Бежевый пуделек повертел хвостиком и подошел к Амиру. Тому не хотелось дотрагиваться до грязного животного, пришлось на него слегка цыкнуть. Что, впрочем, произвело на пуделька обратное действие. Пес нагло задрал лапку и тоненькая струйка вылетела в сторону брюк Булатова. Он в основном успел увернуться, лишь несколько капель попало на модные тысячедолларовые туфли.
Амир был готов порвать на части и пса, и извиняющегося старикашку. А вот Полей повел себя странно: начал уверять хозяина, что, мол, ничего страшного, а, наоборот, смешно.
Старичок с тысячей извинений ушел. Пуделек нехотя поплелся за ним.
Взбешенный Амир ждал объяснений. И получил их.
— Слушай, здесь Рублевка, — сказал Полеев однокласснику.
— И что? На Рублевке псы имеют право ссать людям на ноги?
— Смотря какие псы. И смотря каким людям, — невозмутимо ответил Полей.
— Хочешь сказать, что этот старикан — Путин? — допытывался Булатов.
— Хочу сказать, что вы одичали там, в регионах. Этому старикану не надо быть Путиным, чтоб закрыть весь твой бизнес. Да и тебя заодно.
Почему-то Булатов сразу ему поверил.
Может, потому, что говорил Полей совсем невесело.
Действительно непростая житуха на Рублевке. Перед одними — ты всемогущий господин. А перед другими — вошь на палочке, несмотря на все свои чины и миллионы. Причем этим другим может оказаться даже соседский пудель.
Некоторое время сидели молча. Двадцать минут постепенно истекали.
Наконец Полей поставил точку.
— Короче, Амир. Мы расходимся. Ко мне больше не приезжай и не звони. Я выхожу из твоих дел. Бабло постепенно сгонишь в офшор старыми путями. Не вздумай ничего скрысить. Учет у меня точный.
— А ты меня не забыл спросить? — Тон у Амира был явно недобрым.
— О чем?
— Согласен ли я разойтись? И откуда мне доставать деньги? Ты же не захочешь брать рыбой или кораблями?
— Не захочу.
— Ну тогда и не надо давить, дорогой. Официально я тебе ничего не должен. Все по дружбе.
— Согласен, — неожиданно признал Полей. — Все в этом мире по дружбе. Иначе ты бы сгорел в 98-м, помнишь? А потом — в 2003-м. Еще одно горение — в прошлом году, когда кусок стал поперек горла.
— Хорошая память у сына прокурора, — ощерился Амир. — А я вон еще дальше помню. Как кто-то пером размахался на дискотеке. А кто-то сел.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — спокойно сказал Полей. — Но теперь точно знаю, что мы вместе лишних лет пять. И давай тихо и спокойно исправим эту ошибку. Или ты всерьез считаешь, что ничего мне не должен?
Булатов судорожно соображал. Похоже, он явно опередил события. Полей по-прежнему силен, и в сегодняшних боданиях боксер вполне может победить борца. А вот потом, позже…
Грязный уже должен был получить пистолет. И для Грязного что Полеев, что бежевый пудель с его хозяином, что хитрый иранец Зураф — все они просто мишени. Той или иной труднодоступности.
И это все сильно упрощает.
А значит, сейчас надо мириться.
— Ладно тебе, Полей! Что ты как не родной. Можно подумать, у тебя будет другое детство и другие друзья детства.
— С иными друзьями и врагов не надо, — пробормотал Полеев.
— Не злись, Полей. Я просто не привык к тебе, как к важному начальнику. А так я субординацию понимаю. Деньги все верну, готов обсуждать график. Если передумаешь, всегда готов с тобой работать. Только не бери близко к сердцу.
— Ладно, и ты не бесись, — тоже сдал назад Полей. Терки с отмороженными ребятами, у которых в подчинении еще более отмороженные ребята, в общем-то, не нужны никому. Даже самым высоко взлетевшим. — График сделаем удобным. И вообще дело не в тебе, а во мне. Ты ж телевизор смотришь. Начали трясти депутатов за бизнесы. Не хочу подставляться.
— Хорошо, заметано, — с облегчением согласился Булатов.
Он даже не стал возвращаться в дом. Полей вызвал по телефону водителя, и тот — все на том же зеленом «Ягуаре» — повез его обратно в столицу.
Теперь Амир сидел сзади, на мягком кожаном сиденье, один. Кресло было комфортным, с боковой поддержкой, подогревом и даже вентиляцией. Вообще «ягуарское» нутро было сделано настолько аккуратно и изысканно, что даже не интересующийся дизайном Булатов испытал удовольствие, на все это взирая и ощущая.
А вот настроение было неважное.
Полей ощутимо помогал Амиру в его сложной астраханской жизни. Исчезни эта поддержка — и жизнь станет еще сложнее.
Хотя, с другой стороны, каждый второй рубль шел все тому же Полею.
Так что еще надо посчитать, что выгоднее: зарабатывать больше или отдавать меньше.
И, наконец, последняя мысль, которая пришла-то сразу, но обдумывать ее начал только сейчас. Если Грязный пальнет в Алексея Полеева, то Амир Булатов не будет должен другу детства ровным счетом ничего. Просто потому, что с покойником неофициальных деловых отношений не бывает.
Несомненно, возникнет целый ряд проблем. Гаишника хлопнуть — и то проблема, государевы люди друг друга едят поедом, но чужим это делать не позволяют. А тут — депутат Госдумы.
Надо будет очень сильно подумать.
До этого Амир не собирался встречаться с Грязным, слишком опасно.
Но ради такого дела встретиться придется. Полей должен сдохнуть. Однако так, чтобы пострадал только друг детства и непосредственный исполнитель. Тоже, кстати, друг детства. И чтобы этот исполнитель ни о чем не догадывался до самого момента своего страдания.
Он достал телефон и набрал один из двух номеров Грязного.
— Алло? — ответил девичий голос.
Что за черт?
Амир набрал еще раз, уже не автонабором, а вручную.
— Я вас слушаю, — ответил тот же голос.
«Вот же уроды», — остервенел Амир. Даже простейших дел выполнить не могут. С кем приходится работать!
Через минуту, уже подъезжая к «Славянской», успокоился. Грех обижаться на свою судьбу. Все идет хорошо. А через три месяца он станет дважды дедом, и его рисковая жизнь станет еще осмысленней — в отличие от первого захода УЗИ и Лейла гарантировали ему наследника.
Так что все идет хорошо.
10. Москва, Краснопресненская набережная, т/х «Васисуалий»
Ефим Аркадьевич это местечко Москвы любил. В бытность свою практикующим рекламистом приезжал на фестивали, которые сначала проводились в Центре международной торговли и на выставке в Экспоцентре.
Конечно, теперь все здесь здорово изменилось.
Метро прокопали прямо до выставочного центра, павильоны внутри объединили переходами, в общем, стало гораздо более цивилизованно, хотя еще и близко не подошли к, как теперь принято выражаться, европейским стандартам — дюссельдорфскому или франкфуртскому выставочным центрам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});