закрепляю кончик под мышкой. Хочу уже побыстрее взглянуть на этого смертника.
Нажимаю на кнопку открытия двери и теперь барабаню пальцами по металлическому косяку в ожидании.
Все чувства, которые испытывала последние дни, готовы вылиться как помои на незваного гостя.
Распахиваю широко дверь, как только слышу короткий стук. Сердце обрывается, все артерии умело обрезаются с моим вдохом, и я тупо уставилась на Оскара во все глаза.
Пугаюсь его внезапного появления, хотя раньше он спокойно без предупреждения мог прийти.
Все изменилось с той случайной встречи с Максом. Моя жизнь совершила оборот на сто восемьдесят градусов, и я вернулась туда, откуда и начала.
– Ты не готова? – холодно подмечает, рассматривая меня с ног до головы.
С кончиков волос по плечам и спине стекают капли, а где-то на теле еще похрустывает несмывшаяся пена.
– А должна? – смачиваю горло слюной, которая не хочет стекать вниз по воспаленной от волнения гортани.
Брандт хмурится, его брови соединяются в одну сплошную линию, а сам он недовольно отводит в сторону свой прохладный взгляд.
Раньше мне нравилась его отстраненность, спокойствие, даже какое-то тотальное безразличие к происходящему. А сейчас… это заставляет поежиться от испытываемого вдруг дискомфорта.
Или я просто замерзла?
– Я высылал тебе всю информацию, Ольга. Ты не читала?
Судорожно пролистываю в голове все сообщения в мессенджере. И… последнее время я рассеянная, ничего не могу вспомнить, кроме того, как открыла программу, отвлеклась на булочку на витрине кондитерской и унеслась в сладкое царство корицы и крем-чиза.
– Пропустила. Было что-то важное? Прости… – без тени сожалению произношу. Оскар, надо полагать, чувствует вялый тон моего ответа.
Не разуваясь, он проходит в комнату, останавливается у окна и замолкает.
В квартире и правда холодно. Острые мурашки залепили всю поверхность кожи. Даже обхватив себя руками, не могу согреться. По ногам струится кусачий ветерок.
– Сегодня важное мероприятие, на которое мы должны пойти вместе, Ольга. И я тебе о нем говорил. О чем, интересно, ты постоянно думаешь? – резкий разворот на пятках, как солдат британской армии, и пространство любимой комнаты сужается до крошечных размеров.
– И-извини.
Цепенею от его взгляда. Он морозит жгучую кровь, что та застывает в венах вмиг.
– У тебя есть двадцать минут.
И снова отворачивается к окну.
Пока привожу дыхание в норму, думаю над тем, чтобы отмахнуться от его просьбы. Я вообще просила взять паузу, а Брандт и не прислушался ко мне. К тому же я не обязана идти, если не хочу. А я не хочу.
Но что-то заставляет меня уйти в спальню, отступая спиной назад, и начать собираться к этому мероприятию.
Взвыв и простонав от бессилия про себя, открываю шкаф, битком набитый всякими платьями и брючными костюмами, и ищу подходящий наряд.
У моего как бы будущего мужа не очень хорошо с чувством юмора. Помню, мама еще давно говорила, что это важное качество для мужчины. Наравне со способностью зарабатывать деньги.
Ведь с мужчиной, который не умеет шутить, со временем просто будет скучно, а за деньги чувство юмора, к сожалению, не купишь.
Поэтому откидываю в сторону желание объявить протест, выбрав шелковую пижаму в качестве выходного наряда, и снимаю с вешалки обычное приталенное платье цвета пыльной розы.
С волосами приходится повозиться, так как они были мокрыми. На лицо наношу минимум макияжа.
К Оскару выхожу спустя полчаса, нарушив его приказ уложиться в двадцать минут.
Брандт оглядывает меня сверху вниз, и ни один мускул на его лице не двигается. Даже крохотная ресница не встрепенулась, а грудная клетка как поднималась размеренно, так и поднимается.
– Что-то не так? – спрашиваю, как только он зафиксировал взгляд на моих глазах.
– Ты мне скажи, – обтекаемо отвечает, я лишь крепче сжимаю маленький клатч в своих руках.
Глаза слипаются от усталости, а сама будто уже брожу во сне.
Вот бы проснуться и отмотать сразу года четыре назад.
Оскар подходит ко мне близко, звук его ботинок слышен даже через ворс ковра. От него пахнет по-другому, и я невольно отступаю.
Как от окружающей меня опасности.
– Ты ничего не хочешь мне сказать, Оля? – чуть наклонившись, спрашивает.
В блеклых глазах много ярко-синих прожилок, что радужка похожа на лед. Если я открою рот и выдохну, увижу густое облако пара.
– Нет.
Брандт высовывает кончик языка и проходится по контуру своих губ, делая их влажными. Не дышу, пока он не прекращает и не отходит в коридор.
В машине едем молча. Мне даже не интересно, что за мероприятие, куда он меня везет.
Но самое ужасное, что все мои мысли то и дело сводятся к одному: будет ли там Макс?
– У меня на днях был очень интересный разговор с твоим бывшим мужем.
Салон машины как по мановению волшебной палочки превращается в клетку. Кожаную обивку с противным скрипом царапаю, кажется, что ногти оторвутся от дикого давления на сиденье.
– О чем?
Миллион сердечных ударов до треска в ребрах до того, как он скажет мне свой ответ.
– Хм… о тебе. О чем же еще? Других общих тем у нас нет.
– И что он тебе сказал?
– Правду.
Скрип воображаемых тормозных колодок навсегда застряли у меня в голове. Мое тело подбрасывается в воздух и взрывается на тысячи дрожащих осколков.
Не может быть?!
– Он сказал, что ты слила какую-то информацию, – отмахивается и кривит лицо.
– Ты ему поверил?
– А тебе важно, поверил ли я? – резкий поворот головы в мою сторону, и бледно-голубые глаза становятся непередаваемо темными из-за увеличенных зрачков. Мне снова делается жутко.
Не могу ответить в первую очередь для себя самой – важно ли мне мнение Оскара на этот счет или