Читать интересную книгу Снежный перевал - Фарман Керимзаде

От непривычно громкого пения у него запершило в горле. Ашуг сел, положил, рядом саз, прикрыл рукой рот, стараясь задержать начавшийся приступ кашля.

— Выведите его во двор! А то умрет! Поглядите на нашего соловья! Только раскрыл рот...

Двое подхватили его под руки. Выволокли во двор. Саз остался лежать на полу. Его задели ногой, и струны издали жалобный стон.

И тут произошло неожиданное. Кто-то ворвался в комнату, поднял саз и бросился к Гамло. Не сознавая происходящего, Гамло выхватил пистолет и в ту же минуту узнал Кербалая. Кербалай размахнулся, но не попал, — его ближайший сообщник успел увернуться, конус саза разлетелся на равные, как дольки дыни, куски.

Кербалай стоял, держа в руке то, что осталось от саза, и, казалось, готов был перебить всех сидящих в комнате.

— Что случилось, хозяин? — растерянно спросил Гамло.

— Негодяй, разве ты не знаешь, что сейчас траур?

«Да что он, с ума сошел?» — подумал Гамло. Махаррам был летом. Гамло, поминая убитых имамов, рассек кинжалом себе лоб. Рана оказалась глубокой и иногда, когда мороз крепчал, напоминала о себе.

— Так ты держишь траур по нашим святым?!

— Ты имеешь в виду имама Гусейна и имама Гасана?

Кербалай не удостоил Гамло ответа, махнул рукой и так же стремительно, как появился, покинул комнату...

Мираса вошла во двор. В большой черной шали она совершенно сливалась с ночью. Она спросила одного из тех, кто вывел Худагулу во двор:

— Кербалай здесь?

— Нет, только Гамло.

Она хотела уйти, но любопытство взяло верх, и Мираса толкнула дверь. Внутри все пропахло дымом и копотью. Слышались разгоряченные голоса.

«Нет его здесь, — подумала она. В сердцах выругала Кербалай Исмаила. — Было время, не ел из одной тарелки с беками, боясь запачкать усы. А теперь водится с бандитами. Будто сборище чертей! И моего сына впутали в это. Чем все это кончится, боже?!»

Мираса повернула к дому Кербалай Исмаила. Здесь тоже горела лампа, но копоти не было. В тихой и теплой комнате сидел Кербалай, бессмысленно уставившись в одну точку.

— Послушай, Магеррам уехал.

— Куда? — встрепенувшись, спросил Кербалай.

— Я не знаю. Только сказал: «Я ухожу, не ждите меня». Что делать, Кербалай?

— Ты хоть видела, куда он направился?

— Насколько я поняла, в Котуз.

— Иди домой, Мираса. Я разыщу его.

— Умоляю тебя, Кербалай, только не посылай за ним Гамло. Они давно не ладят. Может случиться беда.

— Не беспокойся, я пошлю Вели...

***

Талыбов стремительно поднялся по лестнице. Когда он оказался в знакомом кабинете Шабанзаде, снежинки на нем уже растаяли. Он снял папаху, и Шабанзаде увидел седину на его гладко зачесанных назад волосах. Когда он только появился здесь, седины у него, насколько помнилось секретарю, не было.

«Результат пережитого страха. Оттого и поседел внезапно, как приговоренный к казни».

— Вы вызывали? Что-нибудь новое? — отрывисто спросил он.

Шабанзаде не ответил, лишь показал взглядом на смежную с кабинетом комнату, где он жил. Талыбов понял, что там кто-то есть. Может, даже прибыл из города. Ведь он говорил по телефону с центром. Доложил обстановку, мол, парламентеры ничего не добились. Его выслушали, сказали, чтобы он ждал дальнейших указаний. А вслед за этим пришла телеграмма:

«Мобилизуйте местных коммунистов. Назначьте командиром отряда начальника управления милиции. На подготовку дается два дня. В течение недели кулацкий бунт должен быть подавлен».

Талыбов подумал, что за стеной находится человек, направленный для руководства операцией. Отдыхает с дороги в комнате Шабанзаде. Но, пройдя в комнату, он понял, что ошибся. На кровати лежал, натянув по горло одеяло, желтобородый человек с черными кругами под глазами. Весь его облик выдавал бесконечную усталость.

— Кто это?

— Попробуйте догадаться!

— Не обессудьте, похож на грабителя с большой дороги. В Карабагларе я их навидался.

— Это Иман! Председатель Карабагларского сельсовета, — шепотом, боясь разбудить спящего, сказал Шабанзаде.

Талыбов удивленно посмотрел на Имана, затем перевел взгляд на ружье, прислоненное к углу.

— Как ему удалось бежать? Где он достал ружье?

Иман добрался до укома поздней ночью, часовой не хотел пускать его. Шабанзаде проснулся и, узнав голос Имана, спустился вниз.

— Ему очень повезло. Двое суток был в пути: Днем прятался, шел по ночам. Говорит, что Абасгулубек и Халил убиты.

Талыбов присел у печки, стал греть над огнем руки.

— Может быть. Я слышал выстрелы. — Он помолчал, затем спросил: — Можно ли считать это официальной, версией? Иман — человек проверенный?

— Если и в нем сомневаться... Не станет он врать!..

— Я спрашиваю потому, что если то, что говорит Иман, правда... — Он покосился на спящего и, взяв Шабанзаде под руку, перешел в кабинет. — Прошу меня верно понять, товарищ секретарь. Мы всюду заявляем: «Мы ликвидировали кулачество как класс». А я вижу, что здесь ничего не ликвидировано. Там, где проявляется мягкость, слабеет классовая борьба, притупляется классовое чутье. Борьбу следует вести невзирая на лица. Надо бороться с каждым, кто изменил нашим идеалам,

Шабанзаде промолчал.

«Удивительный все же человек этот Талыбов. Вот если он узнает о моем родстве с Гамло... И главное, им движет не личная выгода...»

— Следует ускорить операцию. Мы и правда проявляем медлительность.

— Где те списки? Мы же говорили о мобилизации...

Шабанзаде открыл сейф, выложил на стол бумаги.

Талыбов надел очки.

— Все верные люди? — спросил он, просматривая списки.

— Это наши коммунисты.

— Кто будет командовать ими?

— Начальник милиции, как сказано в телеграмме. Бывший красногвардеец Исмаил Керимов. Здесь у нас его все зовут Шихалиоглу...

— Вы всех хвалите. Всем поете дифирамбы...

— И все достойны похвал, — ответил Шабанзаде.

Дверь осторожно отворилась, и в комнату вошел милиционер с перекинутым через руку костюмом. Шабанзаде дал ему знак пройти в соседнюю комнату. Час назад он звонил в милицию и просил подыскать для Имана какую-нибудь одежду.

— Пригласите Исмаила Керимова, надо поговорить с ним.

Чуть выше села Дейнез до сих пор стоят развалины старой мельницы. За мельницей, в зарослях ежевики, проглядываются стены разрушенного дома. Здесь, у подножия скал, жили в свое время сыновья знаменитого беглеца — гачага-Керима и его смелой жены Шахпери.

Керим был жителем села Веди. Гачагом он стал, освободив двоюродного брата, заточенного в Эриванскую крепость, и собрав отряд из тех, кто обрел вместе с его братом свободу. О его храбрости, бесстрашии и силе ходили легенды. Это о нем говорили, что стоит Кериму махнуть рукой — поднимется ветер, топнуть ногой — прогремит гром.

Рождения на свет сыновей Керима тоже напоминали легенду. Шахпери родила шестерых, но детей в отряде растить конечно же не было возможности, и она оставляла их у верных людей. Сыновья выросли, встали на ноги, но жилось им трудно, люди боялись брать в работники сыновей гачага. Вот тогда-то они и построили рядом с селом Дейнез мельницу и дом, расширили тропинки, ведущие к селу, проложили мост через речку. В последние годы на мельнице оставался лишь Шихали — младший сын Шахпери. Когда скончался и он, его дети перебрались в Веди, к своей бабушке. Из ребят наиболее смышленным и трудолюбивым оказался Исмаил; он батрачил у богатеев, растил хлеб, пас скот. Старший брат, Мамедали, был ашугом. Все лето и осень он вместе с женой обходил села, играя на свадьбах, а зимой возвращался домой, как правило, без единой копейки за душой. Все заботы по содержанию семьи целиком падали на плечи Исмаила.

«Только Исмаил пошел в отца», — говорили односельчане. Может, оттого, когда он стал старше, его начали называть Шихалиоглу.

В смутные дни восемнадцатого года он одним из первых вступил в отряд Абасгулубека и прошел вместе с ним весь трудный и сложный поход «Красного табора».

В отряде его ценили за смелость и исполнительность, за то, что любое порученное дело он исполнял без суеты и надежно.

Позже в отношениях между ним и Абасгулубеком словно пробежала кошка, и еще долго потом он таил обиду, стремясь, чтобы их дороги не пересекались.

Каждый раз, когда при нем заводили разговор об Абасгулубеке, под начальством которого он сражался в рядах «Красного табора», Шихалиоглу принимал отсутствующий вид.

Друзья пытались узнать о причине размолвки, но всякий раз наталкивались на молчание Шихалиоглу.

— Видишь те скалы? Жители называют это место «гумлаг» — песчаник. Отряды дашнаков находились вот там, на склоне Агдага. Дети до сих пор находят гильзы. Здесь держал оборону Абасгулубек, — рассказывал Шихалиоглу, пропуская вперед Шабанзаде, который тоже вел коня на поводу. За скалами начиналась равнина, лежащая под толстым слоем снега. Только у холмов снег редел, над почерневшей землей поднимался пар. В ущелье били подземные ключи, над ними тоже поднимался пар.