* * *
После того как я получил роль Чендлера, я два года ничего не слышал о Крэйге Бирко: он переехал в Нью-Йорк, и мы потеряли связь.
Шоу «Лучшие друзья», которое он предпочел сериалу «Друзья как мы», реализовать не удалось. Позже Уоррен Литтлфилд, бывший президент сети NBC, в своих мемуарах писал о том, что Крэйг не выбрал сериал «Друзья», в таких выражениях:
— И слава Богу! В Крэйге Бирко было что-то от анимационного злодея Сиднея Уиплаша. Многим казалось, что в нем скрыто много злости. Очень редко в комедиях встречается привлекательный главный герой, которого можно было бы полюбить.
Крэйг много и стабильно работал — в конце концов, он блистал на Бродвее в мюзикле «Музыкальный человек», в фильме «Долгий поцелуй на ночь» с Джиной Дэвис и Сэмом Л. Джексоном, а также во множестве других по-настоящему талантливых проектов. Но наши пути разошлись, а от прежней дружбы остался лишь пепел.
Я скучал по нему. Я по-прежнему считал, что у него был самый острый комедийный ум из всех людей, которых я встречал, и мне это в нем нравилось, как и многое другое. Я больше не мог зайти в Formosa Café просто потусить, так что я скучал по той прежней жизни. Я начал пить в одиночестве в своей квартире, потому что так было безопаснее. Моя болезнь углублялась, но тогда я этого не замечал. Наверное, если бы кто-то увидел, как много я пью, то он мог бы встревожиться и попытаться меня остановить. Но, конечно, остановиться было уже невозможно.
Однажды Крэйг Бирко внезапно мне позвонил. Он сказал, что хочет увидеться. Я обрадовался, но и насторожился. Вам, конечно, знакомо то чувство, которое возникает, когда вы встречаетесь с кем-то, в кого был влюблен ваш лучший друг? Я испытал схожие эмоции: я получил роль, которую мог и должен был получить он, и теперь все для меня превратилось в золото, потом в платину, а потом в какой-то другой редкий металл, еще не открытый. А он…
Я не имел ни малейшего представления о том, как пройдет встреча с моим бывшим другом. Марта Кауффман позже прокомментировала эту историю так: «Мы отсмотрели бесчисленное множество актеров, претендовавших на роль Чендлера, но произошло то, что должно было произойти». Однако я не мог сказать ничего подобного Крэйгу, потому что то, что должно было произойти, — чудо! — случилось со мной, а не с ним. И это был его выбор, а не мой.
Когда он добрался до моей квартиры, напряжение уже было высоким. Крэйг заговорил первым.
— Я хочу, чтобы ты знал: мне очень жаль, что я два года с тобой не разговаривал, — сказал он. — Я просто не мог смириться с тем, что ты разбогател и прославился, играя роль, от которой я отказался. Мы оба были достаточно хороши, чтобы получить эту роль, и да, я просто не мог с этим справиться…
Я выслушал его; наступила тишина. Пробка на бульваре Сансет тянулась вплоть до магазина Fred Segal на Ла-Сьенега.
Я решил не упоминать магазин Fred Segal.
На самом деле я ненавидел все то, что собирался сказать, но я должен был это сказать.
Я сказал: «Знаешь что, Крэйг? Все не так, как мы все думали. Это ничего не изменит». (Какая отрезвляющая мысль для двадцатишестилетнего человека, который когда-то хотел одной лишь славы и только сейчас понял, что слава не может заткнуть все дыры. Нет, все дыры заткнула водка.)
Крэйг вытаращил на меня глаза. Я не думаю, что он мне поверил; я и до сих пор не думаю, что он мне верит. Наверное, нужно, чтобы все ваши мечты сбылись, для того чтобы понять, что это были неправильные мечты.
Позже, когда я занимался промоушеном сериала «Студия 60 на Сансет Стрип», я сказал в интервью The Guardian:
— Я участвовал в сериале «Второй шанс», самом провальном шоу в истории телевидения. Я играл в сериале «Друзья», самом успешном шоу в истории телевидения. Но на самом деле ни то, ни другое шоу не изменили мою жизнь так, как я надеялся ее изменить.
С учетом всего этого у меня просто не было ни единого шанса поменяться местами с Крэйгом, Дэвидом Прессманом или вон тем парнем, что работал на заправке перед домом. И я бы поменялся со всеми ними за минуту и навсегда, если бы только смог перестать быть тем, кто я есть, таким, какой я есть: человеком, привязанным к огненному колесу. Ни у кого из них нет мозга, который хочет их смерти. Они нормально спят по ночам. И я не ожидаю, что это заставит их чувствовать себя лучше из-за того выбора, который они сделали, из-за того, как прошла их жизнь.
А я бы все отдал, лишь бы так себя не чувствовать. Я все время думаю об этом; это не праздная мысль — это бездушный факт. Та фаустовская молитва, которую я сочинил, была глупой, детской молитвой. Она не была основана ни на чем реальном.
Но она реализовалась.
Для того чтобы доказать это, у меня есть деньги, слава и опыт общения со смертью.
Интерлюдия
Зум
Наконец я снова в Лос-Анджелесе — прилетел из Швейцарии. Это был период ковида. Все и везде было закрыто. Мы все попрятались от смерти по маленьким комнатам. Но моя голова прояснилась, и я снова был готов к битве за трезвость.
Мне оказалось немного легче справиться с пандемией ковида по двум причинам, (1) Она прошла мимо меня. И (2) она дала мне чертовски хороший повод для того, чтобы спрятаться в моей квартире площадью почти тысячу квадратных метров, которая занимала весь сороковой этаж здания Century Building в районе Сенчури-Сити.
Так или иначе, я протрезвел, а мои ребра стали чувствовать себя немного лучше. А это означало, что я постепенно начал понимать, что я помолвлен, живу с женщиной и у нас есть две собаки. Излишне говорить, что я ни к чему из этого не был готов. Ты что, живешь со мной? Мы живем вместе? Мы что, выбирали имена детей по фильму «Девять ярдов», который я когда-то снял?
Ты опустился на одно колено, чтобы сделать предложение, и от этого у тебя сильно заболел живот, помнишь?
Я не помнил… И разумеется, мы расстались.
5
Без четвертой стены
А вы знаете, что во времена ковида некоторым людям стало казаться, будто они снова и снова проживают один и тот же день?
Вот и у меня есть тот день, который я хотел бы проживать снова и снова. Это День сурка моего Дня сурка. На самом деле, я хотел бы переживать этот день каждый день до самого конца моей жизни. Но я не могу этого сделать. И единственный способ снова его пережить — это рассказать вам о нем. Посмотрим, поможет ли это.
(Но, конечно, этот день не повторится.)
Канун нового, 1995 года. Новогодняя ночь. Город Таос, штат Нью-Мексико. Весь день мы играли в американский футбол на снегу. Мы — это я, моя девушка Джулия Робертс и куча наших друзей. Она была величайшей кинозвездой в мире, а я был звездой шоу номер один на ТВ.
Поначалу ухаживание шло по факсу. Наверное, где-то в огромном мире еще хранится стопка факсов на листах длиной около двух футов. Это было двухфутовое ухаживание, наполненное стихами и взлетами фантазии… И в конце концов две огромные звезды упали в объятия друг друга и соединились самым красивым и романтичным образом.
В то время я парил в небесах. Я был центром всего происходящего, и в то же время меня ничто не касалось и не могло коснуться. Раскаленное добела пламя славы было рядом, я проводил сквозь него руку, но оно пока еще меня не обжигало; я был неким инертным центром. Я еще не знал, что слава не заполнит эту пустоту, но в то время мне казалось, что она заполнила ее полностью.
Первый сезон сериала «Друзья» стал настоящим хитом, а во втором я уже буквально купался в лучах славы. Я обошел по популярности Леттермана и скоро должен был «сделать» Лено. Мы появлялись на обложках журналов People и Rolling Stone, когда оба они были еще очень популярны. Посыпались предложения сняться в кинофильмах. Почему бы и нет? Я получал все, что хотел. Предложение сняться в фильме за миллион долларов здесь, предложение сняться в фильме на миллион долларов там… Я, конечно, не сравнялся с Джулией Робертс, но и таких актеров, как я, было не так уж много.