На следующий день тамплиеры, свободные от службы на путях пилигримов, возобновили свои поиски в Конюшнях Соломона. Они протискивались через южный желоб — если только это действительно был желоб для стока воды. Желоб, который вел в западном направлении, оказался тупиковым и коротким. Но тот, в котором они находились, расширялся, становился выше и светлее и приводил опять же к расщелине в скале, похожей на окошечко в долину Иосафат.
В этом месте коридор, теперь уже высотой в человеческий рост, резко поворачивал на запад. Через двадцать шагов он снова расширялся. Но после землетрясения штольню загромождали кучи камней и осыпи. Здесь так же приходилось шаг за шагом расчищать мусор и ставить подпорки. Но как этот мусор выносить по узкому желобу?
— Нам нужны кожаные мешочки, — сказал Пьер, — ведь с корзинами мы сюда не пролезем!
Рыцари продолжали раскапывать штольню, настойчиво продвигаясь вперед. Только по воскресеньям они отдыхали от работы, которая становилась тем упорнее, чем ближе они были к концу коридора. Ибо здесь при свете высоко поднятых факелов они увидели нечто неожиданное: штольня расширялась высокой полукруглой комнатой. Задняя стена была выложена из огромных тесаных камней. На центральном из этих гигантских камней была высечена Звезда Давида, которая в мерцающем свете факелов казалась живой, она напоминала магический знак, предупреждение для тех, кто прежде сюда стремился.
Находились ли они в Святилище давно прошедших времен? Могла ли рука человека касаться этой святыни? Отчаявшись, рыцари выронили свои инструменты.
Господин де Пайен велел подождать неделю. Затем они решили взломать стену.
Они спустили в шахту чурбан, протащили его за собой на канате по коридору, подняли по лестнице и стали продвигать по желобу и так волочили до самой стены со Звездой Давида.
Они вплотную поставили его продольной стороной к стене, так что получилась опора для железных ломов, передние концы которых можно было вгонять под гигантские камни. Затем вставили концы ломов в щель под плитой со Звездой Давида и стали стучать по ним толстыми деревянными молотками, изготовленными Пьером, загоняя ломы внутрь. Они работали, тяжело дыша, и их дыхание гулко отражалось от стен.
Затем Пьер закричал: «Нажимайте!» — и изо всей силы они надавили на ломы. Кровь хлынула к их ушам; мокрые от пота тела сверкали в рубиновом свете факелов. Камень не двигался с места. — Давайте споем!
Господин де Сент-Омер затянул песню, и в этом ритме они стали нажимать на ломы. Глыба неожиданно слегка приподнялась и сдвинулась с места.
— Давайте соорудим какую-нибудь наклонную плоскость, чтобы глыба могла по ней сползти, как только, мы вынем ее из стены.
С огромным напряжением они приволокли четырехугольные куски дерева, доски и колеса и построили наклонную плоскость, подняв ее до самой глыбы. Так как при этом они не могли сдвинуть глыбу, то стали нагромождать у ее подножия кучи земли, которые из зала с колоннами спускали в корзинах снова через шахту, затем насыпали в кожаные мешочки и тянули по желобу. И опять они принялись орудовать ломами, и господин де Сент-Омер затянул песню. Но вскоре их пение превратилось в хриплые стоны. Железо горело в руках, ломы гнулись. Дюйм за дюймом гигантский камень начал сдвигаться.
— Осторожно! — закричал Пьер. Камень перевернулся, тяжело заскользил по наклонной плоскости и с силой врезался в кучу осыпи. Люди отскочили в сторону. Песчаная пыль забивалась в глаза, носы и рты. Факелы погасли. Кашляя, тамплиеры побежали назад к расщелине в скале.
— На сегодня достаточно, — сказал господин д’Альдемар. Но господин де Мондидье, ни слова не говоря, повернулся и пошел назад. Его нетерпение не могло допустить того, что камень из стены вынули, а дальше не заглянули. Но он то ли споткнулся, то ли после тяжелой работы у него закружилась голова — он упал, растянувшись во весь рост, и больше не мог встать.
Остальные молча смотрели на него, и каждый ощущал какое-то необычное беспокойство. Спустя мгновение они помогли ему подняться и отряхнули.
Но господин де Мондидье не мог ступать левой ногой. Обратный путь до шахты он проделал на коленях, издавая непрерывные стоны. Там господина де Мондидье привязали к канату, и с помощью лебедки вытащили наверх. У него оказалась сломана нога в верхней части щиколотки.
Теперь никто не смотрел на стену, из которой удалось вынуть такую гигантскую глыбу. Но каждый унес с собой смутное чувство страха.
Пьер шел домой, предвкушая, как обычно, встречу с Сюзанной и детьми. Но внезапно он остановился. Что же находилось за этой стеной? Он хотел и должен был это знать. А разве любопытство каменотеса чем-нибудь отличалось от любопытства рыцарей-монахов? Пьер ненадолго задумался о странном падении господина де Мондидье. Но тут же отбросил эту мысль.
Он повернул назад и направился к дому тамплиеров. Ворота ему открыл конюх. Где Эсташ? Не найдя Эсташа, Пьер поспешил домой. Он взял факел с подставки, понес его к колодцу и спустился по лестнице в Конюшни Соломона.
С учащенным сердцебиением он пробрался в шахту, прошел по коридору, согнувшись, и начал подниматься по каменной лестнице. Взглянув в окошечко в скале, он увидел, что наступили сумерки. Держа факел перед собой, Пьер полез по желобу и свернул по западному его ответвлению. Тяжело дыша, он встал у стены. У подножия наклонной плоскости лежал камень со Звездой Давида, крепко застряв в осыпи. Дыра, проделанная в стене, была очень большая. Пьер лег на живот у ее края и протянул факел далеко вперед. Света факела хватило на то, чтобы рассмотреть квадратную комнату.
В этой комнате не просматривалось двери ни в одной из четырех стен. Свод в ней был цилиндрический, но и он не имел ни лаза, ни входа, ни даже маленького круглого отверстия, какие бывают в тюрьмах. На полу ни костей, ни цепей. Только осыпь. За все время, пока Пьер работал каменотесом, ему еще не приходилось видеть комнату, в которую невозможно войти. Но на Востоке — сказал себе Пьер — все не так, как он привык.
Он убрал факел из дыры и пополз назад. Качая головой, он поспешил домой. На следующий день была суббота, и Сюзанна хотела пойти на большой базар в христианский квартал. Арнольд обычно гордо шествовал впереди, неся корзину с покупками на голове, а малышей Сюзанна вела за руку. Как прекрасно иметь жену и детей, и Пьер слегка улыбнулся, ему снова вспомнилась фраза господина де Пайена: «Я надеюсь, тебе не придется сожалеть о том, что ты взял их с собой». До сих пор сожалеть ему не приходилось.
На следующий день в Иерусалим приехал граф Шампанский, друг аббата из Клерво. Арнольд сидел на пороге дома и наблюдал за людьми и вьючными животными, которые шли на рынок в христианской части города. У иерусалимских мусульман большой базар был только в воскресенье. Сквозь крики, раздававшиеся со всех сторон, послышался клич герольда: