Читать интересную книгу Кризисное обществоведение. Часть вторая. Курс лекций - Сергей Кара-Мурза

Представление о советском народе как полиэтнической гражданской нации лежало в основе евразийства – целостной концепции будущего образа России, созданной в ХХ веке. Н.С. Трубецкой писал в 1927 году: «Национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом. … Это значит, что национализм каждого отдельного народа Евразии (современного СССР) должен комбинироваться с национализмом общеевразийским, т. е. евразийством… Только пробуждение самосознания единства многонародной евразийской нации способно дать России-Евразии тот этнический субстрат государственности, без которого она рано или поздно начнет распадаться на части к величайшему несчастью и страданию всех ее частей» [141].

Фактически работа по созданию СССР велась с опорой на эту доктрину. Для советской власти не существовало дилеммы: сохранить национально-государственное устройство Российской империи – или преобразовать ее в федерацию республик. Задача состояла в том, чтобы собрать разделившиеся куски бывшей империи. Собирание могло быть проведено или в войне с национальными элитами «кусков» – или через их нейтрализацию и компромисс.

Предложение учредить Союз из национальных республик, а не Империю (в виде одной республики), нейтрализовало возникший при «обретении независимости» национализм. Армии националистов потеряли поддержку населения, и со стороны Советского государства гражданская война в ее национальном измерении была пресечена на самой ранней стадии, что сэкономило России очень много крови. Скорее всего, иного пути собрать Россию и кончить гражданскую войну в тот момент не было. Но спорить об этом сейчас бесполезно.

Факт заключается в том, что большевики в октябре 1917 г. унаследовали национальные движения, которые вызревали уже в царской России и активизировались после Февраля. Если бы Российская империя сумела преодолеть системный кризис 1905–1917 годов и продолжить свое развитие как страна периферийного капитализма, то ускоренное формирование национальной буржуазии и национальной интеллигенции неминуемо привело бы к мощным политическим движениям, требующим отделения от России и создания национальных государств. Эти движения получили бы поддержку Запада и либерально-буржуазной элиты в крупных городах центра самой России.

Монархическая государственность с этим справиться бы не смогла, и Российская империя была бы демонтирована. Большевики в 20-е годы ХХ века нашли способ обуздать эти движения (а в конце ХХ века просоветская часть КПСС такого способа не нашла). Сегодня гораздо продуктивнее не обвинять большевиков в том, что они не совершили невозможного, а понять, каким образом они смогли так нейтрализовать этнический национализм, чтобы вновь собрать не просто единое государство, но во многих отношениях гораздо более консолидированное, нежели Российская империя. Понять это необходимо потому, что нынешнее поколение, допустив расчленение СССР, стоит перед угрозой разрушения системы межнационального общежития и в Российской Федерации, которое обернется еще более тяжелой катастрофой.

Это знание сегодня необходимо несмотря на то, что опыт 20-х годов не может быть применен в нынешних условиях. Важны не рецепты, а методология подхода к проблеме. Мы, например, почти не обращали внимания на тот смысл, который придавался социальной идее как средству ослабления власти национальных элит. Националисты не могли ничего противопоставить сплачивающей силе идеи союза «трудящихся и эксплуатируемых масс» всех народов России. А в практике государственного строительства СССР удалось добиться сосредоточения реальной власти в центре с таким перевесом сил, что вплоть до 80-х годов ХХ века власть этнических элит была гораздо слабее центра.

Перестройка на десять лет лишила страну пространства для спокойных развернутых рассуждений. По мере угасания антисоветского психоза оценки становятся разумнее. В конце 1997 года в «демократической» газете уже читаем такое суждение: «В национальном смысле коммунисты не только остановили хаотический распад России, но и воссоздали единство и территориальную целостность страны, мобилизовали народ на построение великой державы, хотя и тираническим путем. Красная Империя стала иным способом существования Империи Белой» [79].

Надо учесть и оценки западных ученых, которые изучали историю национально-государственного строительства СССР. Согласно их оценкам, модель Советского Союза была творческим достижением высшего класса[13]. Укротить на целый исторический период силу радикального национализма – это труднейшая задача, которую в тот период советское руководство решило. Сегодня сваливать на него вину за то, что в 1980-е годы удалось вновь разжечь этот радикальный национализм, чтобы разрушить СССР, – признак упадка нашей общественной мысли (см. [160]).

Итак, страну собрали как Советский Союз. Исходили при этом из реальных обстоятельств. Так была решена главная проблема момента – закончить Гражданскую войну и снова собрать историческую Россию в одну страну. Это соответствует одному из главных правил здравого смысла – каждое поколение должно решать ту критическую задачу, что выпала на его долю. Понятно, что при такой сборке страны были заморожены и преобразованы проблемы, «посеянные» в Российской империи. Их урожай пришлось собирать будущим поколениям – в 80-е годы ХХ века. В решении этих проблем наши поколения оказались несостоятельны.

В России начала ХХ века капитализм «посеял» потенциал политизированной этничности, который со временем и при определенных условиях мог вырасти до непредсказуемых размеров. Так оно и вышло – никто не мог даже в середине 1980-х годов предсказать, что вскоре через три года начнется война между Советской Арменией и Советским Азербайджаном. Это был провал обществоведения, но теперь-то надо учесть результаты последующего анализа.

Из работ американских этнологов следует, что и политика форсированной индустриализации, и советская практика укрепления традиционного «семейного единства» тормозили развитие национализма в союзных республиках. Иными словами, действовала большая система разнонаправленных сил, и этой системой было нужно и можно управлять. В течение полувека этой системой управляли умело и в целях укрепления Союза, а с середины 1980-х годов – в целях расчленения Союза (или катастрофически неумело). В этом суть дела.

В СССР на ветви развития этничность занимала в сознании людей небольшое место – мысли и чувства были заняты теми перспективами, которые открывал прогресс общества во всех его проявлениях. Социальная и географическая мобильность, доступ к учебе, творчеству, культурным ресурсам не побуждал людей к тому, чтобы замкнуться в своем этноцентризме. Как писал А.С. Панарин, «парадокс коммунизма состоял в том, что он подарил «советскому человеку» юношеское прогрессистское сознание, преисполненное той страстной веры в будущее, которая уже стала иссякать на Западе. Молодежь всех советских республик принадлежала не национальной традиции – она принадлежала прогрессу» [108, с. 170].

Как только идея прогресса и единое социалистическое содержание национальных культур в СССР были в конце перестройки «репрессированы» идеологически, а затем и лишились своих политических и экономических оснований, на первый план вышла агрессивная политизированная этничность, и «архитекторы» взорвали ее мину под государственностью. Уничтожение социальной основы, на которой собиралась «семья народов» («приватизация» в широком смысле слова), разрушило все здание межнационального общежития. Сохранение его остатков в «постсоветских государствах» обеспечивается сохранением остатков советской системы. Таким образом, государство и население нынешней России оказались перед реальной угрозой обрушения страны как дома множества народов. Предотвращение этой угрозы или смягчение последствий катастрофы зависит от разумности стратегических решений и способности их реализовать.

Кратко вспомним этапы созревания этой угрозы. Решение перенести главное направление информационно-психологической войны против СССР с социальных проблем на сферу межнациональных отношений было принято в стратегии холодной войны уже в 70-е годы ХХ века. Но шоры исторического материализма не позволили советскому обществу осознать масштаб этой угрозы. Считалось, что в СССР «нации есть, а национального вопроса нет».

Антисоветские революции в СССР и в Европе, сходная по типу операция против Югославии в большой мере опирались на искусственное разжигание агрессивной этничности, направленной против целого. Технологии, испытанные в этой большой программе, в настоящее время столь же эффективно применяются против постсоветских государств и всяких попыток постсоветской интеграции. Более того, они взяты на вооружение в планах по устройству нового мирового порядка. Автор нашумевшей книги-пророчества «Столкновение цивилизаций» С. Хантингтон пишет: «Наиболее масштабные, важные и опасные конфликты произойдут не между социальными классами, не между бедными и богатыми, а между народами различной культурной идентификации» [147].