Галатин придумывал, какой бы вопрос задать Любезкину о чем-нибудь компьютерном, айтишников ведь хлебом не корми, дай возможность показать свою компетентность, но Паша сам повернулся к Ивану и Галатину, сидевшим на краю дивана, и сообщил как бы между прочим:
— А у меня, Вань, супруга померла. Две недели назад. Я об этом не говорил никому, не писал, дело личное.
— Ох ты ж… От вируса?
— Онкология. Мы с ней давно расстались, а все равно ближе никого не было. Это понятно — дочь общая. Успела ее замуж выдать, и ага. Будто нарочно терпела, а потом за месяц…
— Ты прости, Паша, она у тебя какая была по счету?
— Первая.
— У Паши семь жен было, — сказал Иван Галатину, гордясь достижениями товарища.
— Неофициальных, — уточнил Паша. — Официальная была только первая. Могу рассказать, если интересно. Заодно чайку выпью. Полгода ни с кем чая не пил и вживую нормально не общался, с клиентами только онлайн или через дверь. И сам боюсь, и за них боюсь. Вас не угощаю, а то подцепите что-нибудь через посуду. Нет, вряд ли у меня вирус, но… Не против?
Иван посмотрел на Галатина.
— Не против, — сказал Галатин.
Паша ушел и вскоре вернулся с кружкой чая. Он сел подальше от Ивана и Галатина, в кресло за диваном. Поставил кружку на деревянную планку диванной боковины и закурил, пуская дым в потолок.
— Все не бросишь, — укорил Иван.
— Вот докурю и брошу.
Докурив, Паша вмял окурок в пепельницу и поставил ее на пол.
Отхлебнул чаю и сказал:
— Первый раз я женился рано и по любви. Но быстро понял, что ее-то я люблю, а быть семейным человеком не очень умею. В чем ей честно и признался. Она огорчилась, но расстались мирно. Как раз в это время я занялся увлекся компьютерными делами. Устроился в маленькую фирму к Володе Борисову, не знал его? — спросил Паша Ивана.
— Нет.
— Ну, неважно. А был я тогда молодой и красивый, как и сейчас, но лучше. И в меня влюбилась одна новая русская бизнесменка, лет на десять постарше, энергичная, яркая, страстная. Может, лучшая женщина в моей жизни. Стали мы жить вместе, она была фактически моей второй женой.
И Паша отхлебнул чаю во второй раз.
— Живем, все хорошо, хотя слегка неудобно, потому что она меня всем обеспечивает, а я зарабатываю только на карманные расходы. И тут Борисов прогорает, я остаюсь без работы и своей Людмиле, Людмилой ее звали, говорю: ты как хочешь, но быть альфонсом не могу, прости и прощай. Плакала, уговаривала, предлагала к ней на работу пойти, но работать под женой — извините. Ушел. Через пару месяцев устраиваюсь в инвалидскую контору к Саше Мураховскому, знал такого? — спросил Паша Ивана.
— Нет.
— Ну, неважно. Гениальный человек, художник, поэт, но болел болезнью Бехтерева. Не сдавался, организовал фирму, через которую делались большие дела, а я ему обеспечиваю все, что связано с компьютерами, софт обновляю, железо починяю и так далее. Там я встретил девушку Нору. Одной ноги у нее не было, на протезе ходила, но ходила так, что не сразу поймешь, что одноногая. При этом фантастической красоты девушка. Я тогда зарабатывал хорошо, был с Сашей в небольшой доле, взял у него немного взаймы, купил квартирку не где-нибудь, а у городского парка, мы там поселились с Норой, стала она моей третьей женой.
И Паша отхлебнул чаю в третий раз.
— Нора была лучшей женщиной в моей жизни, так бы я с ней навсегда и остался, но тут Саша умирает. Приступ язвы у него был, увезли на скорой в больницу, лечили от язвы, там он получил воспаление легких, а умер, как потом сказали, от сердечной недостаточности. Так оно у нас и бывает: лечат от одного, болеешь другим, а помираешь от третьего. Фирма разваливается, с меня требуют долг, который я Саше не вернул, в счет долга отнимают квартиру, мы пытаемся жить у родителей Норы, поскольку моя мама с отчимом и моей сестрой в двушечке ютятся, я быстро понимаю, что с родителями Норы не уживусь, учитывая, что они меня в глаза называют тунеядцем, пришлось расстаться. Жить абсолютно не на что, отчим предлагает поехать к его брату в село, село пригородное, был совхоз, стала агрофирма, делами там ворочал интересный мужик, фамилия, не поверите, Борман, не слышали о таком? — спросил Паша Ивана и Галатина.
— Нет, — сказал Иван.
— Смутно, — сказал Галатин.
— Ну, неважно. Наверно, потомок поволжских немцев, их всех еще до войны выселили, а его предки как-то зацепились. Амбициозный человек, радио свое у него там было, ведущего нанял, интернет провел по селу, интернет-сообщество местное создали, но ведущий уволился, вот мой отчим и порекомендовал меня Борману через брата — вести передачи, быть модератором сообщества, все чинить и налаживать.
— Это в какие же годы было? — спросил Иван.
— В нулевые уже. Через пару месяцев я там — первый парень на деревне, всем нужен, всем интересен, снимал комнату у бабушки Зины, а у бабушки Зины внучка Эльвира, двадцать лет, красоты необыкновенной, она и стала моей, как вы догадываетесь, четвертой женой.
И Паша отхлебнул чаю в четвертый раз.
— Все отлично, но тут возвращается некто Рома, который отбыл срок за злостное хулиганство, и предъявляет Эльвире претензию, что она его не дождалась. Эльвира удивлена до крайности и напоминает Роме, что ждать его не обещала и не собиралась. Рома кричит, что тем хуже для нее, и начинает меня бить. Ее ругает, меня бьет. А был он не один, было их трое, и я оказался в больнице. Залег надолго, Эльвира приезжала, потом перестала, потом узнаю, что она вышла замуж за Бормана, а Рома куда-то исчез. Что там было конкретно, не знаю, не интересовался. Обижен был, если честно, на Эльвиру, впал в депрессию, но спасла Ольга, врач от бога, психолог от природы, разведенная, с сыном, забрала меня к себе и стала моей пятой женой.
И Паша отхлебнул чаю в пятый раз.
— Мы зажили настоящей семьей, ее сын Артем меня обожал, а Олечка была…
— Лучшей женщиной в твоей жизни? — улыбнулся Иван.
— Вот ты смеешься, — упрекнул Любезкин, — а я потому так говорю, что на момент, когда я с ней жил, она мне и правда казалась лучше всех. Честолюбие во мне пробудила. Хватит, говорит, Паша, работать на других, заведи свое дело, у меня отец в банке работает, он тебе на бизнес-проект ссуду оформит. Я беру ссуду и открываю свою фирмочку. Комнатку снял, второй этаж