жизнь твою жалкую только из-за супруги своей сохраню. А еще раз увижу — убью. Понял меня, кузнец?
— Веста… — прошептал Редрик, перед тем как во тьму уйти.
«Веста, Веста, Веста»… — охотно подхватил горный ветер.
* * *
Тряхнул хозяин вулкана головой, прогоняя видение. Отчего он это вспомнил?..
Ах да…
Та, другая, тоже поначалу здоровой да веселой казалась, а потом… Зажмурился, прогоняя оттиснутую в памяти страшную картину — яблоневые деревья, алый, будто кровь, закат и белое, как молоко, лицо его любимой. Бездвижные ресницы полукружьями на запавших щеках лежат, косы горный ветер треплет, губы приоткрыты…
То же и Лиссу ждет.
Выходит, лучше ей было в Изначальном Огне сгинуть.
* * *
Осмотрелась, увидела шкаф, достала оттуда плащ с капюшоном. Ровно в таком хозяин вулкана стоял передо мной. И хотя для меня одеяние длинновато оказалось, капюшон лицо хорошо скрывал. В чем и был прав мой супруг новообретенный, так в том, что не стоило сразу свое лицо соплеменникам показывать. Пойду к Алане. Лучше всего вечером, чтоб наверняка никому на глаза не попасться. А там уж ее батюшка за ночь придумает, как всем мое возвращение объяснить.
Вздрогнула, когда громкий размеренный стук донесся. Выходит, хозяин вулкана снова в кузне своей. И что за жизнь меня здесь ждет?.. От тоски зачахну и умру.
Прошла в яблоневый садик и сидела там до самого вечера, слушая отдаленный грохот кузнечного молота и кутаясь в плащ, пока Отец-Солнце на покой не ушел. Как день созрел, поднялась и спустилась тем же путем, каким в чертог хозяина вулкана пришла. Огневик не показывался, знать, крепко обиделся на меня. Прогнала кусавшее чувство вины.
Путь до селения предстоял не сказать что ближний — три четверти часа. Как приду, как раз и стемнеет. Но ноги сами несли к родному дому — что мне каких-то три четверти часа. Ерунда.
Прихватила в одном из держателей факел негаснущий. Пригодится, а то не ровен час ноги переломаю на горной тропе. Так и ждала окрика или еще чего, пока гора позади оставалась. Не может хозяин вулкана вот так запросто свою жертву отпустить. Не может. Но шагала и шагала, а грозного окрика не услышала, не принес горный ветер вслед приказ остановиться. А вот кожа на предплечье начинала саднить, словно с зажившей раны корочку содрали. От боли шипела сквозь зубы, пока к селению приближалась. Ничего. Доберусь до своих, расскажу все Алане, а там лекарь Ульх уж подскажет, как боль эту жгучую унять.
Слезы выступили, когда огни родного селения увидела. Издалека так и манили меня — теплые, живые, знакомые до боли. Последнюю часть пути почти бежала, кусая губы от нарастающей боли в руке.
Едва в селение ступила — факел мигнул и погас. Да он мне и не нужен больше. Оставила его на ближайшей скамье, а сама из последних сил заспешила к дому старосты. Ежели с горы бежала споро, сейчас словно к каждой ноге по пудовому камню привязали, едва переставляла их. А метка так и жглась, причиняла невыносимую боль, проклятая.
У храмового дома остановилась перевести дух, сдвинула капюшон, чтоб выступившую испарину с лица утереть. Все равно дойду. Должна. Вот только чуть передохну.
Из бочки с дождевой водой, что собирали для нужд храмового дома, зачерпнула горсть, выпила, смочила пересохшее горло, а потом и пылающую руку в воду опустила. Не помогло. Зажгло пуще прежнего. Зашипела от боли. Неужто и хозяин вулкана то же сейчас испытывает? Тряхнула головой, прогоняя о нем мысли. Нашла кого жалеть. Дуреха.
Услышала скрип отворяемых дверей, а потом и голоса.
— Завтра опять приду.
— Алана… — прошептала и вскинула голову. Голос любимой подруги, хоть и дрожавший, сразу узнала. Но что ж она так поздно тут делает? И одна к тому же…
— Ты, дитя, к замужеству готовься, — наставлял жрец, тот самый, что меня к хозяину вулкана провожал. — Матери-Земле и Отцу-Солнцу подношения начинай готовить, чтоб брак крепким был. Жениха своего привечай, рубаху ему вышей. Богам угодно, когда девица без дела не сидит.
— А Мелисса как же? — Видела, как Алана поднесла руку к глазам, потерла их.
Сердце дрогнуло. Переживает Алана, думая, что погубило меня чудовище из-под горы. А хозяин вулкана говорил: забыли обо мне! Ничего-то он не знает и не понимает!
— Алана… — прошептала, но голос не слушался. Да и перед газами все плыло, а ноги тряслись так, что того и гляди упаду.
— Подруга твоя уже в Солнечных Лугах Матери-Земли под ласковой дланью Отца-Солнца пребывает. Отпусти ее. И себя мучаешь, и ей покоя не даешь. А то ведь не ровен час станет приходить к тебе.
— Приходить? — ахнула Алана. — Это как же?
— А вот так: по ком долго слезы льют, те в тени обращаются и к беспокоящим их приходят, чтоб за собой утянуть. Так-то, дитя. Скорби время прошло, хозяин вулкана твою подругу забрал. А ты жить продолжай. Уяснила?
— Стараюсь я, — Алана жреца за руку ухватила, сжала, — да не могу. Не могу, как все… взять и позабыть…
— Надо, дитя, надо забыть и прошлое в прошлом оставить, иначе не обрести твоей подруге желанного покоя, не гулять ей в Солнечных Лугах, — высвободил руку жрец и начал к дверям пятиться. — А теперь домой ступай. Батюшка с матушкой за тебя волнуются. — Хлопнула створка.
— Завтра приду. Завтра, — лихорадочно шептала подруга, спускаясь со ступеней храмового дома.
— Алана… — позвала я, но получилось тихо. И такая слабость навалилась, что хоть ложись и не двигайся. Подруга уж споро к дому бежала. Вздохнула, отошла от бочки, служившей мне опорой, и медленно следом побрела. — Алана… — ночной ветерок донес-таки мой голос до подруги — видела, как остановилась, заозиралась беспокойно.
— Кто здесь?
— Это я, Алана. Мелисса…
— Мелисса? — позвала тоненько, приметив меня. Рванулась навстречу, а потом замерла и, передумав, шаг назад сделала, прижала