В Парагвае (нас там потом еще принимал российский посол, который, к сожалению, недавно скончался) Доктору вручили громадный орден, едва ли не тарелку. Он все боялся, что я его потеряю – в карман не положишь, она огромная, блестящая. И встреча была тоже блестящая – везде висели российские флаги. Правда, сам Леос запомнился тем, что ничего не запоминал из того, что мы говорили. Пожилой человек, был как бы сам в себе. Слушал только себя и говорил с собой. Доктора (Колоскова. – Примеч. И.Р.) он, конечно, узнал. Но это было для него точкой в торжестве как футбольного функционера: смотри, мол, как у нас тут все здорово! Как показалось, для него выбор, за кого голосовать, не принципиален.
А вот для следующего нашего собеседника, Грондоны, было важно – и он заявил нам об этом, – что он ни при каких обстоятельствах не проголосует за Англию. Сколько бы раз они к нему ни приехали.
– Из-за давней войны за Фолклендские острова? И за гол Диего Марадоны «божьей рукой»?
– Видимо, да. Он давал понять, что, если бы он так поступил, его просто не поняли бы в народе. Потом мы еще с Доктором в Цюрихе с Грондоной встречались.
А Тейшейра сказал: «Доктор, твое уважение для нас – священная вещь. Но через месяц (или через две недели, не помню) у нас будет заседание КОНМЕБОЛ, и мы примем коллегиальное решение. Какое – ты знаешь.
Первые два часа встречи они вспоминали про поездку на Байкал. Мне приходилось переводить, хоть я и не знаю португальского. К счастью, Тейшейра понимает по-испански. Я вертелся как уж, потому что как перевести фразу Доктора: «А помнишь, когда мы поймали сига и забросили мормышку…»? Вот как по-испански сказать: «мормышка»? Тем не менее друг друга здорово поняли. Они с Тейшейрой пообнимались, выпили, конечно.
– Какие еще впечатления врезались в память из той поездки?
– Контраст между федерациями футбола. В Парагвае здание КОНМЕБОЛ – огромное, отдельно стоящее мраморное здание со знаком на стене. Знак этот означает, что появление здесь полиции и прокуратуры запрещено законом, никто не имеет право туда вторгаться, поскольку это международное, внетерриториальное объединение. И вдруг – какая-то совершенно задрипанная федерация у Аргентины. Видимо, не помещением красна федерация, как я теперь понимаю.
Перелеты по Южной Америке заслуживают отдельного описания – для того хотя бы, чтобы читатель понял: члены заявочного комитета не просто передвигались по миру в условиях, порой очень далеких от класса «люкс», но иногда рисковали даже своими жизнями. А по-другому – с учетом жесточайшего графика подобных визитов – было невозможно.
Из Буэнос-Айреса вылетали поздним вечером, а к утру надо было кровь из носу быть в Рио-де-Жанейро. Оставалось только зафрахтовать чартер – но лил проливной дождь, и в аэропорту никто не соглашался куда бы то ни было лететь, да и разрешения на вылет два часа не давали. Взялся только один отчаянный пилот – и на этом крохотном семиместном «борте», согнувшись в три погибели, при чудовищной «болтанке», на половине обычной высоты, в не останавливавшийся ни на секунду ливень три часа россияне летели над заливом в Бразилию. Багаж был в салоне, и даже отдельного туалета в этом чартере не было: роль, извините, унитаза играло… одно из кресел, которое для выполнения побочной функции нужно было приподнять.
Когда приземлялись в Рио, у членов нашей делегации болело решительно все, и мысль была одна: слава богу, долетели. Им было явно не до прогулок по городу мечты Остапа Бендера в белых штанах, как грезилось великому комбинатору… Но им надо было работать, общаться, убеждать. И это не допускало хандры и жалости к себе. Говорят, старший из визитеров – Колосков – проявлял при этом чудеса бодрости и быстрого восстановления. Хотя и «на грудь» со старыми товарищами по исполкому ФИФА они, что скрывать, принимали…
Необычной получилась и поездка в Нигерию. Россиян приняли в холле единственного роскошного отеля в столице страны. Огромная гостиница кишела деловыми людьми, поскольку те боялись выходить куда-либо еще. Член исполкома ФИФА Амос Адаму, его сын, генсек федерации и их коллеги пришли на встречу в национальных цветных балахонах.
Вот только презентацию россиян они даже… толком не смотрели! Адаму попутно говорил по телефону, общался с помощниками. Когда приведенная им на встречу пресса, по его мнению, неудачно фотографировала Адаму в процессе разговора, он нервными жестами давал это понять. Словом, на докладчиков внимания практически не обращал, занимаясь своими делами. В какой-то момент встал, сделал заявление для прессы – и внезапно уехал вместе со всей своей «бригадой». С таким странным поведением наши миссионеры больше не сталкивались ни разу. Каким фарсом закончится эпопея загадочного нигерийца, вы узнаете ниже…
Спрашиваю Чернова:
– Сложно вообще было эти поездки организовывать?
–
Есть исходные неравенства. Есть, к примеру, правило, что от каждой заявляющейся страны могут лететь четыре человека, не более. Но такая страна, как Россия, в отличие от той же Англии должна брать переводчика. Значит, уже пять – а нельзя. Второе – все презентации на английском. Третье – нам нужны визы, а не везде их быстро получишь, особенно когда член исполкома назначает достаточно близкую дату. «Напрягали» МИД и всех, кого можно – влиятельных знакомых, администрацию президента, правительственный аппарат. За один день получали вызов, который за месяц обычно получают. Например, в Кот’д’Ивуар. * * *
Впрочем, с другой поездкой в Африку ни нигерийская, ни котдивуарская ни в какое сравнение не идут. О визите в Анголу должны узнать все. Чтобы понять, чего могло стоить людям, стремившимся заполучить для России ЧМ-2018, эта их мечта. И это – уже совсем не шутки.
Чернов:
– В Анголе, где заседала Африканская конфедерация футбола, Сорокин заболел малярией. В Москве, узнав об этом, я пришел к Лехе в инфекционную больницу для заразных тропических заболеваний, которая находится черт-те где. Там творились удивительные и страшные вещи. Зима. Приезжаю к госпиталю. На входе никого нет. Поднимаюсь на лифте, выхожу – опять ни одного человека.
Оказываюсь в огромном коридоре. Стекла везде выбиты. Невероятное впечатление: у лифта стеклянное окно, оно разбито, а на полу выросла изо льда гора сталагмитов. А в десяти метрах – его палата.
Степень серьезности той переделки, в которую попал Сорокин, была очевидна. Вот его собственный рассказ:
– В тот момент у меня несколько поездок наслоились друг на друга, и об Анголе я уже забыл. Приехал в Москву, внезапно поднялась температура. Подумал, что обычный грипп. Вызывал врачей, они так и говорили. Несколько дней держалась температура 40 градусов, я был в полубредовом состоянии, и сбить это никак не удавалось. И в конце концов одна девушка-доктор – по-моему, третий врач из тех, кто ко мне приходил, – спросила, не был ли я в последнее время в каких-то жарких странах. Тогда-то я и вспомнил об Анголе.
Она говорит: «Давайте сделаем прямо сейчас анализ крови». И мне уже через несколько часов перезванивают из лаборатории. Говорят: «Вы знаете, у вас уже скоро… все. У вас такое количество этих… (вспоминает, как называются паразиты, попадающие в кровь во время малярии) плазмодиев, и так мало осталось красных кровяных телец, что… В общем, мы таких больных иногда уже и не берем».
Но меня взяли в инфекционную больницу на Соколиной горе. Это одна из всего лишь двух клиник в Москве, где лечат малярию. Больше специалистов просто нет. А это тропическая малярия, самая, как я потом выяснил, рьяная.
Там действительно несколько удивились моему анализу крови. Эта болезнь очень легко лечится, если она вовремя поймана. Но каждый последующий день прибавляет проблем в геометрической прогрессии. Если терпеть неделю или чуть больше, то можно легко довести до смертельного исхода.
– Вас на какой день забрали?
– (Вспоминает.) На пятый. Сказали, что еще дня три – и было бы совсем плохо. Почки бы я потерял точно, а дальше… Бывает, выхаживают. Но третье в мире место по смертности среди болезней занимает именно малярия.
Слава богу, мне попалась хорошая тетенька – завотделением. И постепенно выполз. Помню, передо мной поставили литровую банку с водой. А там самое главное – почки. Если они работают плохо, считается, что болезнь прогрессирует. Единственное, как это можно увидеть, – прогонять жидкость и смотреть соответствие выпитого тому, что из человека… выходит. И завотделением мне сказала: «Если будет существенная разница – поедешь на аппарат под названием “искусственная почка”».