Господин де Пайен прикусил губу. Спустя мгновение он ответил:
— Позвольте мне, достопочтенный отец, высказать мнение, противоположное вашему: ведь вы считаете, что у нас нет обязанностей перед королем, но есть обязанности только перед вами. Как вам известно, на нас возложена двойная задача: с одной стороны, монашеский долг, скрепленный нашим обетом, с другой же стороны, светский долг перед нашим королем. Поскольку, однако, вы также занимаетесь защитой нашего королевства, было бы, вероятно, справедливым, если бы вы попросили короля предоставить нам отпуск. Может случиться и так, что наши руки, держащие мечи, в эту пору понадобятся для политических дел. Если король примет решение дать нам отпуск, тогда, разумеется, мы будем вас сопровождать.
Патриарх нахмурил брови.
— Смотрите-ка! — закричал он, — вот ведь что придумали! Ладно! Не забывайте только, что я могу вам попросту приказать, ведь когда вы давали мне монашеские обеты, то клялись и в послушании.
— Да, достопочтенный отец, и этого мы будем придерживаться. Позвольте мне, однако, указать на то, что в наших обетах речь идет о вещах, необходимых для Церкви, и о вопросах монашеской дисциплины.
— А разве, — спросил патриарх, выпрямившись, — инспекционная поездка патриарха не является необходимой для Церкви?
— Прошу прощения, — вынужден был уступить господин де Пайен.
Затем патриарх с неприветливым видом отпустил его.
Король пошел навстречу патриарху, и поэтому в последние дни августа тамплиерам поневоле пришлось прийти во дворец достопочтеннейшего, чтобы сопровождать в поездке его и двоих епископов. Впереди ехал герольд, одетый в цвета патриаршей хоругви, за ним следовал обыкновенный священник с крестом. И далее — господа, ибо патриарх отказался путешествовать в паланкине. Верхом на коне он выглядел великолепно. Это был высокий, еще не старый человек с гордой осанкой и темными, пылающими глазами. Драгоценный крест у него на груди сверкал ярче кольца на руке, а шпоры были из золота.
Всадники выехали из города через Дамасские ворота. Они рассчитывали двигаться по старой военной дороге на север. В горах, правда, было мало воды, но по ночам страшная жара ослабевала, и свежий ветерок давал новые силы и всадникам, и коням. Тамплиерам эта местность была уже знакома: в Наблусе дорога делала изгиб к западу, пока в Самарии вновь не поворачивала на север, спускаясь на плодородную равнину Иезреель, которую нужно было пересечь, направляясь в расположенный над ней Назарет. На этот раз, однако, по этой долине поехали к северо-западу, и к вечеру второго дня пути всадники въехали в портовый город Хайфу. В лучах заходящего солнца вся бухта была окрашена в красный цвет так, что непокорная крепость Аккон на ее северном мысу казалась объятой пламенем.
На следующее утро патриарх и сопровождавшие его рыцари уже за Хайфой очутились в непроходимой толчее среди караванов, и пришлось оставить всякую надежду на быструю поездку. Тысячи верблюдов устремлялись к перевалочному пункту Аккон: купцы, чьи корабли стояли там в гавани, устроили рынок зерна.
Еще накануне хозяин гостиницы в Хайфе предупреждал:
— Вы должны вернуться, святой отец, и продолжать ехать по верхней дороге в горах.
Но патриарх в ответ презрительно махнул рукой. Он велел герольду прокладывать дорогу среди верблюдов, целые вереницы которых всегда были связаны одной веревкой. Но звон, колокольчиков и крики погонщиков заглушали возгласы герольда и звуки его рога; а равнодушия погонщиков ничем невозможно было нарушить. Поэтому по городу отряд, сопровождавший патриарха, двигался ничуть не быстрее караванов, идущих мелкой рысью.
Еще хуже сложились дела, едва всадники выехали из города. Когда они наконец оказались на прибрежной дороге, ведущей к северу, был уже поздний вечер. Гнев господина де Мондидье из-за упрямого поведения патриарха достиг точки кипения, когда господин де Пайен подъехал к нему и сказал:
— Дорогой брат, это превосходная возможность для нас воспитать смирение, без которого ничего хорошего не выйдет. Я уверен, что вы тоже вспомните об этой монашеской добродетели.
Господин де Мондидье многозначительно вздохнул. Кто знает, что еще может случиться в этой поездке, пока рыцари не вернутся домой! И кто знает, когда это* произойдет!
В своих сомнениях господин де Мондидье был действительно прав. Вместе с правителем города путешественники осмотрели городской порт, из которого в Европу отправляли тонкое полотно и стекло, а также школу, где изучали движение звезд и ночное ориентирование кораблей. С незапамятных времен жители города Сидона были мореплавателями; и патриарх получил предсказание, согласно которому он не мог продолжать поездку, пока не посетит могилы своих далеких предков-мореплавателей, расположенные в скалах. Там, в пещерах, он простудился. На следующее утро у патриарха начался сильный жар, и поездку пришлось прервать.
Прошла зима, и, когда тамплиеры вернулись к себе домой в Иерусалим, наступил день четвертой годовщины их приезда на Восток. Что касается патриарха, то он в Сидоне слишком рано встал на ноги после болезни, и в Антиохии, в доме тамошнего патриарха, с ним случился новый тяжелый приступ.
Начался сезон дождей с мелким градом и снегом. При таких обстоятельствах нечего было и думать о продолжении поездки в сторону Эдессы, равно как и о возвращении.
Дома тамплиеры проводили время в молитвах и трудах. Но в шахте, расположенной под Конюшнями Соломона, происходили иные события: на следующий день после прибытия тамплиеров Пьер спустился туда один и стал медленно исследовать пещеру. Ему не давало покоя то, что факел в прошлый раз погас у выхода из пещеры. Последние месяцы он снова и снова думал об этом: почему у входа в пещеру факелы горели ярко, но внезапно погасли, оказавшись в конце туннеля?
Теперь, попробовав осветить этот туннель еще раз, Пьер заметил, что факелы начинали мерцать и потрескивать, когда он держал их примерно за тридцать шагов до конца туннеля, у правой стены пещеры. Здесь был сквозняк. Осторожно он исследовал стену. Она выглядела так, словно была сооружена из каких-то искривленных камней. Осветив своим факелом ее поверхность, Пьер обнаружил, что за искривленную стену он принял скальную плиту неправильной формы, которая была пригнана к стене. Она неплотно примыкала к другим камням, и сквозь эти щели проходил воздух. Пьер глубоко дышал. Грудная клетка казалась ему слишком узкой. Может быть, он наткнулся на проход, и за этой глыбой таится как раз то, что ищут тамплиеры? Почему сердце его билось так громко?