Читать интересную книгу Синее железо - Юрий Качаев

— О, дворец растет. Ваши мастера очень понятливы. Они все схватывают с полуслова. Попроси Артая, чтобы он изготовил дверные ручки покрасивее. Я дам тебе образец.

— Хорошо. Я скажу ему.

— А ты не хотел бы поселиться со мною, асо? Места здесь хватит и для твоей семьи. Мы весело заживем. — Наместник поднял голову от чаши, и Ант увидел, что взгляд у него совершенно трезвый. — Что же ты решил относительно подати? — Я должен посоветоваться со старейшинами, — уклончиво ответил Ант. — Мы что-нибудь придумаем. А сейчас мне нужно поспать.

Глава 9

Время летит, точно трехлапый ворон, живущий на солнце. Оно бежит, как быстроногий заяц, который в лунной ступе толчет из звезд снадобье бессмертия. Но не дождаться человеку волшебного снадобья, и коротка его жизнь…

По ночам, когда за бревенчатыми стенами дома шаманила метель, скликая снега, холодно становилось у наместника на сердце, точно и его овевал этот неприкаянный зимний ветер. И тогда Ли Лин год за годом начинал перебирать в памяти прошлое, сам не зная зачем. Скорее всего, он отыскивал тот день, когда судьба повернулась к нему спиной.

«За что счастье изменило тебе? Ты был хорошим солдатом, Ли, ты был честен и храбр. И глупцом тебя не назовешь. Так чего же тебе не хватало? Впрочем, ты знаешь, чего. Хитрости и раболепия. Ибо только ими живы во все века царедворцы».

Ли Лин тосковал по родине. Не радовало его даже то, что строительство дворца подходило к концу. А дворец удался на славу — крепкий и долговечный. Его четырехскатную двухъярусную крышу поддерживали мощные деревянные столбы. Они опирались на песчаниковые плиты, врытые в землю на глубину человеческого роста.

Под присмотром пленного китайца — гончара (Ли Лин прихватил его с собой из Орды) динлинские мастера изготовили превосходную черепицу. Она была полукруглой, и концы стропил закрывались дисками, на которых по сырой глине были оттиснуты китайские благопожелания.

Дворец был сто пятьдесят чи в длину и сто двадцать в ширину; его толстые стены смотрели на четыре стороны света; к большому главному залу с семью дверями примыкали два десятка покоев: один ряд по северной и южной сторонам и два — по западной и восточной.

Все комнаты соединялись между собой, и переходов было так много, что не каждый мог разобраться в их путанице. При входе из одного покоя в другой дверные проемы постепенно сужались, и от этого казалось, что человек идет в тупик.

Под глинобитным полом были проложены ходы кана, облицованные с боков и сверху каменной плиткой. По этим хитроумным ходам из печей подавался горячий воздух.

Однажды под вечер к Ли Лину приехал Артай. С ним прибыли сани, груженные дверными ручками. Одну из них Артай прихватил в дом. При взгляде на нее Ли Лину стало жутковато. Это была отлитая из бронзы личина сказочного чудища в трехрогом венце, с бородой и звериными ушами. Длинные усы завивались в кольца, и под ними скалились в злорадной усмешке редкие клыкастые зубы. Хищный горбатый нос с разверстыми ноздрями, казалось, принюхивался к рукам наместника. В нос было вставлено большое кольцо.

— Почему у этого демона глаза и нос динлина? — после долгого созерцания спросил Ли Лин.

Артай не отвечал. Наместник повторил вопрос и только тут вспомнил, что оружейник не понимает по-китайски.

Ли Лин засмеялся и, поднявшись на цыпочки, дружески похлопал Артая по плечу. Потом он достал из сундука связку золотых монет, нанизанных на шелковую нитку, и протянул мастеру.

Артай связку взял, хотя по его лицу было видно, что он не понимает, зачем ему предлагают деньги.

«Наверное, он очень богат, — подумал наместник огорченно, — но больше мне нечем наградить его». Поклонившись, Артай вышел.

* * *

В конце второй луны, когда марал сбрасывает старые рога, а в медвежьих берлогах появляются медвежата, Ант Бельгутай пригласил наместника в городище на праздник зимней охоты. Ли Лин приехал в сопровождении сотников, которые давно изнывали от скуки и однообразия жизни в А — бу и рады были любому развлечению.

Ант встретил гостей в детинце. Сожженные во время нашествия хунну внутренние постройки были возведены заново, а вместо прежних деревянных стен выросли глинобитные — толщиною в пять локтей.

Улицы городища, расчищенные от снега, кишели разноплеменным людом. В толпе мелькали стеганые, с меховой отделкой одежды уйгуров, высокие войлочные колпаки азов, рысьи шапки кимаков, оленьи малицы дубо, расшитые цветным камусом[91] вороньи косички дальних пришельцев тоба мешались с рыжими — до плеч — гривами усуней; звучала тюркская, монгольская и китайская речь.

Все это были отважные охотники и купцы, съехавшиеся сюда на большие торга, которые всегда сопутствовали зимнему празднику.

Местом купли — продажи служила большая треугольная площадь перед детинцем, а также прилегающие улицы и переулки. Здесь были наспех сколоченные лавки и амбары, коновязи и загоны для всякой домашней живности — от коров до косматых горных быков яков.

Прилавки гнулись под грудами товаров. Всеми цветами радуги переливались шерстяные и шелковые ткани — гладкие и узорчатые, шитые серебром и бисером, обтянутые золотой фольгой и прозрачные, как легкая рассветная дымка.

Гончары деревянными молоточками постукивали по своим изделиям, и обожженная глина отзывалась на каждый удар чистым глубоким звоном. Кувшины, горшки, вазы, чаны и даже жаровни были покрыты искусными рисунками птиц и зверей, живущих иногда лишь в воображении художника.

С глиняной посудой соперничали работы чеканщиков. Их кованные из меди тонкогорлые кувшины походили на красных лебедей, а серебряные ковши и чаши казались сотканными из мохнатого инея.

Рядом с чеканщиками разместились динлинские кузнецы. Они продавали удила и топоры, горбуши[92] и остроги, серпы и рыболовные крючья, стремена и скобели для очистки шкур — все, кроме оружия. Чужеземные купцы, надеявшиеся получить у динлинов знаменитые стрелы и мечи, чтобы втридорога перепродать их воинственным кочевникам, чувствовали себя ограбленными. Мало того, все привозное оружие тоже исчезло с прилавков в первый же день. Его, не торгуясь, скупили челядинцы верховного вождя Анта Бельгутая.

То же происходило и в конных рядах. Полновесными золотыми слитками и отборной пушниной динлины платили не только за кровных кипчакских скакунов, но и за низкорослых — чуть повыше теленка — монгольских лошадок. Бывалых чужеземцев это настораживало и наводило на размышления. Они все больше склонялись к мысли, что юный асо динлинов деятельно и всерьез готовится к войне. Но с кем? Против кого из соседей он повернет свою конницу? В какую сторону собирается раздвинуть пределы Хягаса?

— Не бойтесь, — отвечали им скупщики. — Вас наши мечи не коснутся. Асе готовит войско в помощь шаньюю, своему старшему брату.

Купцы облегченно вздыхали. Наиболее проницательные же раздумчиво качали головами: они не верили в дружбу динлинов и хунну. Разве может дружить медведь со стаей степных волков? Говорят, хунну обложили Хягас данью. Вряд ли динлины из гордости согласятся платить ее, хотя золота у них — о духи! — что гальки на речном берегу. Здесь даже женщины из простонародья носят золотые украшения.

Золото! Золото! Его тусклый блеск, его звон дразнили глаза и слух, когда оно перекочевывало из рук в руки в виде слитков, песка и монет: отлитых в форме ножа с отверстием в рукоятке — китайских, круглых — финикийских, овальных пантикапейских, квадратных — греческих.

Встречались, однако, на торгу люди, которые смотрели на деньги с презрительным равнодушием. Они пожимали плечами, удивлялись, как могут взрослые люди отдавать красивые и нужные вещи за горсть желтых побрякушек. В большинстве это были охотники из неведомых северных земель, признававшие только обмен. За бронзовое зеркало или котел они выкладывали тугие связки белых лисиц, за железный нож, или топор — от трех до пяти штук моржовых клыков, за кусок шелка или нитку глазчатых бус — костяные блюда и гребни изумительно тонкой работы; за кувшин сладкого вина готовы были отдать даже своих уродливых, измазанных черной кровью богов.

* * *

Просторная комната, где асо принимал гостей, была обшита кедровыми досками, подогнанными так плотно и умело, что глаз не мог отыскать в них зазора, и оттого стены казались вытесанными из цельного дерева небывалой толщины, с единым природным рисунком.

Со стен глядели резные изображения всадников, зверей и птиц. Пол комнаты был выстлан пятнистыми шкурами горных барсов. На них вперемежку сидели и лежали динлинские старейшины и хунну — отдыхали после обильной еды, пили вино и играли в кости.

Ант Бельгутай и Ли Лин вели неторопливый разговор. На асо был зеленый шелковый кафтан, затканный по рукавам серебряными листьями; круглый ворот с собольей оторочкой открывал стройную мускулистую шею; шаровары из тонкого сукна были заправлены в лосиные сапоги без каблуков.