Читать интересную книгу Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак - Аркадий Вайнер

Марат взял коробку и вяло зашагал в прихожую за курткой, в глазах у него стыли слезы.

22 глава

В коридоре я встретил Уколова. Долговязый лейтенант посмотрел на меня сочувственно, и в тоне его было участие.

— Какие поручения будут?

— Не поручение, друг мой, просьба. Я не большой специалист по делам о хищениях. Поэтому я связался с вашими коллегами из ОБХСС…

— Задача? — как всегда, немногословно поинтересовался Уколов.

— Мне кажется, что Степанов каким-то образом попал, вмешался, а может участвовал в хорошо налаженной сети по хищению и сбыту мяса через общепит. И вся история с наездом на Дрозденко и Егиазарова имеет движущей пружиной именно это обстоятельство….

— У вас есть какие-то доказательства? Или факты?

— Нет, пока у меня ничего нет. Только догадки и ощущения. Поэтому я и подключил к нашим поискам ОБХСС… А вас прошу помочь им. И постоянная связь со мной…

— Сделаю, — коротко и внушительно пообещал Уколов.

Снова неприятная процедура прохода через тюремную вахту до кабинета в следственном корпусе. Распахивается дверь, и конвойный докладывает:

— Заключенный Степанов доставлен…

Я отпускаю его и безо всяких прелюдий сообщаю подследственному:

— Если мы с вами сегодня не договоримся, я выхожу из игры…

— В каком смысле? — поразился Степанов. — Вернете дело старому следователю?

— Что-нибудь в этом духе… — подтвердил я. — Мне надоело играть с тобой в подкидного дурака.

— А почему? Причем здесь подкидной?..

— Потому что в руках у меня гниет дело, похожее на икебану из дураков и жуликов. С одной стороны, меня терзает начальство, давит общественное мнение, истекают сроки следствия, а с другой — ты мне подкидываешь своих самодельных валетов…

— А вы бы чего хотели от меня услышать? — прищурился Степанов. Я закурил сигарету и перебросил ему пачку через стол.

— Правду. Ты мне все или почти все врешь! — сказал я с яростью. — В самом первом объяснении ты написал правду или что-то близкое к ней, а потом спасовал, видно, испугался этих гладких жуликов… И теперь пляшешь под их дудку!

— Ну да, конечно, — скривил губы Степанов, глубоко затянулся. — Мне сам смысл им поддакивать!.. Глядишь, мне за убийство медаль дадут…

— Не знаю, в чем твой смысл. Но логически могу объяснить только одним. Либо ты с ними вместе воруешь… либо они про тебя что-то знают и поэтому ты боишься их!

Честное слово, я не ожидал такого эффекта: у него затряслось лицо, побелели глаза. Уставившись на меня, Степанов сказал свистящим шепотом:

— Я? Я-я?.. Ворую с ними?.. Да ты, сыскарь, совсем ополоумел!.. Я, я… — он захлебывался словами, горло его удавкой сжала ненависть. — Я честный человек… Я в жизни чужой копейки не взял…

— Врешь! — заорал я и затопал ногами. — Врешь! Не верю я в твою честность! Ты сейчас, сидя здесь, в тюрьме, какой-то свой, понимаешь, сво-ой интерес защищаешь! Ишь ты, «честный»! А укрываешь отъявленное жулье!..

Он как-то сник враз, осел на стуле, вяло, с досадой сказал:

— Да не орите вы! Как бы пупок от усердия не развязался! Все-то вы про меня знаете, все понимаете…

— Не понимаю! К сожалению, многого не понимаю. Но знаю уже немало! Знаю, что ты остановился, когда они Плахотина вовсю лупцевали… И не бил ты его… по тыкве! Знаю, что они на тебя с ножом бросились! И нож я этот нашел! И, чей он, установил. Почему же ты им поддакиваешь?..

— Нож?! — крикнул Степанов и закусил губу. Изамолчал. Потом сказал устало: — Да что нож? — Он закурил еще сигарету. — Они и без ножа кого хошь зарежут. Они пострашнее уголовников… Раньше блатного за версту опознать можно было по сапогам да по челке… А эти в «адидас» попрятались, на «Жигулях» катаются, по премьерам…

— Что ж ты мне мешаешь их выковырнуть из этих раковин? Ты же правдолюб, борец за справедливость, что ж ты не даешь мне их по закону прищучить? — тихо спросил я.

— А что толку? — грустно усмехнулся он. — У нас законы справедливые и люди в большинстве хорошие, а живут лучше всех, выходит, эти жулики. Как-то получается, что, стоит прихватить одного, все на их стороне! И свидетели у них готовы, и алиби доказано, и улик никаких, и заступников армия! Даже случай счастливый и тот у них в колоде припрятан! Непотопляемые они, сволочи! И везде у них рука мохнатая имеется…

Я сочувственно вздохнул и в тон ему добавил:

— Ты еще об одном забыл — множество как бы честных людей смотрят на их делишки и плечиками пожимают: что поделаешь? И отворачиваются стыдливо или брезгливо. А результат один — я хочу их воровской крейсер затопить, а ты, как понтон, в него вцепился, не даешь, зубами на поверхность вытягиваешь. Ведь ты знаешь, что они воруют?..

— Конечно, воруют, — просто сказал Степанов. — С чего бы еще у них такая роскошная житуха?

Я взял ручку, подвинул к себе протокол допроса, но Степанов быстро сказал:

— Нет, нет, вы перо свое отложите… Я для протокола ничего вам говорить не стану… Мне это ни к чему… Да и доказать конкретно ничего сейчас не сумею…

— А что ты можешь сказать не для протокола?

— Ну, не сказать, спросить хотя бы: сколько ваша жена покупает мяса в дом?

— Точно не знаю, — пожал я плечами. — Килограмма два, я думаю…

— И что она из них готовит?

— Борщ или суп, жаркое, пирожки, котлеты… Ну, что придется…

— Ага, что придется… И стоит все это четыре рубля вашей семье. А теперь посчитайте: если не два кило, а полтонны мяса в вашем ассортименте приготовить и по ресторанным ценам — а это шесть-семь рублей за килограмм — растолкать в людных местах! А сколько стоит пять тысяч шашлыков по рублику штука, можете посчитать?

— Посчитать-то можно, — засмеялся я. — Но это как в анекдоте со слоном: я бы съел, да кто ж мне полтонны мяса даст?

— А вы с кольцевого завода, с базы — по больницам, магазинам, санаториям и детским садам — удержите полтонны, вот и дадут вам с вашим слоном по тысчонке на хобот!..

— Что значит «удержите»? Украсть, что ли?

— Не совсем так… Разные есть способы. Кой у кого — в домах отдыха, пансионатах… Можно отнять…

— Не понял…

— Ну, полагается дому отдыха по фонду, допустим, тонна… Им на базе говорят: доставим девятьсот, и не рыпайтесь. Те знают, с базой ругаться себе дороже, на одной рванине насидишься, да и ту получишь в последнюю очередь. А им самим навар нужен… вот, кто посмирнее, и берет мясо — поменьше, зато вовремя и хорошее…

— С этим ясно. А какие, говоришь, еще есть способы?

— Да с магазинами. Там проще: недогрузил десяток туш и рассчитался за них наличными… по два рэ за кэгэ. Конечно, магазинщики тоже этому не радуются, да что делать, с базой не поспоришь…

— Это и значит «удержать»? — задумчиво пробормотал я. — Ясно, ясно… Выходит, если я правильно тебя понял, ты отказался из их корыта со слоном вместе жрать? Так я понимаю?

— Да никто меня не спрашивал! — махнул рукой Степанов. — В березовую кашу бросили кукиш с маслом и накормили до отвала. Они ребята бесстрашные, от безнаказанности совсем тормозные колодки стерлись, по людям едут, как по булыжному проселку… Угораздил меня черт!..

И замолчал. Я походил по кабинету, потом спросил:

— Кто на тебя с ножом нападал? Ахмет? Егиазаров? Дрозденко?

— Ничего больше не скажу, никто на меня не нападал, — замотал головой Степанов.

— Почему? Ты ведь и так сказал мне много важного…

Он резко перебил:

— Вот и хватит… А больше ничего не скажу… Разговорился, потому что надуше накипело, сердце от злости прогоркло… Все, не буду больше ничего говорить…

— Смотри, тебе жить, — устало сказал я. — Между прочим, как ты думаешь: из-за чего я так с тобой ломаюсь? Посадить тебя крепче мечтаю? Может, полагаешь, мне за тебя медаль дадут?

— Не знаю! — сердито выкрикнул он. — И думать об этом не хочу! Может быть, вас повысят за это дело… или план квартальный у вас недовыполнен…

Я видел, как он напрягается, видно, хотелось нагрубить мне покруче, позлее.

— Зря ты так, — сказал я спокойно. — Я ведь помочь тебе хочу…

— Ага! Знаю! — сердито помотал Степанов головой. — Все вы мне помочь хотите! Нарасхват я стал по части помощи… Не залечите любовью своей до смерти!

— Да я тебя не лечу. Доктор не может лечить больного, который скрывает от него симптомы болезни…

— А я не больной, я здоровый, и нечего меня уговаривать…

— Я тебя не уговариваю и не сулю поблажек, просто объяснить хочу: если будет доказано, что они на тебя напали сами, реально угрожая огромным ножом, суд может усмотреть в твоих действиях необходимую самооборону… Попытка вырваться от них на машине не может рассматриваться в этом случае как умышленное убийство…

— Не ищу я себе снисхождений, — недоверчиво глядя на меня, упрямо сказал Степанов. — Сам виноват, сам теперь и отвечать буду…