И это было не самое привычное мне чувство.
Вечером я позвонил всем друзьям (кроме Крэйга Бирко, и это понятно, учитывая то, что между нами произошло) и рассказал им, какой у меня был замечательный день. Затем я, как обычно, провел еще одну ночь «в колледже» (читай — Formosa Café). Я помню, как сказал в тот вечер, что я попал на шоу, которое было настолько хорошим, что… Что оно было лучше, чем все, что я мог даже в мечтах написать сам… Мои друзья были очень рады за меня, но уже тогда я почувствовал, что в наших отношениях произошел сдвиг.
Может быть, я вырос из этой истории с Formosa Café? У меня была работа, изменившая мою жизнь, работа, на которую я должен был (да нет, черт возьми, отчаянно хотел) приходить по утрам, и поэтому я пил гораздо меньше обычного. Я обнаружил, что в моей квартире есть тренажер Lifecycle, и стал каждый день им пользоваться. В результате за время, прошедшее между пилотной и первой сериями, я успел сбросить около пяти килограммов детского (или же алкогольного) жирка.
В ту ночь я лег спать с мыслью, что не могу дождаться, когда наступит завтра. На следующее утро, когда я ехал от жилого комплекса Sunset and Doheny через перевал Кауэнга к территории компании Warner Brothers в Бёрбанк, я обнаружил, что все время наклоняюсь к лобовому стеклу. Я хотел быть там.
И так продолжалось следующие десять лет.
* * *
Второй день работы был очень насыщенным. Мы прибыли в новый корпус — корпус № 40 — для первой читки сценария. Я волновался, можно сказать, нервничал, но в то же время был уверен в себе. Читка сценария мне всегда удавалась. Но надо мной все еще висела мысль, что после этого события режиссер может уволить и заменить кого угодно. (Так, в свое время Лиза Кудроу была выбрана на роль Роз в сериале «Фрейзер», но была уволена во время репетиционного процесса не кем иным, как Джимми Берроузом, режиссером нашего нынешнего сериала «Друзья».) В общем, если у любого актера что-то пошло не так, то его всегда можно было заменить прежде, чем он запомнит дорогу в свою гримерку.
Но я уже хорошо знал Чендлера. Я мог пожать руку Чендлеру. Я был им.
(Да и внешне тоже был чертовски на него похож.)
В тот день зал был переполнен, несмотря на то что в нем были только стоячие места. Там собрались сценаристы, руководители студии, люди, работавшие на канале. В зале столпилось около сотни человек, но солистом, певцом и танцором в этот день должен был быть я, и мне это удалось. Мы заново познакомились с Мартой Кауффман, Дэвидом Крэйном и Кевином Брайтом — людьми, которые стояли за созданием шоу и наняли нас на эту работу, — и почти сразу почувствовали, что они стали едва ли не нашими родителями.
Перед началом читки мы все ходили по залу, рассказывая о себе и о том, что мы сделали для шоу. Наконец настало время самой читки. Как она пройдет? Обнаружится ли та химия, которую мы только начали создавать, или мы останемся всего лишь шестеркой молодых людей, которые только подают надежды и верят в то, что это будет большой прорыв?
Как оказалось, нам не о чем было беспокоиться: мы были готовы, наша вселенная была готова. Мы были профи — строчки так и выскакивали изо рта. Никто ни разу не ошибся. Все шутки попадали в цель. Мы закончили читку под бурные аплодисменты.
Все почувствовали запах денег.
А от актеров запахло славой.
После окончания читки нас шестерых загрузили в фургон и отвезли на съемочную площадку, на сцену № 24, где начались репетиции. Именно прогон в конце первого рабочего дня закрепил сделку; шутки, химия, сценарий, режиссура — все было волшебно. Казалось, все элементы шоу, сливались в одно веселое, убедительное, мощное целое. И мы все это понимали.
Это шоу должно было помочь заработать и навсегда изменить жизнь каждого из нас. Клянусь, я слышал, как где-то раздался звук хлопушки; если очень внимательно прислушаться, то его можно было услышать всем. Это был звук, символизирующий воплощение наших мечтаний.
Это было все, чего я хотел! «Друзья как мы». Я собирался заполнить ими все дыры, которые меня окружали. Какой там к черту Чарли Шин! Я собирался стать настолько знаменитым, чтобы вся боль, которую я несу в себе, растаяла без следа, как иней на солнце, а любые новые угрозы отскакивали от меня, словно наше шоу является силовым полем, в котором я могу спрятаться.
* * *
В шоу-бизнесе существует неписаный закон: чтобы быть смешным, нужно либо выглядеть смешно, либо быть старше своих лет. И вот мы здесь, шестеро привлекательных людей. Всем нам за двадцать, и все мы шутим изо всех сил.
В тот вечер я летел домой как на крыльях. Пробок не было; все светофоры сияли зеленым; поездка, которая обычно занимала полчаса, заняла пятнадцать минут. Внимание публики, которое, как мне всегда казалось, от меня ускользало, вот-вот заполнит каждый уголок моей жизни, как в комнате, освещенной вспышкой молнии. Теперь я буду нравиться людям. Теперь мне будет достаточно их внимания. Я что-то значу. Я не слишком нуждаюсь. Я стал звездой.
Теперь нас не остановишь. Никто из гостей бала не будет вертеть головой, чтобы меня заметить. Все взгляды будут прикованы ко мне, а не к красивой женщине, которая идет на три шага впереди меня.
Остаток недели прошел в репетициях, и именно тогда мы начали замечать кое-что еще. Я работал актером с 1985 года, и такого никогда не случалось в моей практике ни до, ни после, и это было прекрасно: наши боссы ни в малейшей степени не были тиранами. Здесь на самом деле царила настоящая творческая атмосфера. Мы могли шутить, и побеждала лучшая шутка, от кого бы она ни исходила. Буфетчица на съемочной площадке сказала что-то смешное? Это войдет в шоу, и неважно, кто именно так удачно пошутил. Получалось так, что я присутствовал на площадке не только как актер; в этой обстановке быстрее текли по жилам мои творческие соки.
Создатели шоу пригласили всех на обед, чтобы познакомиться с нами поближе и включить в шоу некоторые черты наших настоящих личностей. За обедом я сказал две вещи. Первое: несмотря на то что я не считаю себя непривлекательным и мне ужасно везло с женщинами, мои отношения с ними всегда тяготели к катастрофе. Второе: мне вообще не нравится молчание. Я обязательно должен прервать любую паузу шуткой. Эти черты идеально подошли для ситкома, были встроены в сценарий и послужили постоянным оправданием для шуток Чендлера Бинга. К тому же Чендлер тоже не очень хорошо ладит с женщинами (так, он кричит на Дженис, когда она выходит из его комнаты: «Да, я тебя напугал, я безнадежный, неловкий и отчаянно нуждаюсь в любви!»)
Можно ли представить себе лучшего персонажа для ситкома, чем тот, кто не переносит молчания и обязательно должен разрушить тишину шуткой?
Это было верно — слишком верно — и для Чендлера, и для меня. Довольно рано в процессе создания «Друзей» я понял, что по-прежнему сильно «западаю» на Дженнифер Энистон. Наши приветствия и прощания становились все более неловкими. Помню, я тогда спрашивал себя, как долго могу смотреть на нее, чтобы оставаться в рамках приличий? Секунду? Две? Три? Или три секунды — это слишком долго?
Впрочем, эта тень влюбленности быстро исчезла в жарком сиянии шоу. (Конечно, сказалось и ее оглушительное отсутствие интереса ко мне.)
Что характерно, на сеансах записи никто из нас никогда не ошибался. Мы могли переснимать сцены, если какая-то шутка признавалась неудачной, и тогда все сценаристы собирались вместе и переписывали текст. Но ошибки актеров? Их просто никогда не было. Существует много сериалов с ляпами, но в «Друзьях» их было всего несколько. А пилотная серия вообще обошлась без ошибок. Мы были похожи на профессиональный бейсбольный клуб New York Yankees — ловкие, профессиональные, полностью настроенные на игру уже к ее началу. Мы были всегда готовы!
И при этом я произносил свои реплики так, как никто до этого в ситкомах. Я делал странные акценты, выбирая слово в предложении, на которое никто раньше не ставил ударение, — в общем, использовал то, что впоследствии стали называть каденцией[17] Мюррея — Перри. Я еще не предполагал, что моя манера речи будет в течение нескольких следующих лет просачиваться в артистическую культуру. Пока что я просто пытался найти интересные способы оттенить реплики, которые изначально были забавными. Мне казалось, что я смогу заставить слова танцевать. (Марта Кауффман позже рассказывала мне, что сценаристы специально подчеркивали в предложении слово, которое обычно не подчеркивают, просто чтобы посмотреть, что я буду с ним делать.)