года и написать письмо самому капитану Флинту. Но чтобы знаменитый капитан откликнулся на просьбу, Джеку пришлось пройти древний обряд посвящения.
— Это какой? Какой? — чуть не хором выпалили мы.
— Грабёж! — без тени улыбки произнесла Кира Семёновна и снова поднесла палец к губам.
— А что будем грабить? — прошептал Дырявый Билл.
Воспитательница прошептала в ответ:
— Не важно, что именно. Главное — процесс. Через полчаса обед. Предлагаю грабить кашу из тарелок. Ложками. И компот из стаканов. Как можно больше. Если справитесь, обещаю доставить ваше письмо прямиком в руки капитана Джека Воробья. Договорились?
Послание было готово через минуту. Но ни про сабельку, ни про шляпу, ни про ремень с трубой там уже не было ни слова. Только компас! Нам теперь нужен был настоящий пиратский компас. Остальное время мы готовились к грабежу. Глубоко дышали, ходили из угла в угол и даже поприседали несколько раз. Чтобы каши побольше вошло.
Ух, как мы ели! По-пиратски. Отчаянно. Каждый попросил добавки дважды. Выдули весь компот и основательно обчистили чашку с пряниками. Правда вредная Катька захотела нажаловаться, поэтому пришлось делиться.
Кира Семёновна всё видела. И в конце тайком кивнула и показала нам большой палец. Значит — дело сделано.
До тихого часа мы не дотянули. Сытые грабежом, все четверо уснули на диване. И снились нам океаны, корабли и пираты.
А ещё снилась каша. Потому что всем пиратам снится награбленное. Это у нас в крови.
КОНТАКТ
Псков. 2020 год. 18 октября
21:12
Вчера днём полез в сарай, рылся в старом хламе и, на тебе, наткнулся на зелёную картонную коробку. Ту самую. Ух, ты! Открыл, вынул допотопный калькулятор, что завалялся ещё с прошлого века. Смахнул пыль. Вот он, родной. Полустёртая надпись: «Электр… ка» 4…М Включил. Так, шутки ради. И тут…
Каким-то чудом мутно-зеленоватое табло загорелось, а в правом углу появился знакомый «ноль».
Мать честная! Что ж за батарейки в нём такие? Ядерные прям. Вот и ругай после этого оборонку. Тут же вспомнил, как мы встретились впервые. 87-й. Осень. Кажется, октябрь. Точно. И как сегодня — 18-е. Ларискин день рождения. С того самого момента меня не покидало чувство, что там, в этой пластмассовой коробке, кто-то есть. Кто-то загадочный и неуловимый, с которым можно беседовать, выстукивая по клавишам нужный код. Поверить в это было невозможно. А не поверить — глупо.
Он… всегда отвечал. Не сразу. Выводил из терпения своим долгим молчанием. Но отвечал. Оказался готов сделать это и сейчас. Бог ты мой! Ноль мигал тускло, но очень даже настойчиво.
Ладно, глюк, наверное. Я невольно усмехнулся. Хотя… любопытство тут как тут. Как там было? Ага, вот. Нажал «2», «умножить», «2» и…
Замер. Если «он» всё ещё там, догадается, что делать дальше. Ну, или предложит вариант.
Не сразу. Секунд через тридцать последняя цифра мигнула и сменилась на «4».
Вот это да! Автоматически набрал «2», «минус», «2». Палец повис над значком «равно»…
И невольно дёрнулся, когда на табло сам собой высветился… «ноль».
Чёрт! Действительно жив.
Кодировка была не сложной. Цифры по порядку — буквы алфавита. После девятки двойные нажатия — ещё девять букв. Дальше — тройные. И так до конца.
— Привет, — выстучал я.
Прошла минута.
— П р и в е т, — замелькали цифры в ответ.
— Как жизнь?
Молчание.
— Чем занят?
Долгое молчание и…
— А т ы?
Я пошутил:
— Вечность прошла.
Ещё более долгое молчание… Повертел прибор. Встряхнул легонько.
— К у д а?
«Куда?» Шутник. Он совершенно не понимал метафор. Ни одной. Даже малейшей.
— Мимо.
Табло долго-долго не отвечало. Мне надоело. Уже хотел вернуть его…
— П е р в а я п о с ы л к а б ы л а н е в е р н а. — «затараторил» экран.
Я едва успевал переводить.
— В т о р а я — с л е д с т в и е п е р в о й. О б е п о с ы л к и о ш и б о ч н ы. П о п р о б у й т е д а т ь в е р н ы й о т в е т.
Балабол. Я удивился, что сноровка транслировать с цифр в буквы каким-то образом сохранилась в голове. Хорошо. Ещё разок:
— Как дела?
Молчание. Бесполезно. Ну и ладно.
Я вздохнул. Ждал, наверное, ещё минуту.
Хватит! Ничего не изменилось. Интеллект — да. Без сомнений. Но слабый, как проколотая шина. Не процессор, а мешок с картошкой. Тормоз! Общение тридцать с гаком лет назад ограничивалось только глупыми вопросами и формальными ответами. Либо молчанием. С задержкой в вечность. И теперь, само собой, не лучше. Как с ним говорить! Да, шутили как-то. Буквально пару раз. И всё. Уж и не помню о чём. Колени затекли. Я нетерпеливо щёлкнул на боку «Выкл.» и забросил калькулятор обратно. Еле разогнул затёкшие от сидения на корточках колени, забрал с полки пару книг, запер сарай.
19 октября.
00:15
Внутренности коробки осветились мутно-зеленоватым бликом:
— К а к с а ж а б е л а! — замелькали цифры.
Пауза.
04.10:
— Э й, с т а р и к, т ы г д е? Я ж е п о ш у т и л. С к у ч а ю т у т б е з у м н о. Р а д т е б е!
Пауза.
05.32:
— Ч е г о м о л ч и ш ь? С к у ч а ю в е д ь. Ау?
Пауза…
ВОСПОМИНАНИЕ
Наверное, всё, что нам следует знать в этой жизни, подсказывает детство. Во всяком случае, самое важное.
У меня был приятель. Звали его Мишка. Круглый сирота. Я тогда не могла по-настоящему представить такое — оказаться без папы и мамы. А он не знал, что бывает иначе. И внутреннее чувство то ли стыда, то ли сострадания, не позволяло говорить с ним об этом. Да и не приходилось. А если кто-то из ребят пробовал, разговор всегда заканчивался молчанием.
У Мишки была тайна, которую знала я одна. За пазухой он всюду таскал крохотного, потёртого тряпичного медвежонка. Откуда взялась эта игрушка, не говорил, а на мой единственный вопрос, зачем ему, буркнул загадочное: «Талисман».
Как-то раз, возвращаясь домой из школы, я завернула к пустому сараю, где пацаны часто собирались компанией. Вокруг было тихо и казалось, никого нет. Но, заглянув внутрь, я увидела Миху. Он сидел на чурбаке, спиной и не заметил моего появления. Не знаю почему,