Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога свернула в лес, где солнце перемежалось с тенью, и начала подниматься по отлогому песчаному склону. По обеим сторонам спускались вниз небрежно обработанные поля, а дальше, окруженный жалкими фруктовыми деревьями и чахлыми, бледными, как полынь, тополями, которые не переставая трепетали, несмотря на полное безветрие, притулилась маленькая ветхая хижина. За хижиной возвышался огромный, почерневший от старости сарай. Здесь дорога разветвлялась на две тропинки. Одна, еле различимая в песке, поворачивала к хижине, вторая вела через заросли сорняков к сараю. Парень, стоявший на подножке, заглянул в кабину и скомандовал:
– Поезжайте к сараю.
Сэрат повиновался. В густых зарослях сорняков вдоль полуразвалившейся изгороди вызывающе торчали кверху рукоятки плуга – лемех его мирно ржавел в траве, где валялись и другие орудия – скелеты труда, исцеленные землею, которую им надлежало осквернить, но которая оказалась добрее, чем они. В том месте, где изгородь поворачивала под углом, Сэрат остановил автомобиль, парень слез с подножки, открыл понежившиеся деревянные ворота, и Сэрат въехал во двор, где на шатких колесах стояла телега с самодельными козлами и ржавый скелет «форда». Фары, приделанные у самого основания его лысого куполообразного радиатора, придавали ему выражение угрюмого, но терпеливого изумления, а тощая корова, пережевывая жвачку, смотрела на них грустными глазами.
Двери сарая, словно пьяные, косо висели на сломанных петлях, прикрученных ржавой проволокой к косякам, а за ними зияло мрачное, как пещера, нутро – пародия на полные закрома и скрытые в земных недрах богатства. Баярд сел на подножку, прислонился перевязанной головой к дверце автомобиля и стал смотреть, как Сэрат с молодым парнем вошли в сарай и медленно полезли наверх по ступенькам невидимой лестницы. Корова продолжала медленно и уныло жевать жвачку, а на желтой поверхности пруда, утоптанные глинистые берега которого потрескались от солнца, словно грязноватые облачка, плавали гуси. Длинные косые лучи заходящего солнца падали на них, но их гибкие шеи и на тощий, ритмично подергивающийся бок коровы, тусклым золотом окрашивая ее выпирающие ребра. Вскоре показались ноги Сэрата, затем его туловище, а вслед за ним, держась одной рукой за лестницу, легко соскочил на землю парень, прижимая к бедру глиняный кувшин.
Парень вышел из сарая; за ним в тщательно отглаженной рубашке без галстука шагал Сэрат. Он кивнул Баярду, и оба скрылись в высоких, до пояса, зарослях дурмана. Баярд догнал их в ту минуту, когда парень, держа в руках кувшин, ловким движением пролез между двумя слабо натянутыми кусками колючей проволоки. Сэрат немного замешкался, потом натянул верхнюю проволоку и, наступив на нижнюю, помог пройти Баярду. За сараем земля уходила под уклон, в тень густых, как джунгли, зарослей ивняка и бузины, а рядом несколько молодых деревьев кучкой пестрых призраков окружали огромный бук, и из зарослей им навстречу повеяло прохладным сырым дыханьем. Источник, вытекавший из-под корней бука, изливался в деревянный желоб, до краев вкопанный в белый песок, который слегка колебался под беспокойным напором прозрачной струи, уходившей в ивняк и бузину.
Земля вокруг источника была плотно утрамбована, как гладкий глиняный пол. Рядом на четырех кирпичах стоял закопченный чугунный котел, под ним виднелась кучка светлой древесной золы, потухших головешек и обуглившихся щепок. К котлу была прислонена стиральная доска с металлической рифленой поверхностью, а над источником на вбитом в дерево гвозде висела ржавая жестяная банка. Парень поставил кувшин на землю, и они с Сэратом уселись на корточки.
– Боюсь, как бы нам не попасть в беду, если мы дадим мистеру Баярду виски, Хаб, – сказал Сэрат. – Правда, сам док Пибоди дал ему хлебнуть глоточек, так я думаю, ничего, если и мы дадим ему немножко. Правильно, мистер Баярд?
Он поднял на Баярда свою добродушную умную физиономию. Хаб вытащил из кувшина пробку, сделанную из кукурузной кочерыжки, передал кувшин Сэрату, и тот протянул его Баярду.
– Я знал мистера Баярда, еще когда он в коротких штанишках бегал, – доверительно сообщил Сэрат Хабу, – но выпиваем мы вместе первый раз. Верно, мистер Баярд? Может, вам стакан нужен?
Однако Баярд уже пил прямо из кувшина, положив его поперек поставленного горизонтально предплечья и по всем правилам науки той же рукой поддерживал горлышко.
– Смотри-ка, он умеет пить из кувшина. Я всегда знал, что он настоящий парень, – одобрительно заметил Сэрат. Баярд опустил кувшин, вернул Сэрату, и тот церемонно протянул его Хабу.
– Валяй, – сказал Хаб. – Глотни.
Сэрат приложился к кувшину, размеренно двигая кадыком. Над источником в низком луче солнца золотистыми чешуйками мякины кружила и вилась мошкара. Сэрат опустил кувшин, отдал его Хабу и тыльной стороной ладони вытер рот.
– Ну, а теперь как вы себя чувствуете, мистер Баярд? – спросил он и смущенно добавил: – Вы уж меня простите, вас, наверно, капитаном называть надо.
– Это еще зачем? – спросил Баярд. Он тоже сидел на корточках, прислонившись к стволу бука. Поднимавшийся позади них склон скрывал сарай и хижину, и все трое сидели как бы в маленькой чаше тишины, отдаленной от времени и пространства и до краев наполненной прохладным и чистым дыханием источника и тонкими струйками солнечного света, который, как разбавленное вино, просачивался сквозь заросли ивняка и бузины. На водной глади источника лежало отраженное небо, а на нем красовался узор из неподвижных в безветрии листьев бука. Худощавый Хаб охватил руками колени; из-под полей его заломленной набекрень шляпы торчала папироса. Сэрат сидел напротив, по другую сторону источника. На фоне выцветшей голубой рубашки его лицо и руки выделялись ровными темно-коричневыми пятнами, наподобие красного дерева. Толстопузый благодушный кувшин стоял между ними.
– Да, – повторил Сэрат, – я всегда считал, что виски – лучшее, лекарство от любой раны. Новомодные молодые доктора, они, конечно, другое говорят, а вот когда старый док Пибоди отрезал моему дедушке ногу, дедушка лежал на кухонном столе и в руках у него была бутыль, а на ноги ему положили тюфяк и стул, и четыре человека его держали, а он ругался и пел такую похабщину, что женщины и дети ушли на луг за сараем и там дожидались, пока все кончится. Выпейте еще, – добавил он, протягивая кувшин через источник, и Баярд выпил снова. – Вам теперь намного лучше, верно?
– Черт его знает, – отвечал Баярд. – Это настоящий динамит, ребята.
Держа кувшин на весу, Сэрат хмыкнул, потом пригубил, и кадык его снова стал подниматься и опускаться на фоне ивняка и бузины. Бузина скоро зацветет бледными мелкими соцветиями. Мисс Дженни каждый год делает из них вино. Хорошее вино, если знать рецепт и набраться терпения. Вино из цвета бузины. Похоже на детскую считалку из игры, в которую играют девочки в светлых платьицах вечером после ужина. Над чашей, куда еще проникали низкие лучи солнца, как пылинки в пустой заброшенной комнате, кружила и вилась мошкара. Приятный голос Сэрата снова и снова учтиво восхищался тем, какая крепкая у Баярда голова и как здорово, что они с Баярдом первый раз вместе выпивают.
Они выпили еще, Хаб попросил у Баярда папиросу и сочным деревенским языком принялся рассказывать разные неприличные истории про девчонок, виски и игру в кости, и вскоре они с Сэратом затеяли добродушный спор насчет работы. Казалось, они могут сколько угодно сидеть наг корточках, не испытывая ни малейшего неудобства, тогда как у Баярда ноги вскоре онемели, и он сел на землю, прислонился спиною к дереву, вытянул свои длинные ноги, по которым, покалывая, побежала застоявшаяся кровь, и сидел так, слушая голос Сэрата, но не вникая в смысл его слов.
Голова теперь причиняла ему одно лишь неудобство; временами у него возникало такое ощущение, будто она совсем отделилась от тела и висит над зеленой стеной как прозрачный шар, в котором или за которым никак не хочет ни проясниться, ни окончательно исчезнуть, а только назойливо, с каким-то смуглым отчаянием маячит все то же лицо – два округлившихся от изумления глаза, две поднятые кверху руки – они мелькают за белой рубашонкой и короткими синими штанишками, а потом грохот, треск, удар и черная тьма…
Мягкий, обволакивающий голос Сэрата все звучал и звучал – ровно, медленно, ничуть не раздражая. Казалось, он легко вписывается в окружающий пейзаж своим рассказом о немудреных земных делах.
– Знаете, как старший брат учил меня хлопок разрежать? Он пустил меня перед собой в борозду и велел начинать. Не успею я борозду пройти, а он уж тут как тут. И только я в землю разок мотыгой ударю – слышу, он уже два раза ударил. У меня в те времена даже и башмаков еще не было. Вот мне и пришлось научиться побыстрее орудовать, чтобы его мотыга мне голые пятки не обдирала. И вот тогда я дал себе клятву – будь что будет, а только я в землю ничего сажать не стану. Это хорошо, у кого своя земля есть, а у нас никогда своей земли не было, и всякий раз, как мы борозду вспахивали, значит, для кого-то чужого грязь месили.
- Святилище - Уильям Фолкнер - Классическая проза
- Дым - Уильям Фолкнер - Классическая проза
- Притча - Уильям Фолкнер - Классическая проза
- Свет в августе; Особняк - Уильям Фолкнер - Классическая проза
- Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - Уильям Теккерей - Классическая проза