— Выходит, — подтвердил мужчина с довольной улыбкой. — И я этому весьма рад. Иначе бы мне было крайне затруднительно тебя поймать.
— Гадство! — сообщила я окружающему миру и заткнулась, пытаясь справиться с душившими меня обидой и злобой.
Наш путь к южным воротам пролегал через центральную площадь. Уже практически на подъезде к ней Кондрад тихо выругался и прижал меня к себе плотнее, не давая возможности посмотреть в сторону. Действуя по принципу «любопытство не порок, а источник знания», я выкрутилась и увидела…
«Будь осторожна в своих желаниях, ибо они иногда сбываются». Это про меня. На лобном месте в центре городской площади, распятый на кресте, висел светловолосый мужчина. Он был жестоко избит, покрыт кровоточащими следами от кнута и находился без сознания. В этом несчастном я с трудом узнала расфуфыренного лорда Гайно. Расширенными от ужаса глазами я разглядывала неподвижное тело, на котором не было живого места, а на месте паха… меня затошнило. Будучи в шоке от увиденного, непослушными губами я тихо прошептала:
— Зачем?
— Он посмел тебя обидеть! — было мне ответом.
— Зачем так… жестоко?
— Он посмел сделать тебе больно!
— А почему его… лишили мужественности?
— Он посмел посягнуть на тебя!
Я взорвалась:
— Он хотел, но не сделал!
Мои возражения спокойно отмелись в сторону:
— Неважно! Он посмел хотеть. Для начала он похитил тебя у меня. За одну эту дерзость я готов был его повесить. Но нет! Этот ублюдок едва не забил тебя кнутом до смерти, хотел изнасиловать, а затем бросил на цепи подыхать в луже, как собаку. После его рук ты чудом осталась жива! Никто больше не посмеет оскорблять тебя и причинять боль, я не позволю. Запомни, ты — принцесса Лайе и будущая Властительница Дорсета, Эмирена, Угена и Маэро!
Пропустив мимо сознания все доводы, я не могла оторвать глаз от шокирующего меня зрелища и твердила как заведенная:
— Так нельзя! Это бесчеловечно!
Мои возражения были спокойно отметены в сторону:
— Это? Нет! Имеем покушение на жизнь, честь, свободу и здоровье герцогини. По законам Лайе за свершенное преступление полагается сажать на кол либо варить живьем в кипящем масле. Так что я еще очень милостиво с ним обошелся: завтра его снимут, подлечат и отправят в каменоломни до конца жизни, — просветил меня Кондрад. Помолчав, он присовокупил: — Мне жаль, что ты это увидела. Зрелище не для дам. Я забыл о нем, иначе бы выбрал другую дорогу.
Что я могла на это сказать? Только:
— Увези меня отсюда, пожалуйста!
Увиденное произвело на меня достаточно тяжелое впечатление, и я большей частью молчала, отделываясь на все вопросы короткими «угу» и «ага». Настроение было поганое, и любые вопросы жутко раздражали. В конце концов, Властелин понял и отстал. Так я сидела в своем одеяле, лишь изредка высовываясь для обозрения окрестностей и оглядываясь в поисках возможных разрушений после военной экспансии. Но вокруг царил идиллический деревенский пейзаж: квадратики зеленых полей и огородов, пасущиеся лошадки и коровки, ну и… соответственно мирный запах навоза. Села приятно удивляли чистотой и безлюдьем. На обочине одуряющее стрекотали кузнечики, кое-где вдали виднелись пасеки. В садах, которые мы проезжали, наливались плоды будущего урожая. Селяне косили высокую траву на лугах, сушили сено и, пользуясь хорошей погодой, ставили в невысокие копенки. Одни раз мы пересекли мелкую речушку, на берегах которой с удочками терпеливо сидели мальчишки-рыболовы…
В общем, все было мило и познавательно, пока мне не приспичило в туалет. Пришлось, скрипя зубами, обрадовать Кондрада.
Дальше нарисовался такой порядок действий: Черный Властелин поднял руку, приказывая остановиться. Следующий за нами конный полк замедлил движение и встал. К нам подъехал Кайл, спешился и принял меня на руки. После я перекочевала обратно на руки Властелина, и мы под любопытными взглядами полка торжественно удалились в кустики. Причем ни один из солдат не вышел из строя, воспользовавшись внеплановой обстановкой. Вот это дисциплина! Я думала, что мне уже не может быть стыдно после мытья и перевязок. Так вот, может!
Пока я мучилась от стыда, последовала команда «Оправиться!», и половина конников спешилась и двинула в кустики на другую сторону дороги. Я вздохнула с облегчением. Не одна я испытываю чисто человеческие потребности. Когда мы возвращались из своего зеленого уголка, туда же удалилась вторая половина. Разумно. Кто-то всегда в штанах при нападении врагов. Но все же я решила в следующий раз терпеть до победного и не позориться. Надеюсь, у меня получится.
Продолжив путешествие, мы добрались до деревни, где было решено остановиться на ночлег. Пока меня передавали из рук в руки туда и обратно, Цесариус вошел в подготовленный для нас дом с приказанием затопить печь. Внезапно он спустя минуту выскочил оттуда, махая руками и призывая нас остановиться:
— Вы не можете там ночевать!
— Почему? — недоуменно спросил Кондрад, приподнимая черную бровь в привычном жесте.
— Там… дымоход забился, — объяснил алхимик, с выражением глядя на Властелина, как бы на что-то намекая. — Можно угореть, — с нажимом, — сильно угореть…
— Понятно, — констатировал мужчина и, развернувшись, осмотрел близстоящие дома. Нимало не смущаясь, Кондрад внес меня в понравившуюся ему избу и, аккуратно посадив на лавку, скомандовал хозяйке, жавшейся у печи:
— Накорми! Живо!
Я сидела и краснела за столь бесцеремонное требование, тихонько рассматривая убогую обстановку и хозяйку дома. Одетая в домотканую юбку и кофточку буро-коричневого цвета, русоволосая женщина будто приклеилась спиной к печи, закрывая кого-то своим тощим телом, потеряв от страха способность соображать. Кондрад, видя, что его приказания не кидаются выполнять, рыкнул:
— Ну?!
В это время с полатей свесилась детская ручонка и затормошила застывшую крестьянку.
— Мама! Мам! Господин приказывают! — Следом за рукой показалась пшеничная головка ребенка лет шести, который объяснил как взрослый: — Мамка шибко пугливая, счас поесть даст. Вы не серчайте.
Вслед за мальчишкой высунулись еще две чумазые мордашки и уставились на нас любопытными глазенками. Мне было так стыдно, не описать словами! Как так можно? Зачем отбирать у детей, может быть, последнюю еду? Я попыталась стащить со среднего пальца единственную имеющуюся у меня ценную вещь — тоненькое золотое колечко, мамин подарок на шестнадцатилетние. Кольцо не поддавалось, даже несмотря на похудевшие пальцы, и я, не оставляя усилий, обратилась к женщине:
— Не бойтесь, мы ничего плохого не сделаем и щедро заплатим за еду и ночлег. Пожалуйста, вы сможете нас накормить?
В этот момент мои руки сжала сильная мужская ладонь, останавливая судорожные попытки снять колечко. По столу запрыгала, зазвенела крупная серебряная монета со словом:
— Пожалуйста, — произнесенным натужным тоном.
Подняв голову, я встретилась взглядом с зелеными глазами — Кондрад молча спрашивал, довольна ли я. Я оценила его поступок. Властелин, просящий простолюдинку, — это небывалое событие. Улыбнувшись, я прошептала:
— Спасибо.
Он пожал плечами с недовольным видом, но в глазах мелькнули искорки смеха. Его величество уведомили:
— Я скоро приду. Начинай есть, — и вышел.
Перенеся внимание на хлопотливую хозяйку, что радостной птицей летала у печи, разогревая немудреный ужин, я завела разговор:
— Как вас зовут?
Женщина вздрогнула, выпрямилась и испуганно уставилась на меня:
— Нас?
— Тебя, — поправилась я, не желая смущать крестьянку больше чем нужно.
— Алеана, госпожа, — поклонилась та.
— А меня Илоной зовут, — представилась я, наблюдая, как передо мной появляется тарелка, наполненная мясным бульоном, ломоть хлеба и ложка.
— Что-то еще, госпожа Илона? — комкая в руках фартук, справилась Алеана.
— Нет, спасибо. И можно просто Илона, без «госпожа», — откликнулась я, подгребая к себе ложку и вдыхая вкусный запах.
— Как так-то? Низзя, чинопочитание надобно соблюдать, — стала возражать хозяйка. Но любопытство пересилило, и она тихонько переспросила: — А господин, он кто?
Проглотив первую ложку варева и довольно зажмурившись, Я просветила:
— Кондрад, Черный Властелин.
— Ой! — в панике пискнула Алеана и зажала рот фартуком. — Мне-то староста сказал, солдаты будут. Как же так-то?
Сказать мне было нечего, и я продолжила лопать. Алеана так и стояла с расширенными от страха глазами, комкая в дрожащих руках фартук. А когда вернулся Кондрад, немедленно бросилась к нему в ноги, всхлипывая:
— Простите, господин! Не признала! Не извольте гневаться на дурищу необразованную!
Мужчина недовольно поморщился и, обойдя коленопреклоненную женщину, соизволил произнести: