тебя люблю, папочка.
— Спокойной ночи. Оставив ее дверь открытой, как она любила, я вошел в комнату Фелисити. Ее ночник светился в темноте, а она лежала под одеялом. — Устала? — спросил я, присев на кровать.
Она зевнула. — Да.
— Ты весело провела выходной?
— Да. Я люблю Фрэнни. Она такая милая.
— Да, она милая. Я вспомнил ее обиженное выражение лица, и у меня сжалось в груди. Что случится, если она решит, что больше не хочет работать няней у меня? Тогда девочки потеряют ее, и это будет полностью моя вина. Боже, я действительно все испортил.
— Она моя любимая няня. Она сказала, что ей тоже снились кошмары, когда она была в моем возрасте.
— Правда?
— Да. А потом кто-то рассказал ей, что некоторые камни помогают расслабиться и лучше спать. Она даже дала мне один, видишь? Она вытащила руку из-под одеяла и раскрыла кулак. На ее ладони лежал маленький, гладкий камень.
Я включил лампу на ее тумбочке и присмотрелся. Это был какой-то кристалл с прожилками фиолетового, зеленого и лавандового цветов. Идеальный подарок для Фелисити. — Это было мило с ее стороны.
Она закрыла кулак и снова засунула руку под одеяло. — Может ли она как-нибудь еще переночевать у нас?
— Ну… посмотрим. Я выключил лампу, наклонился и поцеловал ее в щеку. Спокойной ночи, Мэвис. Она хихикнула. — Спокойной ночи, папочка.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Дверь спальни Милли была закрыта, и я осторожно постучал.
— Входи, — сказала она.
Открыв дверь, я увидел, что она читает в постели при свете лампы на тумбочке. Я вошел и сел у ее ног. — Привет.
— Привет. Она не отрывала глаз от книги.
— Все в порядке?
— Думаю, да.
— Ты думаешь? Я взял у нее из рук книгу в мягкой обложке и закрыл ее. — Это звучит не очень убедительно.
— Папа, ты потерял место на котором я остановилась, — сказала она раздраженно.
— Я найду его снова. Скажи мне, что случилось.
— Ничего. Она играла с несколькими свободными нитками на своем одеяле.
— Я тебе не верю.
Она пожала плечами. — У меня болит живот.
Обеспокоенный, я положил ее книгу на тумбочку.
— Твой живот не беспокоил тебя уже несколько месяцев. Что-то случилось?
— Нет.
Я не поверил ей. Очевидно, что проблема была, но она не собиралась говорить мне, в чем она заключается. На мгновение я запаниковал, что это что-то связанное с половым созреванием, у меня закружилась голова, и я вспотел. Что, черт возьми, я собирался делать, когда начнутся все эти изменения? Боже, почему они не могут оставаться вечно маленьким? — Милли, ты… Мой голос надломился, и я прочистила горло. — Хочешь грелку? Адвил?
— Нет. Я в порядке, папа. Она повернулась на бок спиной ко мне.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Я наклонился, поцеловал ее голову и выключил лампу. Ее волосы тоже пахли сладко, но не детским шампунем. Больше фруктами. Как женские шампуни. Потом я еще минуту стоял и смотрел на нее, удивляясь, как пролетели года. Казалось, что только вчера…
— Папа?
— Да?
— Что ты делаешь?
— Смотрю на тебя. Думаю о том, что ты слишком быстро растешь.
— Перестань. Это странно.
Я засмеялся. — Извини. Я уже ухожу. Ты уверена, что не хочешь грелку?
— Уверена. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Я дошел до ее двери и обернулся. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Спустившись вниз, я почувствовал себя немного лучше, но не намного. Боли в животе Милли, как и кошмары Фелисити и боязнь монстров Уинифред, начались после отъезда их матери и обычно вспыхивали всякий раз, когда Карла говорила, что приедет в гости, хотя она редко это делала.
На кухне я подошел к телефону Милли, который был подключен к зарядке, взяла его и ввела пароль. У нас с ней было соглашение — я разрешал ей иметь телефон, а она разрешала мне иметь к нему доступ в любое время, чтобы убедиться, что она не сидит в социальных сетях и не переписывается с серийными убийцами. Время от времени я просматривал ее сообщения, но в основном это были длинные переписки, полные эмодзи, между ней и несколькими друзьями, и иногда сообщения от ее матери.
Когда я увидел, что Карла выходила на связь сегодня, боль в животе Милли обрела смысл.
Привет, дорогая, я просто хотела сказать тебе, как я рада тому что увижу тебя! Не забудь, ничего не рассказывай своим сестрам, чтобы это было сюрпризом! Я говорю тебе об этом только потому, что ты прислала мне сообщение, в котором написала, как сильно ты по мне скучаешь. Это было так мило с твоей стороны написать мне, но, услышав, что ты грустишь из-за меня, мне тоже стало грустно. После этого у меня несколько дней была мигрень. Я бы очень хотела быть там на показе мод матери и дочери, о котором ты говорила, но эта дата мне не подходит. Но зато я увижусь с тобой в пятницу, и мы так хорошо проведем время!
Я положил телефон, моя кровь кипела. Я специально попросил Карлу не рассказывать детям о ее визите, а она тут же за моей спиной начала переписываться с Милли. И как она смеет заставлять Милли чувствовать себя виноватой за то, что та сказала ей, матери, что скучает по ней! Задыхаясь, я метался по кухне. Мне хотелось ударить что-нибудь. Швырнуть что-нибудь. Разрушить что-нибудь. Открыв заднюю дверь, я я несколько раз вздохнул ледяного воздуха, чтобы успокоиться, но это почти не возымело эффекта. Затем я вошел в дом и выпил немного виски.
Через десять секунд я уже поднимался по лестнице по трое за раз, затем открыл дверь Милли.
— Милли? Ты еще не спишь, дорогая?
— Нет.
— Могу я с тобой поговорить? спросил я, борясь за самообладание.
— Можешь.
Я подошел к ее кровати и сел у ее ног. — Я видел сообщение от мамы на твоем телефоне. Это то, что тебя беспокоит?
Молчание. — Она сказала, что приедет в гости.
— Я знаю.
— Она действительно приедет на этот раз?
— Этого я не могу сказать.
Милли повернулась и посмотрела на меня. — Иногда я очень скучаю по ней и хочу, чтобы она была здесь. А иногда мне хочется, чтобы она просто держалась подальше.
Мое горло сжалось. — Это нормально, что ты так хочешь, дорогая. Все, что ты чувствуешь, это нормально.
— В школе проходит показ мод с матерью и дочерью, — грустно продолжила она.
— Я знаю. Для чего он?
— Это что-то вроде сбора средств. Я должна сама создать свои наряды. Все мои подруги