Ева Авдеевна, — отвесил неглубокий поклон я. — Вырвалось. Мой магический триггер.
— Ты что там с Бо́рисом учудил? — постукивая ногтями по столешнице, сменила тему женщина. — Великолепный боец, герой восточного фронта… Он тут ныл, как маленький! Мол, какой-то сопляк его не уважает, меч поломал… А потом ещё и обломки спёр!
— Это не я! — тут же открестился я, облегчённо вздохнув. Фу ты, всего-то Бо́рис. — Обломки меча хотел забрать Урусов. Но потом вышел небольшой Прорыв… Я его остановил и ушёл. Дальше не видел.
— Остановил — что? — нахмурилась женщина. — Урусова? Или Прорыв?
— Урусов — это кто, — поправил я. — Так что однозначно Прорыв.
— Сукин ты сын, Демьян! — выдохнула женщина.
Через мгновение мне по физиономии прилетела смачная пощёчина. И почти одновременно в меня упёрлась большая упругая грудь, прикрытая только тонкой блузкой. На затылок легла крепкая рука, а в рот скользнул влажный язык. Блин, если меня за этим вызывали, то надо было присылать записку в форме сердечка, а не демона-тень!
— Непослушный мальчишка, — выдохнула мне в лицо ректорша, оторвавшись от моих губ. — До меня дошли слухи, что ты уже целый гарем развёл, мерзавец…
— А если и так? — холодно осведомился я, положив левую руку на полушарие её правой груди и стиснув. — Что с того?
Женщина чуть отстранила голову, взглянула на меня удивлённо и недоумевающе моргнула.
— Наглость — это у вас семейное, — покачала головой она. — Твой троюродный дед за это проклятье получил. Но ничего вы не поняли.
— Судьба такая, — равнодушным тоном отозвался я.
Женщина рассмеялась и с неожиданной силой оттолкнула меня ладонью. Отошла на шаг и снова уселась на стол, закинув ногу на ногу.
— Хорош, — покачала головой она. — Истинный Соловьёв. Не могу я перед вашим племенем наглецов устоять… Ведь не слаба на передок… Ну, ошибки молодости не в счёт, — она махнула рукой. — Но стоит Соловью запеть, как я вся на всё согласная… Пора с этим завязывать. И обещала твоему дяде.
— Э-э? — многозначительно протянул я.
Кажется, жалобы Бо́риса были только поводом для моего визита. Тут замут посложнее.
— Моя дочь, — вздохнула женщина. — Берёшь себе?
— Какая дочь? — непроизвольно выпалил я.
Хотя уже догадывался, какая. Вон та, которая сидит в качестве секретарши в предбаннике.
— Какая? — удивлённо нахмурилась ректорша. — А что… Хочешь старшую?
Хм, какой сложный вопрос… Для начала бы хоть объяснила, в каком качестве я должен её дочку «взять себе». Хотя ладно, тут не надо быть гадалкой, чтоб сообразить. Ну, младшую я видел, ничего такая, вполне. Хотя в сравнении с матушкой проигрывает. Говорят же, хочешь узнать, какой станет девушка с возрастом — посмотри на её мать. Что ж, увиденное мне нравится. Но вот ждать годы, пока «секретарша» округлится до моего идеала… Может, старшая-то уже в кондиции? Да и вообще с более взрослой девушкой мне будет проще общаться.
— Э-э, да, — протянул я. — Старшую.
Ева Авдеевна потянулась к селектору и нажала несколько кнопок. Потом повернулась ко мне и сказала:
— Ну, ты сам так решил, Демьян. Сам виноват.
Внешне я охранил равнодушие и только пожал плечами. Но внутри слегка напрягся. В чём подвох? Старшая не в маменьку пошла? Сейчас явится этакая свиноматка… И что? Я кому-то что-то должен, что ли? Какие-то договорённости с моим так называемым дядюшкой — да в пень их! Скажу нет, идите все в баню! Да и всё!
Дверь открылась, и вошла ещё одна девка с длинною косой. И тоже белой, как у матушки, но точно не седой, скорее серебристой. Высокая, широкоплечая, стройная. Одетая в зелёный камзол на голое тело, без рубашки под ним. Да ещё такого специального покроя, что полы разлетаются в стороны, оставляя открытым голый живот, и с единственной застёжкой на груди. Юбчонка даже короче, чем у Троекуровой. А на бёдрах, выглядывающих из-под подола, алые татуировки, что-то вроде лезвий мечей.
— Это что… — выдохнул я.
— Это кто, — поправила меня ректорша. — Это Петра. Моя старшая дочь. Моя ошибка молодости. Ты готов закрепить с ней связь, Демьян?
Чего⁈ Закрепить связь? Если это то, о чём я думаю, то в принципе, конечно, готов. Деваха роскошная. Но не при её маменьке же и не прямо на ректорском столе! Сначала бы хоть немного поговорить, выпить, растопить лёд. Последнее особенно актуально, а то лицо у этой Петры будто застывший лик мраморной статуи, как зашла, так даже не моргнула.
— Да я-то готов… — протянул я.
Договорить мне не позволили. Петра метнулась вперёд, схватила меня за руку, закатала рукав и впилась зубами в запястье. Вот теперь она то ли всё же моргнула, то ли этак закатила глаза, но они побелели. Смотрелось это стрёмно, так что я беззвучно выругался. Ну, в том числе и от боли, когда кусают за запястье — это всё-таки больно!
— Теперь вы связаны, — объявила ректорша. — Кровными узами. Петра теперь твоя. — Выдохнув, она добавила: — Это лучше, чем я рассчитывала. Клятва твоему дяде исполнена. Но зачем тебе сдалась белоглазая прислужница, Демьян?
— Да уж найду, как использовать, — хмыкнул я.
При этом я разглядывал укус на запястье. Он уже не болел, да и вообще выглядел как две крохотных болячки с запёкшейся кровью. Кусает двумя клыками, как вампир…
— Царским указом от девяносто шестого года белоглазым запрещено приносить потомство, — холодным и равнодушным тоном отрапортовала Петра. — В остальном можете использовать меня во всех смыслах, хозяин.
— Демьян, — представился и одновременно поправил я. — Демьян Соловьёв. Или просто Соловей. Можно называть по имени, фамилии или прозвищу. Но не хозяином. Можно «господин Соловьёв», если обстановка официальная.
— Как скажешь, Демьян, — столь же равнодушно кивнула она.
У неё вообще мимика есть? Лицо вообще не дрогнуло ни разу, сколько смотрю. Во что я сейчас вписался по дури, а?
— Белоглазая, — протянул я.
— А ты не знал? — широко улыбнулась Ева Авдеевна. — Думал, у меня есть ещё одна нормальная дочь, а эта не в счёт? Нет, не настолько я мать-героиня. Только… Одна теперь. Эта полностью твоя.
— Тогда мы пойдём? — холодно уточнил я.
Да пусть даже эта Петра какая-то вампирша или ещё кто… Но