Орсо обошел сад и, убедившись, что калитка хорошо заперта, и немного стыдясь этой ложной тревоги, решился вернуться в свою комнату.
— Я рада, брат, — сказала Коломба, — что вы делаетесь осторожнее, как и следует в вашем положении.
— Это я тебя слушаюсь, — отвечал Орсо. — Покойной ночи.
На другой день Орсо встал с рассветом и был готов к отъезду. В его костюме можно было видеть и стремление к изяществу, свойственное человеку, который хочет понравиться женщине, и осторожность корсиканца во время вендетты. Сверх ловко облегавшего его стан сюртука он надел через плечо жестяную лядунку на зеленом шнурке, в которой были патроны; в боковом кармане у него был стилет, а в руках — превосходное ментоновское ружье, заряженное пулями. Пока он торопливо пил кофе, налитый Коломбой, один из пастухов пошел оседлать и взнуздать лошадь. Потом и Орсо с Коломбой пошли в загон. Пастух поймал лошадь, но уронил седло и узду и, казалось, был в ужасе, а лошадь, помнившая рану прошлой ночи и боявшаяся за свое другое ухо, становилась на дыбы, лягалась, ржала и бесилась.
— Ну, торопись! — крикнул ему Орсо.
— Ах, Орс Антон! Ах, Орс Антон! Клянусь кровью мадонны! — кричал пастух и сыпал бесчисленными и бесконечными, по большей части непереводимыми ругательствами.
— Да что случилось? — спросила Коломба.
Все подошли к лошади, и когда увидели ее в крови и с рассеченным ухом, то разом вскрикнули от неожиданности и негодования. Нужно сказать, что изувечить лошадь врага у корсиканцев означает и месть, и вызов, и угрозу. Только ружейным выстрелом можно отплатить за такое преступление. Орсо, долго живший на континенте, меньше, чем кто-нибудь другой, чувствовал огромное значение обиды, но если бы в это время ему попался один из барричинистов, он сейчас же заставил бы его искупить обиду, которую приписывал им.
— Подлые трусы! — воскликнул он. — Вымещать на бедном животном свою злобу, а встретиться лицом к лицу со мной не смеют!
— Чего мы ждем? — воскликнула Коломба. — Они оскорбляют нас, калечат наших лошадей, и мы не ответим им? Мужчины ли вы?
— Мщение! — отвечали пастухи. — Проведем лошадь по деревне и возьмем приступом их дом.
— К их башне примыкает овин под соломенной крышей, — сказал старый Поло Гриффо, — он запылает у меня с одного маху.
Другой предлагал идти за лестницей от церковной колокольни; третий — высадить двери дома Барричини бревном, лежавшим на площади и предназначенным для какой-то постройки. Среди всех этих бешеных голосов слышен был голос Коломбы, объявлявшей своим телохранителям, что перед тем, как приняться за дело, каждый получит от нее большую чарку анисовки.
К несчастью, или, скорее, к счастью, эффект, на который она рассчитывала, поступив так жестоко с бедной лошадью, не достиг цели. Орсо не сомневался, что это варварское увечье было делом рук его врагов, и особенно подозревал Орландуччо; но он не думал, что этот молодой человек, которого он ударил и вызвал на дуэль, решит, что он стер свой позор, разрезав ухо у лошади. Напротив, эта мелкая и низкая месть усиливала его презрение к противникам, и теперь он мысленно соглашался с префектом, что подобные люди не стоят того, чтобы с ними драться. Как только он смог заставить слушать себя, он объявил своим смущенным сторонникам, что им следует отказаться от своих воинственных намерений и что суд накажет того, кто разрезал ухо его лошади.
— Я здесь хозяин, — строго прибавил он, — и я требую, чтобы мне повиновались. Первого, кто осмелится заговорить еще об убийстве или поджоге, я самого подожгу. Оседлать мне серую лошадь!
— Как, Орсо, — сказала Коломба, отведя его в сторону, — вы терпите, чтобы нас так оскорбляли? При жизни отца никогда Барричини не посмели бы изувечить нашу лошадь.
— Обещаю тебе, что им еще придется раскаяться, но наказывать негодяев, у которых хватает храбрости только для нападения на животных, должны жандармы и тюремщики. Я сказал тебе: суд отомстит им за меня… в противном случае тебе не придется напоминать мне, чей я сын.
— Терпение! — сказала Коломба со вздохом.
— Помни, сестра, — продолжал Орсо, — что если я, вернувшись, узнаю, что против Барричини была допущена какая-нибудь выходка, я тебе этого никогда не прощу. — Потом он прибавил мягче: — Весьма возможно, даже весьма вероятно, что я вернусь с полковником и его дочерью; постарайся, чтобы их комнаты были в порядке, чтобы завтрак был хорош и вообще, чтобы гостям у нас было как можно лучше. Очень хорошо быть храброй, Коломба, но нужно, кроме того, чтобы женщина умела быть хозяйкой в доме. Ну, поцелуй меня! Серую лошадь уже оседлали.
— Орсо, — сказала Коломба, — вы не поедете один!
— Мне никого не нужно, — возразил Орсо, — я ручаюсь, что не дам отрезать себе ухо.
— О, я ни за что не пущу вас одного, когда идет война! Эй, Поло Гриффо! Джан Франче! Меммо! Возьмите ружья! Вы проводите брата.
После довольно жаркого спора Орсо согласился, чтобы его сопровождал конвой. Он взял из своих пастухов самых сердитых, тех, которые громче всех советовали начать войну, и, повторив свое приказание, пустился в путь, на этот раз сделав объезд, чтобы избежать дома Барричини.
Они были уже далеко от Пьетранеры и быстро подвигались вперед, когда при переезде через ручеек, терявшийся в болоте, старый Поло Гриффо заметил несколько свиней, комфортабельно улегшихся в грязи и наслаждавшихся солнцем и холодной водой. Он сейчас же прицелился в самую толстую, выстрелил ей в голову и уложил на месте. Подруги убитой поднялись и побежали с удивительной легкостью, и, несмотря на то, что и другой пастух тоже выстрелил, они целыми и невредимыми добежали до чащи, где и исчезли.
— Глупцы! — закричал Орсо. — Вы принимаете домашних свиней за диких.
— Вовсе нет, Орс Антон, — отвечал Поло Гриффо, — это адвокатово стадо: пусть знает, как калечить наших лошадей.
— Как, негодяи! — закричал Орсо вне себя от ярости. — Вы делаете такие же подлости, как и наши враги? Прочь от меня, презренные! Вы мне не нужны. Вы годны только со свиньями драться! Клянусь богом, я разобью вам головы, если вы осмелитесь ехать за мной.
Пастухи переглянулись в смущении. Орсо пришпорил лошадь и ускакал галопом.
— Вот тебе и раз! — сказал Поло Гриффо. — Стоит любить людей, если они так обращаются с тобой! Его отец, полковник, рассердился на тебя за то, что ты однажды прицелился в адвоката. Дурак, что не выстрелил… А сынок… ты видел, что я для него сделал… хочет разбить мне голову, как кубышку, в которой больше нет вина. Вот, Меммо, чему учатся на континенте!
— Да, а если узнают, что ты убил свинью, тебя потянут в суд, и Орс Антон не заступится за тебя и не заплатит адвокату. Счастье, что никто не видел, святая Нера выручит тебя из беды.