Читать интересную книгу Встречи на аэродромах - Марк Галлай

Железнодорожные узлы, аэродромы, портовые сооружения, базовые склады горючего и боеприпасов — не было такой сколько-нибудь важной цели в тылу противника — в том числе и в самом глубоком, — на которую наши «Пе-восьмые» не обрушивали бы свои весьма весомые, многотонные бомбовые залпы.

Первые месяцы войны я провел на том же аэродроме, на котором базировалась часть, имевшая на вооружении самолеты Пе-8.

Задолго до захода солнца оживали разбросанные вдоль опушки густого хвойного леса стоянки. С машин стаскивали чехлы. Оружейники еще раз проверяли подвеску бомб. Сквозь гудение работающих моторов прорывалась пробные очереди бортовых пушек и пулеметов... Постепенно весь этот разноголосый шум стихал: все оказывалось проверенным, опробованным, налаженным... На грузовиках и автобусах подъезжали летные экипажи — сотни людей, одетых, независимо от времени года, в теплое, зимнее обмундирование: на высоте всегда холодно.

И вот тяжелые корабли, один за другим, неторопливо, солидно выруливают на старт. Последняя короткая — чтобы прожечь свечи — проба моторов. И очередная машина начинает разбег.

Долго, очень долго длился этот разбег. Гораздо дольше, чем у опытной «сорок второй» на первом вылете. Оно и не мудрено: сохранив почти без изменений свои внешние очертания, машина успела с тех пор изрядно «пополнеть»: ее взлетный вес стал на добрых десять тонн больше!

Это почти закономерность: я не знаю летательного аппарата, который, пройдя путь от опытного экземпляра до серийного производства, хотя бы сохранил свой исходный вес (о том, чтобы что-то «сбросить», не приходится и говорить). Происходит это по многим причинам. Тут и установка нового, более совершенного (и, к сожалению, почти всегда более тяжелого) оборудования. Тут и увеличение запаса горючего, и рост бомбовой нагрузки. Да и «сухой» вес конструкции с переходом на серийную технологию редко удерживается на той же цифре, что у первого экземпляра, изготовленного золотыми руками мастеров опытного производства.

Так бывает всегда — так было и с Пе-8.

Потому-то так долго бежали, натруженно гудя моторами, уходящие на боевое задание корабли и только в самом конце длинной, многокилометровой взлетной полосы нехотя отрывались от бетона. Потом они долго шли на двадцати — тридцати метрах от земли и переходили к подъему лишь где-то в нескольких километрах от аэродрома, после того, как заканчивали уборку шасси, закрылков и успевали разогнаться до нужной для набора высоты скорости.

Мы долго глядели вслед каждому взлетевшему самолету — темной горизонтальной черточке на фоне оранжевого закатного неба. А в это время по полосе уже разбегался следующий корабль...

* * *

Они возвращались чаще всего уже под утро, после многих часов полета, тысяч километров пути, зачастую в сплошной облачности, прозах, обледенении, резкой болтанке, возвращались, пройдя сквозь плотный заградительный огонь зенитной артиллерии, отбившись от атак ночных истребителей противника...

Легко понять то почтение, с которым летчики «дневной» авиации взирали на своих коллег, летавших на «Пе-восьмых». В самом деле, чего стоили одни названия пунктов, которые они бомбили! Представьте себе: война подошла уже к самому Подмосковью, на полетных картах в наших планшетах раздражающе мельтешат названия дачных поселков. Берлин представляется не столько городом, сколько неким мрачным, бесконечно далеким символом фашизма — его так тогда и называли: «Логово фашистского зверя». А для этих ребят Берлин — цель! Вполне конкретная, деловая, почти будничная, хотя и, слов нет, весьма плотно прикрытая зенитным огнем цель.

...Как-то в нелетную погоду я оказался вечером в столовой за одним столиком с командиром дальнего бомбардировщика Пе-8 капитаном Энделем Карловичем Пуссепом — в недалеком прошлом полярным летчиком. Мы были немного знакомы еще с довоенных времен, и я, на правах этого знакомства, прямо выложил ему все, что думал о трудности и рискованности их дальних рейдов.

— Ну да? — удивился Пуссеп. — А мы считаем, что наша работа спокойнее вашей. Иду я себе где-нибудь тысячах на восьми, зенитка достает такую высоту не очень-то прицельно: можно сказать, почти на излете. Истребитель там тоже вроде сонной мухи. Кто мне чего сделает?..

Разумеется, мой собеседник изрядно преувеличил «спокойствие», будто бы сопутствующее его боевой работе. Но преувеличил — я уверен в этом — вполне искренне. И не потому, что не понимал действительной меры грозящих ему опасностей, а потому, что считал риск в истребительной или фронтовой бомбардировочной авиации еще большим. Это, видимо, тоже закономерность: свое, знакомое, привычное дело, с каким бы риском оно ни было связано в действительности, всегда представляется менее страшным, чем то, о котором знаешь со стороны.

А между тем статистика, трагическая военная статистика показывала, что на войне тихих мест нет. Несли тяжелые потери все рода войск, несли их и разные виды авиации, в том числе и дальней бомбардировочной.

В свое время мне пришлось убедиться в этом, что называется, на собственной шкуре.

Через два года после начала войны я был прикомандирован к той самой части, о которой сейчас шла речь, и принял участие в боевых вылетах на дальние цели на Пе-8.

И вот в одном из этих вылетов мне крупно не повезло — наш корабль был сбит.

Особенно досадно было то, что и зенитка-то в ту ночь стреляла нельзя сказать, чтобы очень сильно. В предыдущие вылеты мы не раз попадали в такой огонь, что, пролетая сквозь вспыхнувшие прямо перед нами шапки, чувствовали острый специфический запах разрыва (можно сказать, понюхали пороха не только в переносном, но и в самом буквальном смысле слова!), — и ничего. Обходилось.

А тут и стрельба вроде довольно жидкая — и на тебе, прямое попадание в бомбовый отсек... Сразу ярким пламенем вспыхнули подвешенные на бомбодержателях светящиеся авиабомбы (САБы)... И пошло!

Впрочем, предъявлять какие-либо претензии за случившееся к машине не приходилось. К сожалению, авиационная техника и по сей день не научилась делать совершенно негорящие самолеты. Особенно когда противник специально прилагает столько усилий, чтобы их поджечь.

Все дальнейшее — прыжок на парашюте из горящей машины, приземление в лес, встреча с штурманом Г. Н. Гордеевым, скитания по лесам, только что прочесанным эсэсовскими карателями, выход в расположение партизан Рогнедивской партизанской бригады, возвращение на «Большую землю» в качестве пассажира легкого самолета У-2 эскадрильи капитана Ковалева, — все это уже другая история, к биографии «Пе-восьмого» прямого отношения не имеющая.

Были в боевой практике дальних четырехмоторных бомбардировщиков и более тяжелые потери — когда не возвращался не только самолет, но и никто из экипажа. Ничего не поделаешь — война.

Но случалось это — если мерить мерками военного времени — сравнительно редко. В общем, Пе-8 оказался машиной довольно живучей.

И уж, во всяком случае, урон, который эти корабли наносили врагу, был неизмеримо весомее их собственных потерь! Счет побед и поражений складывался решительно в пользу «Пе-восьмых». Недаром такой сильный летный и командный состав подобрался в этой части: летчики — командиры кораблей А. Д. Алексеев, С. А. Асямов, М. В. Водопьянов, А. С. Додонов, Н. А. Ищенко, М. Н. Каминский, Б. К. Кондратьев, В. Т. Лавровский, В. В. Пономаренко, Э. К. Пуссеп, М. В. Родных, Л. В. Сумцов, А. П. Чурилин, штурманы В. И. Аккуратов, Л. М. Рубинштейн, А. П. Штепенко, С. М. Романов. С. Ф. Ушаков, опытные авиационные командиры В. И. Лебедев, Г. С. Счетчиков — всех не перечислишь! И, конечно, при всех блестящих воинских качествах этих людей, немалая доля заслуг в боевых успехах части должна быть отнесена на счет отличной машины, на которой они воевали.

* * *

Чего только не заставляет делать война! Бывало, что обстоятельства требовали использования «Пе-восьмых» далеко не по прямому назначению.

Об одном таком случае интересно вспомнить.

...Был тихий, теплый летний вечер 1942 года. Тяжелые корабли уже ушли на задание. Все — кроме одного. Он остался стоять у начала взлетной полосы, непривычно окруженный охраной. Не успели мы прокомментировать между собой это обстоятельство, как новые события привлекли к себе наше внимание. На аэродром въехала вереница машин, достаточно пышная даже по нормам мирного времени, а во время войны совсем уж необычная.

Несколько черных лимузинов подъехали к воздушному кораблю. Вокруг его фюзеляжа зашевелилась толпа людей — военных и гражданских. Потом толпа отхлынула от самолета, быстро втянулась в автомобили и отъехала немного поодаль... Закрутились винты, бомбардировщик вырулил на старт, взлетел и ушел на запад, вслед за своими товарищами.