Ланнуа перекрестился». «Идем, – сказал он, – и будем надеяться только на Господа. Следуйте за мной и делайте как я!»
В это время король Франциск I ринулся в атаку во главе своих лучших воинов, он яростно сражался, но тут правитель Павии вывел из ворот города своих ветеранов, и французы оказались с двух сторон окружены неприятельскими силами. В этот переломный момент битвы Франциск, продолжая сражаться, узнал, что его родственник герцог Алансонский, принц крови, бежал вместе с арьергардом, которым командовал. Адмирал Бонниве, более всех ответственный за решение короля вывести армию на поле боя, в отчаянии бросился на испанцев. «Я не переживу этого ужасного разгрома!» – вскричал он. Он искал смерти и вскоре встретил ее. Бонниве пошел в атаку с поднятым забралом. «Ах, презренный! – вскричал Бурбон, узнав его. – Из-за тебя потерпели поражение и я, и все королевство!»
Вокруг короля остались одни мертвые да умирающие, но он по-прежнему бился без устали. У него были изранены лицо, руки и ноги, но это не смирило его боевой дух: своим тяжелым мечом он рубил направо и налево с такой силой, что никто не осмеливался к нему приблизиться. Его конь тоже был ранен, но благородное животное сражалось по-своему столь же отважно, как и его хозяин, нанося удары копытами всякому, кто пытался подобраться поближе, и кусая тех, кто оказался слишком близко. В конце концов конь упал, увлекая за собой всадника. Один из слуг и приспешников коннетабля де Бурбона, сеньор де Помперан, узнал короля и, размахивая мечом, расчистил себе дорогу сквозь толпу окруживших Франциска солдат; встав с ним рядом, он предложил ему сдаться коннетаблю, объяснив, что битва окончательно проиграна, и речь теперь идет о жизни самого французского короля. «Нет, – ответил Франциск I, – я предпочту умереть, нежели вверить себя изменнику! Где вице-король Неаполя?» Разыскали Ланнуа, который не принимал столь деятельного участия в битве, как король Франции. Приблизившись к Франциску, он опустился на колено и только потом принял меч, которым король так отважно сражался, и тут же вручил ему другой. Битва при Павии была проиграна, и Франциск I стал пленником императора Карла V.
Король Франциск I завоевал глубочайшее уважение и восхищение победителей своей смелостью, подобно королю Иоанну Доброму в битве при Пуатье. В тот момент испанские полководцы видели в побежденном только героя. У императора Карла V, по-видимому, было совсем иное мнение на сей счет.
Предание сохранило краткий, но красноречивый текст письма побежденного государя к матери: «Мадам, все потеряно, кроме чести». Таким образом, он успокоил свою мать, сообщив, что его жизнь, как и честь, спасена. Тем не менее все в королевстве были в глубоком отчаянии: стране, оставшейся без короля, угрожали войны и разорение. Некоторое время английский король Генрих VIII мечтал поделить Францию с императором и уже воображал, как возьмет в руки корону с лилиями, которую так много раз видели и так страстно желали заполучить английские монархи на протяжении двух веков. Но английский народ не так жаждал завоевать ее, как его государь; регентша Луиза Савойская[10] сумела заинтересовать кардинала Уолси[11] в установлении дружественных отношений между Францией и Англией. Тридцатого августа 1525 года был подписан мирный договор, в результате чего император Карл V остался один на один с королем Франциском I – венценосный тюремщик с коронованным узником.
Ланнуа опустился на колено и принял меч, которым отважно сражался Франциск
Король Франции не остался в Италии, несмотря на усилия герцога Бурбонского и итальянских полководцев, которые считали его своей добычей и желали держать при себе. В Пиццигеттоне пленнику передали требования императора, и они показались Франциску до того непомерными, что он вынул меч, намереваясь убить себя, и воскликнул: «Уж лучше для короля умереть так!» Карл V требовал, чтобы король Франции официально отказался от любых попыток завоевать Италию, чтобы он отказался от власти над графствами Фландрия и Артуа и уступил императору наследство Марии Бургундской, дочери Карла Смелого, – герцогство Бургундское со всеми вассальными землями; кроме того, чтобы герцог Бурбонский вступил во владение всей своей собственностью, помимо Прованса и Дофинэ, и создал на их территории независимое государство, а также чтобы австрийские долги Англии погасила Франция. Эти возмутительные условия оставались неизменными, когда король-узник был препровожден в Испанию.
Едва только король попал в плен, его мать и его сестра Маргарита, герцогиня Алансонская, задумали наладить более близкие отношения между ним и императором. Сердечная дружба короля Франциска и герцогини Маргариты – сына и дочери Луизы Савойской – была поистине трогательной, хотя порой из-за нее они не в состоянии были видеть ничего, кроме личной выгоды для своей «троицы», как они себя называли. «Обе мы умоляем вас, чтобы это письмо, адресованное вам, третьему, было принято с той же любовью, с какой его пишут ваши смиренные и во всем вам покорные мать и сестра. Луиза, Маргарита». Как только короля Франциска увезли в Испанию, он послал к императору маршала Монморанси, такого же пленника, как он, попросить охранное свидетельство для «мадам Маргариты Французской, единственной сестры короля, герцогини Алансонской и Беррийской», которую он избрал своей посредницей, уверенный, что ее стараниями переговоры завершатся не позднее чем через месяц и не будут тянуться бесконечно, в ущерб обеим странам. Одновременно король добивался личной встречи с императором.
Маргарита Алансонская и Луиза Савойская
Франция сделала императору множество различных предложений. Регентша Луиза Савойская, например, заявила, что сама готова приехать в Перпиньян, чтобы лично вести переговоры с императором, и даже намекнула, что поскольку ее зять герцог Алансонский умер, не перенеся своего позорного бегства с поля боя в Павии, то ее дочь, герцогиня Маргарита, охотно постаралась бы понравиться его императорскому величеству, если бы ей представилась такая возможность. Ни одно из двух предложений не произвело впечатления, однако в конце августа 1525 года императору сообщили, что его венценосный пленник тяжело заболел и скоро умрет, причем не столько от лихорадки, которая его мучила уже некоторое время, сколько от тоски и печали. На этот раз император решил, наконец, навестить побежденного, который столько раз тщетно добивался встречи. Когда он вошел в комнату, Франциск I сказал ему:
– Вы пришли навестить вашего умирающего пленника.
– Вы вовсе не мой пленник, но мой брат и друг, – ответил ему император. – Мое