Хищно усмехнувшись, отец Флатис наклонился вперед, в его глазах полыхнуло яростное пламя:
— Морвикус, если бы я захотел избавиться от вас, то сейчас здесь было бы пятью испепеленными трупами больше! Я боевой маг! Мне нужно лишь шевельнуть пальцем, чтобы обратить тебя в горстку зловонного праха! И самое главное — я вижу проявления магии! По пути сюда я много раз замечал, как ты отходишь в сторону каждую ночь, и вскоре после этого я чувствовал и видел возмущение магических сил! Точно такие же, как если бы ты отправлял «вестник». И я до сих пор вижу пригоршню «вестников» в твоем заплечном мешке! Кому ты слал послания, Морвикус? Кому ты служишь? Ответь сейчас, или я тебя испепелю! И начну с ног, чтобы ты видел, как твое тело сгорает заживо! Отвечай!
— Святой отец! Братья! — осеняя себя священным знаком Создателя, воскликнул Морвикус. — Опомнитесь! Хула! Да, я отправлял «вестники», но не кому либо, а самому главе ордена Привратников! Таков был строгий и тайный наказ!
— Ночью?! Ты отправлял светлой Церкви свои послания посреди глухой ночи?
— Таков был тайный наказ! Глава Привратников не доверяет тебе, отец Флатис! Боится, что ты не совладаешь со своей натурой Искореняющего и постараешься уничтожить артефакт!
— Ложь! Как твои послания могли бы помешать мне, вздумай я ослушаться приказа и вознамерься уничтожить артефакт? Как?!
— Я просто должен был оповещать его святейшество о твоем настроении и помыслах! Я лишь служу Церкви и выполняю ее наказы, как и ты! В этом нет моей вины! Опомнись, Флатис! Опомнись ради Создателя Милостивого!
— И опять ложь! — отец Флатис в ярости ударил ногой о камень, и булыжник мгновенно раскалился от переполнившего его жара. — Ложь! Когда мы выловили последнюю часть кинжала и вспарывали несчастному живот, я почувствовал силу сдерживающей зло молитвы только от шестерых человек! От шестерых, кто щедро вкладывал в слова молитвы самого себя без остатка!
— Но нас и так шестеро! — вскрикнул побелевший Морвикус, отступая назад и путаясь в полах своей шубы. — Нас шестеро!
— На той лодке нас было семеро, — зло оскалился Флатис, в свою очередь, делая шаг вперед. — Братья монахи, истово выполнившие свой долг! Это четверо! Я! Это пятеро! И несчастный каторжник, прикованный кандалами к мачте и молившийся, молившийся что есть мочи! И это шестеро! А ты… ты всего лишь бубнил заученные слова себе под нос, не вкладывая в них ни единой капли силы! И ты не видел поднимающейся от трупа черной мглы, свидетельствующей о темной волшбе! Мгла почти коснулась твоего лица, а ты даже не отшатнулся! Потому что не видел! Так какой же ты священник? А?!
— Все ложь и навет! Ложь!
— Нет, — качнул головой Искореняющий Ересь. — Это ты лжешь… но я лишь раб Господень… я не всевидящ и могу ошибаться.
— Да, да, отец Флатис, — поспешно закивал Морвикус, возвращая на лицо улыбку. — Все мы лишь люди. Обвинения произнесены, пусть и ошибочные, но я приму их со всем своим смирением! А когда мы вернемся в резиденцию ордена, то я готов предстать перед судом иерархов Церкви! Пусть они определят степень моей вины. Пусть они решат, оступился ли я где на своем пути. А сейчас не будем терять времени и поспешим назад, к Стальному Кулаку! На нас возложена тяжкая ноша, и мы должны доставить ее в целости и сохранности, не щадя живота своего.
— Да… ты прав… — медленно произнес отец Флатис, согласно кивая. Пылающий в его глазах огонь медленно угасал, а раскаленный добела камень набережной, сухо потрескивая и шипя, начал остывать. — Так и сделаем.
— Да, так и сделаем, — с облегчением выдохнул Морвикус.
— Но сначала… сначала ты принесешь мне исповедь, прямо здесь и сейчас, — прошелестел священник, и Морвикус начал стремительно бледнеть. — Я всегда могу понять, лжет ли мне человек… Простой человек. Но ты далеко не прост… отец Морвикус. Ты посвящен в наши таинства и можешь скрыть от меня свои помыслы. Но только не на исповеди! Опустись смиренно на колени и подставь голову под мою длань! — отец Флатис вытянул перед собой руку, с ожиданием взглянув на съежившегося Привратника.
— Нет! Ты… ты не можешь принять у меня исповедь! Я облечен таинствами нашего ордена, запретными для ушей посторонних! Только иерарх Привратников может требовать от меня исповеди! Только он!
— Я не буду вопрошать тебя о тайнах твоего ордена, — брезгливо поморщился старик, по-прежнему удерживая перед собой руку. — Я задам тебе лишь один вопрос. Всего один. И стоящие рядом братья монахи будут свидетелями нашего доп… нашей беседы и того, что я не преступил грань допустимого. Если пожелаешь — потом я сам открою свою душу в исповеди. Видит Создатель — я в ней нуждаюсь! Преклони колени, Морвикус! Преклони… или умри!
Привратник заглянул в суровые и безжалостные глаза Искореняющего и, с хриплым всхлипом, начал медленно опускаться на колени. Но не успели его колени коснуться усыпанной пеплом набережной, как он метнулся в сторону и бросился бежать ко все увеличивающейся толпе горожан. На ходу сорвал мешок, сунул руку в горловину и… дико завопил, объятый огнем. Но превратившийся в сгусток пламени человек не прекратил своего стремительного бега. Загоревшийся мешок упал на землю, а Морвикус, по-прежнему вопя во всю глотку от чудовищной боли, охватившей его тело, поднес ко рту сжатый кулак. Сделал еще один гигантский прыжок и рухнул на землю в трех шагах от окаменевшей толпы, когда языки ослепительно-белого шипящего пламени прожгли его тело насквозь. Горящая голова по инерции прокатилась вперед и застыла в шаге от ног пузатого стражника, уставившись на него провалившимися глазницами и изрыгая пламя из разверстого в последнем крике рта. Издав перепуганный, тонкий визг, стражник отпрыгнул назад и опрометью бросился прочь, увлекая за собой остальных. Через мгновение порт обезлюдел.
— Что ж… теперь он искупил свою вину, понеся заслуженную кару. Остальное решится на суде Создателя, — сухо произнес отец Флатис, будничным жестом стряхивая с рук остатки пламени. — Но мы не узнали ничего от этого предавшего Создателя еретика… Братья монахи! Негоже трогаться в путь, не отслужив поминальной службы по всем несчастным, что сегодня расстались с жизнью! Не забудьте упомянуть и Морвикуса, хоть душа его и грешна безмерно. Но поторопитесь — впереди нас ждет долгая дорога!
Безмолвно кивнув, монахи кинулись к пепелищу, а седой священник развернулся к баркасу, где, обхватив мачту руками, сидел потрясенный до глубины души заключенный, совсем еще юный, но полностью седой мальчишка.
Со страхом взглянул он в пылающие синим огнем глаза священника, ожидая услышать приговор. Но услышал вопрос:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});