Читать интересную книгу Встречи на аэродромах - Марк Галлай

Но все это случилось позднее.

А в дни битвы за Англию, читая краткие газетные сообщения, очень хотелось во всех деталях представить себе, как это все происходит.

Среди нас был тогда очень интересный человек, ныне уже покойный, Павел Оскарович Хорецкий, известный авиационный инженер, непременный участник подготовки и сотрудник штабов больших перелетов, совершенных экипажами советских летчиков Чкалова, Громова, Гризодубовой в 1936–1938 годах. В молодости Павел Оскарович сам был летчиком. Он окончил школу пилотов в Англии во время первой мировой войны и, едва оперившись, принимал участие как летчик-истребитель в обороне Лондона от налетов немецкой авиации, за что был даже награжден английским боевым орденом. Хорецкий много рассказывал нам об этом периоде своей жизни, а мы, говоря откровенно, до того, как развернулась битва за Англию, слушали его, нельзя сказать, чтобы очень внимательно, примерно так же, как иногда слушает молодежь теперь наши собственные воспоминания о минувшей войне. Но как только в Европе развернулись события тридцать девятого года, рассказы Павла Оскаровича неожиданно стали восприниматься нами как самые что ни на есть актуальные.

Конечно, мы понимали, что за годы, прошедшие между двумя — первой и второй — мировыми войнами, многое изменилось: и типы самолетов, и их скорости, и высота полета, и вес перевозимых бомб, да и вся тактика воздушного боя. Но что явно оставалось неизменным — об этом говорила каждая строчка газетных сообщений — это традиционный боевой дух англичан, их стойкость, выдержка, твердая решимость выстоять!.. Впрочем, почему только англичан? История показывает, что всякий народ проявляет те же свойства, когда речь заходит о защите его страны от завоевателей.

Прошло немного времени — по историческим масштабам один миг, — и пожар войны перекинулся и на наш дом: гитлеровская Германия напала на СССР. Мы на собственном опыте, которому суждено было стать более горьким и более тяжелым, чем у кого бы то ни было иного, узнали, что такое вражеские налеты, бомбежки, бои на земле и в воздухе, что такое кровь и пот большой войны.

В ночь на 22 июля 1941 года — ровно через месяц после дня нападения гитлеровцев на СССР — фашистская авиация предприняла первый массированный налет на Москву. Правда, особенного успеха она не имела — лишь небольшой части немецких бомбардировщиков удалось прорваться к городу. Но, участвуя в отражении этого налета, я понял, что должны были ощущать наши английские коллеги, видя под крыльями своих самолетов горящие кварталы родного города.

А вскоре нам довелось лично познакомиться если не с английскими летчиками вообще, то, во всяком случае, с их представителем. В Москву прибыла делегация королевских воздушных сил, возглавляемая вице-маршалом авиации Кольером. В составе этой делегации был и наш прямой коллега — летчик-испытатель майор Сли. Я получил задание «выпустить» его — подробно проинструктировать на земле и проводить в воздух — на нескольких типах боевых самолетов. Задание это — или, вернее, не столько само задание, сколько перспектива знакомства с «заграничным» летчиком — меня, по молодости лет, сильно заинтересовало. В довоенные времена то, что мы сейчас называем «международными контактами», представляло собой явление весьма редкое и для простых смертных почти недоступное.

...Сли оказался невысоким, я бы даже сказал — хрупким по сложению молодым человеком. Во всяком случае, на так называемого «типичного англичанина» — рослого, неразговорчивого, гордого сына Альбиона, каким мы смолоду его себе представляли, — наш гость похож не был. Как, кстати, и на «типичного летчика» тоже...

По-русски Сли говорил так же, как я по-английски, то есть практически никак. Рассказывая ему, какие скорости следует держать на взлете и посадке, какие особенности поведения каждого самолета иметь в виду, какие показания приборов считать нормальными и многое другое, необходимое для полета на новой, ранее незнакомой летчику машине, я надеялся воспользоваться услугами переводчика, но быстро убедился, что ничего из этой затеи не получается. Переводчик — милая девушка, бывший гид «Интуриста», мобилизованная в армию, — знала, конечно, как свой родной русский, так и английский язык, но — увы! — совсем не знала третьего, самого нужного в тот момент языка: авиационного!

И тем не менее мы с майором Сли в общем поняли друг друга, объясняясь с грехом пополам по-французски, а главное — когда наших весьма скромных познаний этого прекрасного языка не хватало — с помощью международного языка летчиков, языка плавающих в воздухе ладоней рук и указующих перстов, уткнувшихся в нужное место циферблата того или иного прибора. Так, например, плавный жест ладонью вверх в сочетании с пальцем у цифры «200» на указателе скорости означал, что набирать высоту на этом самолете следует на скорости 200 километров в час. И этого оказалось вполне достаточно. Хотя со стороны мы, наверное, представляли собой зрелище достаточно забавное: невозмутимый Сли сидит в кабине, сосредоточенно кивая головой и что-то записывая в наколенный планшет; я стою рядом на крыле — или, вернее, даже не столько стою, сколько исполняю нечто среднее между шаманским танцем и выступлением мима, перемежая свои странные жесты отдельными выкриками по-французски; на земле у самолета в подчеркнуто независимой позе пребывает младший лейтенант — наша милая переводчица.

После десяти — пятнадцати минут подобного собеседования я спрашивал у Сли, все ли он понял, а после его утвердительного ответа (высказанного, правда, нельзя сказать чтобы очень уверенным тоном) помогал ему запустить мотор, соскакивал на землю и интернациональным аэродромным жестом — рукой, выброшенной горизонтально от плеча, — давал разрешение выруливать.

Сли выруливал, взлетал (не берусь утверждать, что во время первого его взлета я чувствовал себя безукоризненно спокойно), несколько десятков минут крутился неподалеку от аэродрома — и заходил на посадку.

По тому, как он взлетел на истребителе МиГ-3, как приземлился на пикирующем бомбардировщике Пе-2, как вообще летал на ранее незнакомых ему самолетах, будто давно освоенных — легко, чисто, даже, я бы сказал, элегантно, — мы сразу поняли, что перед нами пилот высшей квалификации. Наверное, он слетал бы ничуть не хуже и без моего инструктажа.

Сли похвалил советские самолеты. Особенно понравился ему легкий, маневренный, хорошо пилотируемый истребитель Як-1 — родоначальник большого семейства боевых Яков.

А после полетов состоялся, так сказать, товарищеский обед. Наше командование угощало британскую делегацию. Были подняты тосты за английских летчиков, за летчиков советских, за все наши союзнические вооруженные силы, за Победу... В самом конце обеда старший на нашем аэродроме начальник, как бы между прочим, спросил меня:

— А как вы договаривались с майором Сли? На каком языке?

И не успел я раскрыть рот для ответа, как наша милая переводчица, по-видимому несколько задетая тем, что мы отказались от ее помощи, ядовито сказала:

— Они разговаривали на языке, который, кажется, оба считали французским...

Нам оставалось только развести руками: один — ноль в ее пользу!

...Не знаю, где сейчас майор (теперь, конечно, уже не майор) Сли. Хотелось бы думать, что он по-прежнему в добром здравии и продолжает служить делу покорения воздуха человеком.

Биография одного самолета

Встречи на аэродромах бывают разные — и не только с людьми. Нет летчика, которому не запомнились и встречи с предметами, казалось бы, неодушевленными — с самолетами (хотя, кто сказал, что самолет — предмет неодушевленный?)...

Дело было без малого сорок лет назад — зимой тридцать шестого года.

На заснеженном аэродроме, в самом начале плотно укатанной взлетной полосы стоял огромный четырехмоторный самолет. Наверное, сейчас, среди летательных аппаратов наших дней — рядом с каким-нибудь Ил-62 или «Боингом-747» — он не казался бы таким большим. Но тогда, по сравнению с самолетами, выстроившимися на стоянках вдоль границ летного поля, он выглядел настоящим великаном.

Из-за облаков ненадолго выглянуло солнце, и машина сразу вся заблестела: яркие блики пошли по гладкой дюралевой обшивке крыльев и фюзеляжа, засверкали четыре диска вращающихся винтов, зеркально засветились стекла кабин экипажа. Самолет мгновенно приобрел какой-то праздничный, почти сказочный вид.

Впрочем, ему и полагалось выглядеть празднично. Скоростной тяжелый бомбардировщик должен был сейчас впервые оторваться от земли. Первый вылет — едва ли не самое торжественное событие в жизни испытательного аэродрома.

Возле взлетно-посадочной полосы, вдоль линии флажков заняли свои места люди, которые должны были заметить место отрыва, а затем и приземления самолета, зафиксировать специальными приборами — анемометрами — силу ветра — словом, произвести все наблюдения, при помощи которых тогда (вспомним, когда все это происходило) определялись взлетно-посадочные характеристики летательных аппаратов.