пор считаю, что я везучая. Ну, почти. Макс как-то мне рассказывал про силу самовнушения, но я слушала вполуха. Проще спихнуть все на “четвертый листочек”, нежели взять ответственность на себя.
Теперь мне и правда стоит поверить не только в этот чертов клевер, но и в свои силы. Четырехлистный клевер вряд ли спасет, если мы с Оскаром встретимся в фойе.
Выбегаю из лифта сломя голову, пока не замечаю жениха, входящего через крутящиеся двери. Его взгляд нацелен на телефон в руке. Он что-то смотрит или читает.
Два вдоха и миллион сердечных ритмов, пока не вспоминаю про пресловутую нишу с туалетами.
Забегаю за угол и прикладываю руку к груди. Внутри металлические тарелки бьются. Тело вибрирует до легкой, ударной боли.
– У тебя что-то важное? – слышу знакомый голос, от которого замираю.
Заставляю кровь остановиться, а сердце замолчать. Никак нельзя себя выдать.
– Да, отличная работа. Высланной информации хватило, чтобы подкинуть ему проблем. Он будет еще долго таскаться по судам.
Упираюсь взглядом в крошечную трещинку на стене напротив. Сильнее стискиваю в руках одежду. Пальцы затекли, и мне все время кажется, что она соскальзывает вниз.
Пятки немеют от высоты каблуков, и вот-вот рухну в обморок.
– Никто не должен знать, что руку к этому сливу приложил я. Это ясно? Если хоть что-то укажет на меня, не просто уволю, отошлю в такую дыру, что только заметки про местных бомжей тебе писать. Понятно?
Брандт говорит настолько строго и властно, что в желудке ощущаю рези и непрекращающиеся тошнотворные позывы.
Этого еще не хватало.
С утра почти ничего не ела. Когда волнуюсь, кусок в горло не лезет, а перед встречей с Кречетовым я волновалась очень сильно.
– Да, и еще. Нужно уничтожить ту папку. Всю необходимую информацию мы получили, незачем ее хранить.
Дальше тишина.
Не могу понять, что делает Оскар, потому что звуки лифтов я тоже не слышу. Ни писка, ни голоса. Ничего.
Только в носу еще свербит знакомый аромат жениха.
Словно он здесь. В метре от меня. И стоит ему пройти чуть влево… Или посетить туалет…
Чувствую, как по шее вверх ползут раздражающие кожу красные пятна. Лицо обдает жаром, цепляя ушные раковины.
И я будто задыхаюсь…
Наконец, слышу долгожданный писк, который извещает, что лифт приехал, тихий “щелк” и работу подъемного механизма.
Тело устало сползает по стене, и я прикрываю глаза. Дикими ударами накатывает сон, хоть я понимаю, что не время и не место.
– С вами все в порядке?
Девушка, торопливо выскочившая из туалета, останавливается напротив меня. Ее взгляд блуждает по моему лицу, застревая на глазах. Я, наверное, кажусь сейчас безумной, не в себе. Но это и правда так.
Давно я не чувствовала такого страха. Опасность словно кусала меня за пятки, но мне, вроде как, удалось скрыться.
А Макс? Он как выкрутится? Что скажет?
– Все хорошо. Давление резко упало. Сейчас все пройдет.
– Может быть, вызвать скорую?
– Нет-нет. Я в норме.
Ну, почти.
Вытягиваю на поверхность улыбку и пробую встать. Давление будто и правда скатилось до нижней отметки. Яркие цветные круги раскручиваются перед глазами, а лобные доли продавливают чьи-то невидимые зажимы.
Воспользовавшись все-таки соседним помещением, умываюсь ледяной водой, прокручивая диалог Брандта с кем-то.
Скверное чувство, как проворная мышь забегает внутрь и пожирает острыми зубками.
На улице холод, но мне настолько жарко, что мелкие волоски сзади шеи мокрые от пота, ладони влажные, под коленями щиплет из-за тонкой синтетической ткани, которая тоже вся промокла от пота.
Хочется рассказать об услышанном Максу. Не факт, что поверит, но для меня это надежда. Нужно, чтобы Кречетов знал – я не сдавала его.
Только все мои звонки остались без ответа.
Оскар же не мог ему навредить?
глава 20
Макс.
Два отрывистых стука в дверь заставляют напрячься. Я прекрасно знаю, кто за ней. Это даже понятно по тому, как гость постучал.
Но все равно голова заработала в усиленном режиме дедлайна. Из ушей пар валит, а черепная коробка ощущается крошечной и сдавливает мозги.
Да, задумывалось, что Брандт придет в тот момент, как Ольга будет извиваться подо мной – бывшим мужем. Или с членом во рту, опустив руку на свою промежность, ласкала бы себя.
После открывшейся картины я, скорее всего, получил бы по роже, проблем на работе поприбавилось бы, хотя, признаться, куда уж хуже.
Но мужики тоже хотят сладкой мести. Им тоже может быть больно и обидно оттого, что женщина вытворяет. Банально хочется защищаться.
Вот я как раз с головой окунулся в это чувство. Не то злость, не то обида.
Только в тот момент, когда я увидел, что из уголка Олиного глаза стекает прозрачная слеза, внутри оборвалось что-то. Екнуло с высокого обрыва в пропасть, и я начал задыхаться. Трахал и задыхался.
Может, то, что бывшая жена пришла ко мне раньше, не опоздав ни на минуту – знак? Лялька ведь никогда не приходила вовремя. Даже на свой день рождения умудрилась опоздать на час, а то и больше.
Теперь Кречетова сбежала, а за дверью скрывается ее жених. С которым хрен знает о чем говорить.
Допуская мысль, что меня подставила Оля, я не смогу подставить ее в отместку.
– Прошу, – распахиваю дверь и рукой приглашаю войти в номер.
Брандт сощурился, массивная челюсть чуть выдвинулась вперед.
На нем дорогущий костюм из тонкой шерсти. Больше, чем уверен, сшит на заказ. Глаз наметан на такие вещи, да и сам пару раз обращался к портному.
Его взгляд остается непроницаемым. Блекло-голубым.
По работе довольно часто сталкивался с похожими персонажами, когда на вид властные мужики, которых любят описывать в романах, а как залезешь в голову,