– Что?
Он едва мог слышать звук ее голоса из-за воющего снаружи ветра.
– Думаешь, мы справимся?
Лола и Крошка заползли обратно на диван, а Макс сел на полу, опершись на руку.
– Шанс есть. – Он сказал правду. Слишком много раз в своей жизни он думал, что уже не жилец, но ведь он все еще здесь. Все еще жив и все еще дышит.
Она схватила рукав его футболки и покрутила его в своих длинных пальцах.
– Ты когда-нибудь был близко к смерти, Макс?
Больше, чем он мог сосчитать.
– Раз или два.
Прошло несколько мгновений, потом она заговорила чуть громче бушующего моря.
– Однажды я почти умерла. Это было страшно, и я не хочу проходить это снова. – Ее голова находилась так близко к его правому плечу, что он мог почти почувствовать тепло ее дыхания на своей руке.
– Что произошло? – Он расстегнул молнию на сумке с вещами и вытащил фонарик.
– Сердце остановилось в туалете «Таверны на лужайке»[100].
Он посветил ей на плечо, высветив ее губы и макушку головы Крошки. У маленькой собаки был тяжелый случай лихорадки от страха. Макс изучал падающие ей на лицо тени, и задался вопросом, была ли у нее некая существующая ранее болезнь сердца, или она приняла слишком много наркотиков. Он опять спросил:
– Что произошло?
– Я объелась омаров и картофельного пюре с большим количеством топленого масла, а потом, как обычно, сделала засунь-пальцы-в-горло, – сказала она, как будто говорила о чем-то, что делала довольно часто. – Электролиты[101] в организме совсем обезумели и убили мое сердце. Это не был первый раз, когда я упала в обморок, но это был первый раз, когда остановилось сердце.
– Ты чуть не умерла от рвоты?
– Да.
Макс испытывал такое отвращение к рвоте, что не мог вообразить, как кто-то вызывает ее нарочно.
– Ты засунула пальцы в горло? Какого дьявола?
Он смотрел на ее рот, пока Лола сухо рассказывала:
– Чтобы остаться худой, конечно. Худышки в моде, а я никогда не была по-настоящему худышкой. – Нос яхты поднялся и резко упал, и она еще сильнее стиснула его рубашку. Она перестала говорить, пока Дора Мэй опять не выровнялась. Когда она продолжила, он мог расслышать страх в ее голосе. – Однажды я увидела женскую передозировку на вечеринке в «Непенте»[102] в Милане. Героин. Многие девочки пользовались героином, чтобы остаться худыми. Но не я. Я морила себя голодом или тошнотой.
– Иисусе, – прошептал он в темноте каюты. – Почему ты не нашла какого-то другого способа выживания?
– Например? Я окончила среднюю школу. Где еще я могла зарабатывать несколько миллионов в год, не проведя и дня в университете? – Она хихикнула, но это прозвучало сухо и не смешно. – Не все было так плохо, Макс. Кое-что я любила. Кое-что было просто потрясающе. Я встретила несколько замечательных людей, которые по-прежнему мои друзья. Видела удивительные места. Мне дали шанс стать официальным лицом брендов, и это распахнуло двери для моего бизнеса по продаже нижнего белья. – Ветер снаружи завывал, и Лола прижалась лбом к его плечу. Она продолжала говорить, как будто разговор удержит их на плаву. – Привлекали и другие стороны работы. Деньги. Путешествия. Одежда. Внимание. От этого трудно отказаться, Макс. Из кого-то стать никем.
Яхту швыряло из стороны в сторону, а она понемногу рассказывала ему о лечении от булимии и о том, что она не тосковала по чему-то отсутствующему в ее жизни или жестокому детству, но предпочитала стремиться к совершенству.
– Ты не боишься, что она вернется? – спросил Макс.
– Иногда, но я не могу зацикливаться на этом. Я просто должна есть как нормальный человек и удостоверяться, что у меня нет непредсказуемых увеличений или потерь веса. – Крошка зашевелился, и Лола подняла руку и погладила пса по голове. – Я должна напоминать сама себе, что контроль и совершенство – это иллюзии, и что с моим телом все в порядке, – сказала она. – Я не должна быть совершенной.
– Лола, ты совершенна.
– Нет, но я учусь жить с моими бедрами.
– Твои бедра прекрасны. – Он не мог поверить, что из всех женщин он беседует с Лолой Карлайл. И в любых других обстоятельствах, Макс бы не тратил время попусту. – Когда я встретил тебя, одна из первых мыслей была о том, что в жизни ты намного красивее, чем в журналах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Макс, ты такой милый.
Кажется, еще ни разу женщина не обвиняла его в том, что он «милый». Он на мгновение задумался об этом и решил, что не возражает, чтобы Лола Карлайл называла его милым. И если бы они не оказались посреди шторма, то он бы не возражал показать ей, каким милым он может стать. – Мне не нравятся костлявые девчонки, – сказал он. – Мне нравятся женщины. Женщины с грудью и бедрами и попкой, которая умещается в моих ладонях.
– У тебя большие ладони. – Она расхохоталась, но ее смех умер, так как яхта получила удар в левый борт. Макс уперся ногами, а Лола, отпустив рубашку, ухватилась за сиденье. Когда Дора Мэй выровнялась, она опять ухватилась за его рубашку и наконец, призналась:
– Макс, мне по-настоящему страшно.
– Я знаю. – Он накрыл ее ладонь своей и сжал.
– Говори со мной. Пока я слышу твой голос, я знаю, что жива, и мне не так страшно.
В самых стрессовых ситуациях Макс предпочитал тишину, но если разговор ей поможет, он будет болтать без умолку. Он перед ней в долгу.
– Что ты сделаешь первым, когда мы спасемся? – спросил он.
– Позвоню маме и папе? Я знаю, что они с ума сходят от беспокойства, – ответила девушка. – Потом я собираюсь убрать свои голые фотки из Интернета.
– Как ты собираешься сделать это?
– Я собираюсь нанять кого-нибудь, чтобы шантажом заставить Сэма закрыть сайт.
Макс подумал, что, вероятно, есть более простые способы сделать это, но он не делал никаких предложений, потому что, как только они покинут Дору Мэй, Лола больше не будет его заботой.
– Как насчет тебя? – спросила она. – Что ты собираешься сделать первым?
– Съем говяжью вырезку.
– Раньше, чем позвонишь отцу?
– Мой отец умер, когда мне исполнилось двадцать один.
Она на мгновение затихла, а дождь барабанил в дверь и иллюминаторы.
– Мне так жаль, Макс. От чего он умер?
– Он был алкоголиком. Поверь, это не самый лучший способ уйти из жизни. – Его отец был единственным человеком, которого Макс изо всех сил старался спасти. Старался и не смог, и он не нуждался в психиатре, который залезет ему в голову, чтобы озвучить причину, почему он живет своей жизнью, такой, какой он ее сделал. Почему он рисковал собственной жизнью ради людей, которых не знал и правительства, которое использовало его для собственных нужд. Он знал.
– Я видела, что алкоголь и наркотики могут сделать с людьми, – сказала Лола, врываясь в его мысли. – Я знаю, что иногда никто не может ничего сделать, чтобы помочь.
Макс усмехнулся, горше, чем предполагал.
– Видит Бог, я пытался, но, что бы я ни делал, результат не менялся. Пока я рос, большую часть времени он был пьян. Такая жизнь жестока для ребенка.
– Что ты делал, когда он пил?
– Ну, осталось несколько жалких воспоминаний, – сказал он. Воспоминания, о которых он не собирался говорить. Не с ней. Не с кем-либо еще. Макс оторвал ее руку от своей рубашки и держал ее перед собой. Он посветил на маленькую ладонь, обхватил ее и провел по ней большим пальцем. Яхта качнулась на правый борт, и он повернул ее руку в своей и сжал. – Я много играл с соседскими детьми, – добавил он. – Когда достаточно повзрослел, я присоединился к ВМС.
– Почему ВМС?
Макс усмехнулся в темноте.
– Мне понравилась форма. Мысль, что я, скорее всего, смогу заниматься сексом, если буду в форме. – Но как только он вступил во флот, он нацелился на Литтл Крик и программу «морских котиков». Он подходил для этого. В то же время, пока он служил в ВМС, он получил степень в области политологии и коммерческой деятельности, его отобрали для учебы в Национальном Военном Колледже[103] в Макнейре[104] и он был на пути к тому, чтобы стать коммандером, когда был вынужден уйти в отставку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})