Перед смертью почти неосознанно человек, проживший эгоистическую жизнь, может совершить благородный, нравственный поступок, смысл которого до него доходит непосредственно перед кончиной. В рассказе «Хозяин и работник», после страха замерзнуть и видя перед собой умирающего от холода мужика Никиту, Василий Андреич, хозяин, увидел в Никите человека. Не рассуждая о своем поступке, повинуясь какому-то идущему изнутри импульсу, хозяин лег на работника, согревая его своим теплом. «Василий Андреич лежал так ничком, упершись головой в лубок передка, и теперь уже не слышал ни движения лошади, ни свиста бури, а только прислушивался к дыханию Никиты. Никита сначала долго лежал неподвижно, потом громко вздохнул и пошевелился.
– А вот то-то, а ты говорить — помираешь. Лежи, грейся, мы вот как, — начал было Василий Андреич.
Но дальше он, к своему великому удивлению, не мог говорить, потому что слезы ему выступили на глаза и нижняя челюсть быстро запрыгала. Он перестал говорить и только глотал то, что подступало ему к горлу. «Настращался я, видно, ослаб вовсе», — подумал он на себя. Но слабость эта его не только не была ему неприятна, но доставляла ему какую-то особенную, не испытанную еще никогда радость.
Василий Андреич заснул, и во сне ему открылось то, что он лежит на постели и все не может встать, и все ждет, и ожидание это и жутко и радостно. И вдруг радость совершается: приходит тот, кого он ждал… Он пришел и зовет его, и этот, тот, кто зовет его, тот самый, который кликнул его и велел ему лечь на Никиту. И Василий Андреич рад, что этот кто-то пришел за ним. «Иду!» — кричит он радостно, и этот крик будит его. И он просыпается, но просыпается совсем уже не тем, каким он заснул. Он хочет встать — и не может, хочет двинуть рукой — не может, ногой — тоже не может. Хочет повернуть головой – и того не может. И он удивляется; но нисколько не огорчается этим. Он понимает, что это смерть, и нисколько не огорчается и этим. И он вспоминает, что Никита лежит под ним и что он угрелся и жив, и ему кажется, что он — Никита, а Никита — он, и что жизнь его не в нем самом, а в Никите. Он напрягает слух и слышит дыханье, даже слабый храп Никиты. «Жив, Никита, значит, жив и я», — с торжеством говорит он себе.
И он вспоминает про деньги, про лавку, дом, покупки, продажи и миллионы Мироновых; ему трудно понять, зачем этот человек, которого звали Василием Брехуновым, занимался всем тем, чем он занимался. «Что ж, ведь он не знал, в чем дело, — думает он про Василья Брехунова. — Не знал, так теперь знаю. Теперь уж без ошибки. Теперь знаю». И опять слышит он зов того, кто уже окликал его. «Иду, иду!» — радостно, умиленно говорит все существо его. И он чувствует, что он свободен и ничто уж больше не держит его.
– Что было символом смерти для Анны Карениной?
– Страшный мужик, который снился и Анне, и Вронскому, и который появился наяву перед самоубийством Анны. Символом возрождения и вечной жизни приходит к Анне образ зажженной свечи, который она видит перед тем, как умереть.
– Страшный мужик и образ смерти – это понятно. А могут ли мелочи приобретать особую значимость и особый смысл?
– Могут. Например, тяжелая болезнь матери Николеньки Иртеньева выбила его из привычной колеи. Он был в сильном горе в эту минуту, но невольно замечал все мелочи. В комнате было почти темно, жарко и пахло вместе мятой, одеколоном, ромашкой и гофманскими каплями. Запах этот так поразил его, что, не только когда позже он чувствовал его, но когда лишь вспоминал о нем, воображение мгновенно переносило его в эту мрачную, душную комнату и воспроизводило все мельчайшие подробности ужасной минуты.
– Свет, в принципе, любой, является символом бессмертия. Оленин – герой повести «Казаки», видя ослепительный свет, испытывал состояние интенсивного осознавания?
– Да, испытывал.
Он думал: «Отчего я счастлив и зачем я жил прежде? Как я был требователен для себя, как придумывал и ничего не сделал себя, кроме стыда и горя! А вот как мне ничего не нужно для счастья!» И вдруг ему как будто открылся новый свет. «Счастье — вот что, — сказал он себе, — счастье в том, чтобы жить для других. И это ясно. В человека вложена потребность счастья; стало быть, она законна. Удовлетворяя ее эгоистически, то есть, отыскивая для себя богатства, славы, удобств жизни, любви, может случиться, что обстоятельства сложатся, что невозможно будет удовлетворить этим желаниям. Следовательно, эти желания незаконны, а не потребность счастья незаконна. Какие же желания всегда могут быть удовлетворены, несмотря на внешние условия? Какие? Любовь, самоотвержение!»
– Норма в поведении ваших героев часто граничила с патологией. Убийца жены Позднышев находился на грани или шагнул за нее?
– На грани.
– Говорят, что, не обдумывая, можно делать только глупости. Однако иногда люди совершают неосознанные, но верные поступки. Почему?
– Им самим неведомо.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьянович, — сказал Ростов, ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, — сказал ротмистр, — а, в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и они, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее.
– Ростов как будто аккумулировал знание группы. А отдельный человек может «поймать» такое знание?
– Бывает. Например, Михайлов чувствовал, куда именно упадет бомба.
– Мой дед, который прошел Великую Отечественную войну без единого ранения, только к концу войны понял, что заставляло его уходить из опасной зоны при обстреле и спасать своих однополчан. Когда снаряд летит, он свистит. Если свист на мгновение прекратился, значит, он упадет именно туда, где находится солдат, переставший слышать этот свист. Есть несколько секунд, чтобы метнуться в укрытие.
– Михайлов видел, как светлая точка бомбы, казалось, остановилась на своем зените – в том положении, когда решительно нельзя определить ее направления. Но это продолжалось только мгновение: бомба быстрее и быстрее, ближе и ближе, так что уже видны были искры трубки и слышно роковое посвистывание, опускалась прямо в середину батальона.
– Ваши герои очень тонко чувствуют ситуацию и на интуитивном уровне способны даже к предсказанию.
– Это могут все, но в разной степени. Наташа Ростова была к этому способна. Она сказала брату, что тот не женится на Соне. Наташа не могла объяснить, почему она так думает: «Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься».
– Способность к предчувствию рано развилась у Наташи, а потом составило главное достоинство ее как жены – опережать желания мужа?
– Это можно было увидеть уже в первых ее танцах, особенно таких сложных, как мазурка. Например, во время танца Денисов неслышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них. Но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левою ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа чутьем угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему.
– Можно ли считать молитву измененным состоянием сознания?
– Смотря как молиться. Например, Наташа Ростова, когда молилась за воинство, вспоминала брата и Денисова. Когда молилась за плавающих и путешествующих, она вспоминала князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы Бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молилась за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молилась о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла. И хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать о князе Андрее, и об Анатоле, как о людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к Богу.