- Рукоблудие, - холодно прервал его Рами.
- Что?!..
- Рукоблудие. Про нужду и голод сказано со знанием дела, а войну ты упоминаешь зря. Ты хоть раз был в бою?
- Да я...
- В настоящем бою, Антара. Ты убил - сам - хоть раз в жизни?
Парень надул толстые розовые губы зинджа.
- Какие чужеземцы? Какие орды? Ты хоть знаешь, о чем пишешь?
- О карматах!
- Ты их хоть видел?
Антара надулся еще сильнее. Но вдруг нашелся:
- Да я в битве у Аджи стрелы подносил!
- Ах битва у Аджи-и-ии... - издевательски протянул сумеречник. - И сколько оборванцев насчитывало ваше славное войско? Десятка три могучих всадников верхом на облезлых верблюдах, да?
Антара взмахнул рукой так, что чуть не опрокинул котелок:
- Какая разница, сколько?!
И вскочил:
- Я хочу быть воином! Я уйду в фарисы!
- И что? Думаешь, тогда Убай отдаст за тебя дочку?
- Я... да я...
- Наворуешь скотины?
- А почему бы нет!
- Твою Аблу сватают за купца из Дживы. Три тощих угнанных тобой верблюда не решат дела, - отрезал Рами. - Лучше займись рукоблудием.
- Да с чего ты взял?..
- Рукоблудие твое написано у тебя на лице, Антара, - наставительно сообщил сумеречник. - Равно как и то, что ты безобиден, как цыпленок. Какой из тебя фарис, юноша, не смеши меня...
Юноша закусил широкую розовую губу и отвернулся. Черный высокий лоб - ашшаритской, равно как и нос, лепки - наморщился.
- Ну ладно, - примирительно проворчал Рами. - Прости. Я просто хотел сказать, что не понимаю: чего тебе надо?
- Тебе не понять, - важно откликнулся юнец, величественно запахиваясь в рваный плащ.
Рами вылез из-под теплой абы и сел, зябко кутаясь.
- Нет, ну правда? Твой отец в тебе души не чает. Разве нет?..
- Сыну чернокожей шейхом не бывать, - пробормотал Антара, щурясь на яркие угли.
Рами фыркнул, зачерпнул горстью из мешочка и бросил в котелок высушенные комочки верблюжьего молока. Курут стали расходиться в кипятке остро пахнущим желтоватым месивом. По поверхности поплыли жирные масляные круги.
Антара, принюхиваясь, против воли сглотнул слюну.
- А оно тебе надо, шейхом быть? - безжалостно продолжил Рами. - Посмотри на своего отца - он не знает, куда сбыть бремя власти. Знал бы на кого - скинул бы...
- Ну... - все еще хмурясь, протянул Антара. - Тебе легко говорить, ты вообще хали - у тебя ни рода, ни племени...
- Ааа... - беззлобно отмахнулся сумеречник. - Как скажешь. Кстати, вот про Аблу у тебя последние стихи ничего вышли.
- Это которые? - тут же приободрился Антара.
- Которые про голубку.
- У меня все про голубку, - мрачно уперся парень.
Сумеречник пожал плечами и прочитал:
- Погляди на меня, каждый вздох мой, как пламя. Приближаться не надо - сгоришь ненароком. Улетай же! Быть может, ты встретишь в Хиджазе Караван кочевой на просторе широком. Он увозит красавицу, льющую слезы, Погруженную в думы о доме далеком. Заклинаю тебя, если встретишь ты Аблу, Погрусти, помяни обо мне, одиноком: "Он рыдал на лугу. Только слезы иссякли, И глаза исходили кровавым потоком". 8
Закончив декламировать, Рами выжидательно покосился на собеседника.
Антара, тщательно скрывая прущее наружу тщеславие, сурово мешал в котелке палкой.
- Все, готово.
И блаженно принюхался. Потом, правда, вздохнул:
- Жалко, лепешки нет...
- Еще лепешки тебе, - фыркнул сумеречник.
- Ну хорошо, - не выдержал юноша. - А как тебе это:
Меткий лучник из бану суаль Край бурнуса откинет, бывало, Лук упругий натянет, и вмиг Тетива, как струна, застонала. Сколько раз он в засаде следил...
- Антара, - устало прервал его сумеречник. - Не прибавляй к рукоблудию ложь. Эти стихи написал Имруулькайс.
- Тьфу на тебя, - обиделся бедуин.
- Все-таки вы ворюги, все, поголовно, - покачал головой Рами. - Ворюги и ходячие зеббы, только ими и думаете.
Антара довольно заржал. И, утерев глаза рукавом, заметил:
- А че такого? Я ж мужчина!
Сумеречник только дернул плечом.
- Ну ладно, - бедуин яростно зачесал в волосах. - Ну хорошо. Вот ты у нас воин, да?
- Я хали, - усмехнулся сумеречник. - Которого племя держит у себя из милости.
- Неважно, - отмахнулся Антара. - Ты ведь воевал, так?
Рами пожал плечами - и что с того?
- Ну так прочитай мне свои стихи. Про войну.
Сумеречник долго смотрел на него - и Антара понял, что сейчас Рами скажет. У Стрелка была такая привычка: посмотреть-посмотреть, то ли как на страуса, то ли как на какашку, и спросить гадким голосом что-нибудь эдакое, с подначкой и приподвывертом.
- Антара, я не понял.
Ну, точно, сейчас с пометом смешает.
Сумеречник продолжил:
- Ты вообще откуда такой взялся, дружище? Ты серьезно думаешь, что я - про войну - буду писать стихи?
- А что такого? - тут Антара начал закипать не хуже воды в котелке.
Похлебка, кстати, остывала, затягиваясь льдинками жира.
- Война - это мерзкая, отвратительная, причиняющая боль вещь, и вспоминать ее в стихах совершенно необязательно, - отчеканил Рами. - Как у вас говорят? Зеленый финик - не сладкий? Вот и с войной так, Антара. Нечего про нее в стихах писать. Тем более хвалебных. А ты всякую чушь бейт за бейтом городишь, потому что бой только издалека видел. Нет в нем ничего завораживающего взгляд поэта, Антара, это я тебе точно говорю.
Но юноша уперся:
- Ни в жисть не поверю, что ты ни строчки про войну не написал.
- Хорошо, - сдался сумеречник. - Есть у меня стихи. Но не про войну. Про тех, кто воюет, скорее.
- Вот и почитай, - мстительно сощурился Антара.
- Ну вот это вот как бы вот так вот можно на ваш язык перепереть, - пробормотал Рами.
И прочитал:
Тридцать бойцов - изогнутая дружина,да сотня в доспехе. Да ночь туга, как пружина.Хлопнет, откидываясь, блёклая парусина -и снова тихо. Затаились цикады.Или кто тут вместо выводит рулады,передавленные - припахивают мокрой псиной.Здесь понравиться может только отсутствие фальши.Этот фарсах тарантул обходит подальше.Незачем думать - кто всматривался раньшеи почему перестал, по каким причинам,в эти ночи, приличествующие мужчинам,примерно так же, как похотливый банщик.Но увиденным не поделиться. В пыли и прахе,в чёрном зрачке, упраздняющем прошлые страхи,в высокомерном бденье кружащейся птахи -мы одиноки, хоть локоть не гол... 9
- Рами, - строго прервал его Антара.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});