словно выдохшись.
В высокой траве я разглядела узкую песчаную отмель. Она поблёскивала и сверкала влажными камушками. Присев на корточки, я положила ладонь на мокрый песок, увязла в нём пальцами. Вспомнилось детство. Деревня и домик у озера, куда мы всей семьёй приезжали летом. В жаркий сезон вода отступала, обнажая песчаное дно. Тогда мы с двоюродным братом выбирались на берег и возводили на песке города, окружали их рвами и каменными стенами. А потом наблюдали, как их размывают вечерние волны.
Холодная вода лизнула ладонь, и воспоминание отхлынуло. Закатное солнце больно ударило в глаза. Я выпрямила спину, обернулась: Лайонел и Франтишка всё так же сидели за столиком и вместе курили. Нарушать их идиллию сейчас было бы подло.
Захлопали крылья. Стайка ласточек сорвалась с берега и взмыла в небо, закружилась над рекой. Я засмотрелась на их причудливый танец. Взгляд выхватил из серого птичьего облака золотистое мерцание. В этот момент звуки исчезли, растворились, вытесненные из сознания знакомым голосом, тем самым, что однажды позвал меня по имени. «Слышала? — весело спросил он, а я продолжала неотрывно смотреть в небо. — Говорят, ласточка с золотым крылом может исполнить любое желание».
Вдруг я ощутила присутствие кого-то совсем рядом. Протяни руку и коснёшься. Но стоило ветру подуть чуть сильнее, как этот кто-то исчез. Растаял в воздухе, точно призрак.
— Марта! — окликнула Франтишка, и я вздрогнула. — Холодает что-то, поедем домой.
Мария вернулась. Кир и Петер о чём-то спокойно говорили неподалёку. Лайонел бодро складывал стулья. Его красная ветровка, всю дорогу пролежавшая на заднем сидении автомобиля, теперь покоилась на плечах Франтишки.
— За чем ты так увлечённо наблюдала? — весело поинтересовалась она, когда я подошла ближе.
— За ласточками.
— А-а-а, — с интонацией знатока протянула Франтишка. — Наверное, к перелёту готовятся. Знаешь, ласточек считают посредниками между жизнью и смертью. Почему, интересно?
— И правда, почему?
Я взглянула в последний раз на противоположный берег: птицы суетились у норок, как и раньше.
По дороге домой мысли мои занимал тот голос. Голос из прошлого. Он не принадлежал никому из тех людей, кого я помнила, но казался до боли близким и как будто любимым. Я чувствовала, человек, что владел им, занимал в моём сердце особое место. Вспомнить бы только его лицо.
Ночью мне снились ласточки.
Воспоминание: Смотровая вышка
Я вернулась домой.
Сколько времени прошло? Наверное, много. В квартире стоял тот особенный запах, который слышишь только после долгого отсутствия. За порогом моей комнаты поселилась пыль. На душе было скорее радостно, чем нет, но родители не спускали с меня обеспокоенных взглядов. Где же я пропадала всё это время?
Лето наступило незаметно. Не успела оглянуться — и уже июнь. Шумная и нарядная Москва расцветала с каждым тёплым днём, но как бы я ни любила свой город, его по-летнему праздничная суета не переставала раздражать меня. Странно, раньше всё было иначе. Однако в чём заключалось это «иначе», вспомнить я не могла.
— Мне очень жаль, — говорила мама так тихо, что приходилось читать по губам. Она не смотрела мне в глаза, лишь изредка косилась. — Никто не мог знать, что такое случится. Мы с папой полгода эту поездку планировали, и отменять её теперь… Нас не будет всего-то три недели. Тебе сейчас, конечно, нелегко, но ты ведь справишься тут без нас?
Голос выдавал её неуверенность. И потому маме вдвойне нужно было моё согласие. Что ещё я могла ответить ей?
— Да, справлюсь как-нибудь.
Дни больше не существовали. Они складывались, точно пластиковые стаканчики, порой так плотно приставая друг другу, что двое суток проходили как одни. Я затерялась где-то в середине этой пластиковой башни, словно присохший к донышку сироп.
Наверное, поэтому солнце не разбудило меня.
Когда я открыла глаза в то утро, часы показывали половину одиннадцатого. Воздух в комнате был холодным, небо в просвете штор — пасмурным. Я плотнее закуталась в тёплое одеяло. Дышалось с трудом, будто на грудную клетку давил тяжёлый камень. Почему же она не сломалась под его весом, будучи такой пустой?
Второй раз я проснулась уже после полудня.
Холод проникал под одеяло и покрывал кожу мурашками. Собравшись с силами, я поднялась и прикрыла окно над кроватью. Протёрла глаза. Марта спала на ковре возле двери, свернувшись плотным клубком. Видимо, тоже замёрзла.
Я рухнула обратно на подушку. И провалялась ещё минут пятнадцать, пока голова не начала гудеть. Странно, что мама не подняла меня к завтраку.
— Точно. Они же уехали вчера.
Я забыла, что осталась одна.
Но это ничего не меняло, ведь я была одна уже очень долгое время. В пузыре из толстого стекла, не подпускавшем никого близко. Только отчего-то мне мерещилось, что стенки пузыря растянулись. Эта появившаяся под боком пустота предназначалась не для меня. Но для кого?
Я бы проспала весь день, если бы могла. Уснуть больше не получалось. Но и заниматься чем-либо не было желания. Зато, несмотря на всё не проходящую усталость, меня потянуло на свежий воздух.
В тот день я впервые вышла из дома с начала летних каникул. Сложно было поверить, что я провела в четырёх стенах целый месяц. Чужое отражение в зеркале лифта, гулкий полутёмный подъезд — всё это казалось нереальным, точно сон.
Зонтик я не взяла. А дождь начался очень скоро. Ветер то и дело