навсегда останутся самыми странными, самыми прекрасными глазами, которые он когда-либо видел, глазами, которые возвращаются к тебе, когда тебе больно, или у тебя большая беда, или ты, возможно, вот-вот сойдешь с ума от горя.
– Я приду, Люси, – машинально сказал он.
– Она…
– Иди.
– Да, пожалуй, пойду. Она пришла. Я свободна.
Люси взбежала по ступенькам, споткнулась на последней, устояла на ногах, распахнула дверь, с силой захлопнула ее за собой, заглушив звук рыданий в тот самый момент, когда они вырвались из груди.
Надин и Ларри долго смотрели друг на друга как зачарованные. «Именно так это бывает, – подумал он, – когда ты ловишь чей-то взгляд – и навсегда запоминаешь эти глаза, или когда на дальнем конце перрона подземки замечаешь человека, который выглядит твоим двойником, или когда слышишь на другой стороне улицы смех, неотличимый от смеха девушки, которая была у тебя первой…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});