Это какой-то кошмарный сон. Я не хочу это видеть, хочу проснуться и увидеть его рядом. С этой дерзкой ухмылкой на любимых губах.
Макар
Рената выбегает из дома. Да только одна из тварей ставит подножку. И девчонка падает.
Сука! Каждый мускул в напряжении, как хочется сорваться к ней. Но дуло холодит затылок. Я не хочу, чтобы она стала свидетелем моей смерти. Она не выдержит.
— Макар, — доносится ее голос.
Ее хватают за ворот куртки и встряхивают, как нашкодившего котенка. Сжимаю кулаки до хруста. Убил бы каждую мразь, что дотронется до нее. Но мое сопротивление именно сейчас может навредить ей.
— Не сдавайся, слышишь? — всхлипывает Рената, глядя на меня.
А я не могу сейчас ничего сделать. Абсолютно ничего! Меня взяли за яйца так, что малейшее движение и оторвут к чертовой матери. Только если бы под прицелом был я. Не могу. Не могу сказать ей, что все будет хорошо, потому что нихрена не знаю, как будет. И вообще выйду ли отсюда.
Стою на коленях с заведенными за голову руками. Сзади стоит мразь и держит меня под прицелом.
Мозг судорожно пытается просчитать все варианты развития событий. Абсолютно все варианты! Но ни один не дает мне полную гарантию того, что она не пострадает. Я не могу рисковать. Не могу рисковать Ренатой… Твою мать! Хочется заорать во всю глотку, разорвать этих шакалов и забрать то, что принадлежит мне. Показать наконец, что меня просто так не взять.
Но не сейчас.
— Мак, — Рена готова упасть на колени рядом со мной, но ее удерживает один из уродов.
Не пойму, чьих рук дело?
— Ну что же ты? — издевательский тон одного из прибывших.
Оглядываюсь, ища взглядом говорящего. Голос у твари знакомый.
Вижу эту мразь.
— Зорин, падла, — узнал гада.
— Зачем такое сопротивление, Бес? — оскал. — Девочку велено вернуть будущему мужу.
Сука!
Он подходит к девчонке, которая все еще брыкается в руках подонка, пытаясь вырваться.
— Смотри, какая кошка, — ржет, схватив ее за лицо. — Как она тебе? — смотрит на меня. — Понравилась?
Девчонка плюет ему в морду.
Моя!
Тварь зло ухмыляется и поворачивается к ней.
— Не трогай ее, — рычу. — Она здесь ни при чем. Почему сам Красовецкий не приехал? — пытаюсь отвлечь его от девочки.
— Тебя забыли спросить, — качает головой, но от Ренаты отходит.
Сам молодой подонок решил не появляться. Жопу свою прячет. Боится, что выдерут, если поймают.
— Мак, сделай что-нибудь, — всхлипывает Рената.
Выкручивается из цепких рук мрази и подскакивает ко мне, тут же опускаясь на колени в мокрый снег. Заглядывает в глаза, а там океан печали.
— Я люблю тебя, слышишь, — рвет душу в ошметки.
Но ее сразу оттаскивают от меня. Что я, блять, могу сделать?
Она визжит. И ублюдок Зорин бьет ее по лицу.
Срываюсь с места. Успеваю сбить с ног двоих. Пока не слышится выстрел и грудь не прошивает острой болью.
В ушах глохнут все звуки. Лишь крик Ренаты.
Оседаю.
— Макар! — кричит и пытается вырваться из рук держащей ее падали. Губа разбита, по щекам слезы.
Девочка моя. Маленькая. Прости.
Еще выстрел. В глазах темнеет.
— Мака-а-а-р!
Глава 15
Рената
Он оседает на колени. И больше я его не вижу. Меня тащат за шкирку в сторону машин. Как бы я ни орала, как бы ни отбивалась, у меня не получалось вырваться к нему.
Рыдания рвут глотку. Рвут душу.
— Дом сжечь, — звучит чей-то приказ.
Ору что есть сил.
— Все по машинам, — снова чей-то голос. — Да заткни ты ее уже, — кидает небрежно.
Удар по голове и я отключаюсь.
Прихожу в себя от адской головной боли. Меня мутит. Шум машины и голоса только добавляют боли. К горлу подкатывает ком. Сил нет сдерживаться и я сгибаюсь пополам.
— Сука, — снова возглас. — Она наблевала, — звучит брезгливо. — Тварь.
— Машину останови, — приказывает мужик.
А я чувствую, как снова подкатывает тошнота. Меня кто-то под руку вытаскивает из машины. И тут же меня выворачивает.
Голова кружится, все плывет.
— Что болит? — кажется, это меня спрашивают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Голова, — только и могу просипеть и снова сгибаюсь пополам.
— Ты ее по башке, что ли, вырубил, придурок? — с возмущением интересуется один. — Устроил нашей пассажирке сотряс и, судя по всему, нехилый. Ищи пакеты, пока не доедем, будешь обслуживать девочку, — в голосе слышится смех.
— Да с какого хрена?
— С такого. Силы рассчитывать надо было, — сплевывает.
Я не знаю, сколько длится дорога. Куда меня везут. Мне все равно. Голова болит, меня то и дело рвет. А когда тошнота отпускает, я проваливаюсь в забытье. И там мне нравится больше. Там со мной рядом Макар.
Дорога дается мне тяжело. Мне все больше хочется не приходить в себя. Потому что открыв глаза, голову прошивает адской болью. Болит желудок. Болит каждая мышца. То и дело рядом мужик все время ругается, материт меня и весь белый свет. Да выкиньте меня уже из машины. Всем же легче станет.
Но сказать не могу. Язык не слушается. В ушах гудит. И слезы… непрерывным потоком по щекам. С того момента, как я последний раз видела Макара, мне жить не хочется.
Я, кажется, потерялась во времени. Потому что очнулась, когда началась какая-то суета. Открываю с трудом глаза. Меня подхватывают на руки и укладывают на что-то… голоса, свет мерзкий, слепящий глаза.
Из голосов одно бу-бу-бу только слышу. Кто-то ругается, матерится. Что-то вкалывают и я снова проваливаюсь куда-то.
Это что-то мягко обхватило мое тело и засасывает в приятную темноту. Мне здесь так комфортно, так тихо. И ничего не болит. Почти.
— Ты только держись, девочка. Я тебя заберу, — слышу любимый мужской голос.
И он мне нашептывает-нашептывает, не отпускает. А я никуда и не хочу. Верю ему.
— Она придет в себя. Не волнуйтесь, — в тишину врывается мужской голос. — У девочки сотрясение.
— Но ее общее состояние? Вы же сами видите, — теперь слышу женский голос. Мама.
— Сильнейший стресс, пара дней голодания, обезвоживание. И травма, — уточняет мужчина. Видимо, врач.
Внутри все закипает от нахлынувших воспоминаний. Слезы сами потекли из глаз. Всхлипнула.
— Рената, — тут же мама оказывается рядом. Берет за руку, сжимает пальцы мои. — Девочка, все хорошо. Ты теперь дома. Не надо плакать, малышка, — касается губами лба.
С трудом открываю глаза и встречаюсь с обеспокоенным взглядом мамы. Кажется, за это время она немного постарела. Вижу новые морщинки.
— Мамочка.
— Милая, все хорошо, — успокаивает меня.
Но я-то знаю, что ничего хорошего не будет. У меня без Макара так точно.
* * *
За меня взялись врачи. Томография, всевозможные анализы. А я на стены лезть хочу от того, как рвется моя душа, как плачет сердце. И подушка моя не просыхает. Медсестра уже несколько раз ее меняла.
Мама практически ночует у меня в палате. Меня пытались заставить поесть. Но в глотку ничего не лезет. А если я все же пересиливала себя и что-то удавалось проглотить, все равно через пару минут выходило наружу. Тогда-то мне снова вернули капельницы.
Несколько дней в дороге и, как оказывается, еще и неделя в этой палате, я совершенно не могу сориентироваться во времени. Для меня будто все остановилось.
— А где папа? — я много думаю. Мне нужно хоть о чем-то думать, лишь бы не плакать. Потому что мне уже пообещали работу с психологом. Ах да, еще ко мне пока не пускают следователя.
— Он занят, — натягивает виноватую улыбку мама.
— Так занят, что не может навестить после всего случившегося любимую дочь? — я не удивлена почему-то этому моменту. Даже не ожидала другого.
— Рената, — одергивает меня мама.
А меня распирает возмущение. Но я решаюсь промолчать и понаблюдать за происходящим. А еще мне нужен кто-то, кто знает, что со мной произошло и что случилось с Макаром. Ведь это было частью плана. Значит, они должны знать, что с ним. Жив ли, смогли ли ему помочь? Его не могли оставить без помощи.