Спозаранку во время ставшей уже привычной перевязки Цесариус вдруг спросил Кондрада:
— Ваше величество! Помните, вы мне обещали награду за лечение?
Последний оторвался от утренних процедур, внимательно окинул взглядом лекаря и кивнул:
— Я никогда не забываю данных слов. Твое желание, Цесариус?
— Я хочу поехать с вами.
Ответ алхимика поверг нас обоих в колодец удивления, где меня выпустили из рук, и я, естественно, не преминула нахлебаться воды, неожиданно лишившись поддержки. Пока меня вылавливали и извлекали из бадьи, стояло молчание, каковое было нарушено, лишь только я очутилась на столе. Кондрад, сложив руки на груди, поинтересовался, пристально изучая занятого мной лекаря:
— Ты уверен? Нас ждет тяжелый переход, в том числе по горам. Местами тебе придется ехать верхом наравне со всеми.
— Я не настолько стар, чтобы не удержаться на лошади, — отозвался Цесариус, не прекращая художественного намазывания моей спины.
— Что ж, воля твоя. Твое право выбрать себе награду по вкусу. Я не буду против, хороший врач всегда в походе нужен, да и за Илоной присмотришь до полного выздоровления. Вдобавок мне нужен алхимик, который мог бы проверять на пригодность еду и воду для питья, — согласился Властелин, и на этом тема себя исчерпала.
Пока каждый занимался своим делом, я, как самый не обремененный работой член нашего квартета, напрягала мозговое вещество, пытаясь хоть что-то понять в происходящем. Разрозненные кусочки мозаики не желали складываться в картинку, слишком много было вокруг непонятного: чересчур заботливый Кондрад, упорно избегающий ответов на мои вопросы, непомерные требования и странные намеки Форсета, удивительное желание Цесариуса. Что стоит за всем этим? Чего мне следует опасаться? Каких сюрпризов ожидать?
Мне настолько надоела неизвестность, что я не выдержала и осведомилась у лекаря, дождавшись, пока нас покинет Кондрад:
— Цесариус, можно вас спросить?
Алхимик присел рядом на край кровати и ответил вопросом на вопрос:
— Ты хочешь знать, почему я еду с вами?
— Ну, как бы… да, — смутилась я. И торопливо добавила: — Зачем менять привычное удобное жилье на неизвестность? Вы уже не молоды… простите, если обидела… и начинать все сначала на новом месте… — Я замялась, подбирая правильные слова: — Разумно ли это?
Ласково взъерошив мне волосы, лекарь улыбнулся в ответ на мою искреннюю заботу:
— Видишь ли, девочка, мне это нужно самому. Я расскажу тебе историю, но попрошу сохранить мой секрет. Наблюдая за тобой довольно продолжительное время, я верю, что ты сможешь сберечь мою тайну. Ведь так? — испытующе посмотрел на меня Цесариус. После согласного кивка продолжал: — Сто десять лет назад по нелепой случайности погибла моя единственная дочь Эалена. Случилось моровое поветрие, и она заболела. К несчастью, меня не было рядом в ту годину, и я не смог ей помочь. Успел лишь на похороны. — Старик помолчал, собираясь с силами. — Ты похожа на мою девочку. Не внешностью, нет — скорее, силой духа, внутренним стержнем. И мне очень хочется побыть рядом с тобой до тех пор, пока ты не покинешь наш мир.
Я впала в коллапс: «Ничего себе, спросила. И как прикажете это понимать?». В голове мельтешили несвязные обрывки мыслей: «Сколько же ему лет? Каким образом помочь? Покинешь наш мир? Он знает!».
С этой единственно разумной мыслью я вытаращилась на Цесариуса в безумной надежде:
— Вы в курсе дела, что я из другого мира? Вы можете вернуть меня домой? Пожалуйста!
— Нет, дочка, не могу, — с сожалением ответил алхимик. — Я маг, но умею лишь лечить и немного владею боевой магией. Предупреждая твой вопрос «Почему я тебя одним махом не вылечил от всех ранений?», отвечаю: мог бы, но тогда на всю жизнь остались бы шрамы, слишком старые были раны.
Он немного помолчал и попросил:
— Ты не говори никому о моих способностях.
— Почему? — удивилась я. — Вроде бы здесь маги встречаются исключительно редко и должны быть весьма уважаемы.
— Это правда, — согласился Цесариус. — Но я… как бы это проще сказать… неизвестный маг. И мне не хочется подвергаться гонениям из-за этого. Тем более я не использую магию уже много лет. Так ты сохранишь мою маленькую тайну?
— Заметано, — немедленно согласилась я. — А вы сохраните мою.
— Заметано! — усмехнулся алхимик. — И… не расстраивайся ты так, непременно вернешься домой. Боги хитры, но в этом обмануть не смогут. Какое у тебя условие возвращения?
Я уныло поведала:
— Не допустить брака между Кондрадом и принцессой Иалоной. Причем кто-то из них должен соединиться посторонними узами брака. А как? Я уже просто голову сломала и мозги в спиральки закрутила.
— Ну, я думаю, выход обязательно найдется. Мне так кажется, — хитро усмехнулся Цесариус и снова погладил меня по голове. — Спи, деточка, набирайся сил. Они тебе ой как понадобятся!
«О чем это он?» — Не успев обдумать новую мысль, я уснула.
Следующие дни прошли без происшествий, но поговорить нам больше не удалось: кто-то постоянно крутился рядом, собирая вещи в дорогу. Меня происходящее волновало мало. Я пребывала в состоянии глубокой задумчивости, на которую, в конце концов, обратил внимание Кондрад:
— Что-то случилось? Что с тобой?
С одной стороны, меня распирало от желания довериться ему и рассказать о своих проблемах, с другой — останавливало необъяснимое предчувствие. Поколебавшись между двумя противоречивыми желаниями, я сообщила:
— Ничего особенного. Мучаюсь догадками, на кой черт ты тащишь меня с собой.
Вообще-то я не соврала, а он от меня сразу отстал, не испытывая охоты расписывать мотивы своих решений. В общем, все как всегда, ничего нового, если бы не…
В последнюю ночь перед отъездом мне пригрезился сон, и это казалось бесконечно странным — мне никогда раньше не снились столь четкие сны. Они мне вообще не снились, я проваливалась в черноту, лишь добираясь до подушки. А сейчас я могла рассмотреть все до мельчайших деталей. Это было стопроцентным сновидением, потому что такого не могло случиться наяву — рядом со мной на постели, удобно разлегшись на левом боку и подперев голову рукой, соседствовал Кондрад. Мое воображение приодело его в белую рубашку, каких он не носил (по крайней мере, я не видела). И еще он смотрел на меня с нежностью и улыбался. Ей-богу, сон! С какого перепугу на мою подпорченную персону с этаким чувством пялиться? Не имея ни малейшего понятия, как должны разворачиваться события во снах, вежливо поздоровалась:
— Привет! Не поделишься секретом, что ты забыл в моем сне?
Герой девичьих грез, не переставая излучать несвойственные ему чувства, ответил:
— Тебя!
И что положено делать после таких слов? Мило покраснеть или глупо захихикать в смущении? Я выбрала третий вариант — протянув руку, намотала на палец прядь его длинных волос и потянула к себе:
— Поцелуй меня, пожалуйста.
Как здорово, что во снах не существует условностей и предрассудков. Кондрад придвинулся ближе и склонился надо мной, припав к губам в жадном обжигающем поцелуе, принесшем чувство непередаваемой нежности и желания. Когда мужчина с трудом оторвался от моих губ и отодвинулся, стараясь выровнять дыхание, я испытала разочарование и потерю чего-то исключительно важного и нужного:
— Почему?
Он ласково провел кончиками пальцев по моей щеке и тихо прошептал:
— Потому что еще чуть-чуть, и я не смогу остановиться.
Околдованная необычными ощущениями, я не понимала:
— Почему? Зачем тебе останавливаться?
Его пальцы скользнули ниже, нежно погладили шею, осторожно пробежались по подживающим рубцам в вырезе рубашки. Я замерла, наслаждаясь новыми ощущениями, и настолько увлеклась, что едва не пропустила мимо ушей объяснение:
— Тебе будет больно.
— Во сне? Больно? — Моему удивлению не было предела. — Это же сон! Здесь не может быть больно!
— Ты так уверена, что это сон? — снова склонился надо мной Кондрад. — Почему?
— Конечно! — искренне удивилась я. — Разве может быть по-другому? Только здесь я способна поверить в то, что тебе нравлюсь.
— Какая же ты еще маленькая и глупенькая, — улыбнулся мужчина и поцеловал.
Возмущение о неправильности происходящего и недовольство выданной характеристикой немедленно выветрились из головы, и я с энтузиазмом предалась такому увлекательному занятию, как поцелуи. Где-то на задворках мелькала мысль о более серьезном развитии событий, но я не могла заставить работать свое воображение, слишком хорошо мне было в данный момент. Хм, жалко, что не додумались до записывания сновидений, я бы не отказалась. Память на всю жизнь.
Кондрад решил взять передышку. Улегшись на спину и осторожно подтянув меня к себе, он ласково перебирал волосы, изредка целуя в макушку. Лежа на его груди и слушая стук сердца, я сожалела о том, что мы не попались на глаза друг другу в моем мире. Хотя, с другой стороны, — встретились ли бы мы вообще? И если да, то вполне вероятно, что ничего бы не случилось.