И совесть его не мучает? Ну, погоди! Раз она не мучает, я помучаю!
И, улучив паузу в стихах, квакнула громко, чуть запинаясь – раньше-то я вина никогда не пила, а ягоды как вино подействовали:
- Сэр Гавейн, может, вы отдохнете? А то нам столько культуры не вынести за раз. А мы с друзьями нашими, - и я обвела лапкой тысячи зеленых поклонников поэта, - песни попоем. Я, - добавила льстиво для лягух, - когда сюда шла, слышала, так красиво вы пели, душевно, а громко-то как! А еще громче сможете? И дольше? На всю ночь, например?
- Ну, можно, - неуверенно сказал сэр Гавейн. Но лягушки уже заволновались, заквакали.
- Да, мы можем!
- Ква-красиво поем!
- Громкоква!
- Давай песню, за-пе-квай!
И раздалось над рвом оглушительное верещание тысяч лягух. Гляжу, и сэр Гавейн голову задрал, заорал, да и я руладу многоголосую подхватила. Когда еще с жабами попою?
Засуетились за стеной, забегали по стене, факелами освещая. Камни в нас начали швырять, духи с завыванием сверху носиться, ругаться кто-то стал из воронов.
- Не сдавайтесь, братья и сестры мои! – патетически проквакал поэт. – Не запугать нас им! Все на тот берег! Забулькало во рву, вскипела вода от тысяч пупырчатых, выбрались мы на другой берег и громче прежнего песню завели – так громко, что аж трава по холмам полегла. Я то пою, то хохочу – со стены на нас ругаются, духи воют, а нам хоть бы хны! Вот тебе, Мерлин, попробуй-то под хор наш перепончатый заснуть!
Вдруг светло стало на стене. Появился на ней колдун, себе дорогу посохом освещая. Волосы рыжие распущены, лохматый, сонный, в одних подштанниках полотняных. Я аж залюбовалась, но петь не забыла.
- Марья! – крикнул со стены со смехом. – Выходи, поговорим! А ну всем молчать! – и посохом полыхнул.
Лягушки попритихли, духи на место вернулись, замолчав.
- Не буду я с тобой говорить, - в ответ я проквакала гордо. – Ты все угрозами, а со мной лаской нужно. Иди спи в постель теплую, сухую, после ужина сытного… а мы тут еще попоем!
Лягухи захохотали, ногами задрыгали.
- Обиделась, что ли? – Мерлин с усмешкой говорит. – Это хорошо, что обиделась. Ничего бы с тобой не случилось. Я тебя завтра, обиженную, расколдовать хотел и домой отправить, но могу и сейчас изо рва достать, если пообещаешь больше не возвращаться.
- А зачем меня изо рва доставать? – я ему отвечаю. - У меня тут друзья новые, культурные, хоть и не рыжие, а зеленые. Сэр Гавейн опять-таки, не в пример тебе, обходительный, стихи читает красивые, прекрасной дамой называет… мух жирных обещал ловить.
- Сэр Гавейн, значит, - сощурился рыжий. - За него замуж пойдешь?
- Э-э-э, - тревожно простонал сэр Гавейн.
- Пойду-то я за тебя, - рассудительно ответила я колдуну. - Куда ты от меня денешься? Но прежде душу вымотаю и извиняться заставлю. И ревновать, конечно же!
- Какая женщина! - воодушевился поэт. - Я, конечно, не предлагал, но если для дела нужно и от брака с злодеем этим вас спасти, я с радостью!
- Сейчас еще на год срок продлю, - сверкнул в его сторону глазами Мерлин, и тот в ужасе лапками рот зажал и за кочку спрятался. А колдун уже на меня смотрит, и то хмурится, то улыбается.
- Иди сюда, зеленая, - говорит мне с угрозой. – Пока ты еще что-нибудь не натворила.
- Чтобы ты меня выгнал снова? – спрашиваю, лапки на груди переплетя. – Или в червяка какого-нибудь превратил? Тогда мне и лягушкою неплохо!
Он волосы свои рыжие устало потер.
- Да что же ты хочешь от меня? – спрашивает.
- Женись на мне, - квакаю ему. – Получишь древо эльфийское, зелье сваришь – и уеду я к батюшке, не буду тебе мешать!
- Да как ты не понимаешь, - говорит, - что обманом его не получить. Если схитрим, просто не дастся мне ветка. Нужно будет мне тебе настоящим мужем стать, долг супружеский исполнить.
- Так ты долга супружеского боишься? – догадалась я сочувственно, а сама при мысли, что постель с ним брачную делить придется, чуть от смущения под воду не нырнула. – Ну, потерпишь, зубы стиснешь и исполнишь, не переломишься, свет мой ясный. Все могут, и ты сможешь. На крайний случай зелье себе какое сваришь. Супружескодолговое. Если без него не осилишь.
Лягушки опять хохочут, слышу, и на стене вороны от смеха хекают, призраки мерцают, ровно луна за облаками.
- Ох, Марья, Марья, - покачал Мерлин головой с усмешкой. – Не дразни. А то покажу, что я осилить могу и как.
Я уже и сама язык прикусила, а то от взгляда его на моей лягушачьей коже в десять раз больше пупырышек стало. Точнее, прикусила бы, если б было чем.
Колдун смотрел-смотрел на меня, морщился-морщился… а я молчу и глаз не отвожу. А чего морщиться, сам в лягушку обратил. А мог бы на красу мою любоваться сейчаас!
- Ладно, - сказал Мерлин со вздохом, - больше я песен таких не выдержу. Пойдешь пока ко мне поварихой, Эльде помогать будешь. Только не лезь туда, куда не просят, Марья! И не трогай ничего без спроса, Бога ради! А я съезжу к твоему дому, на отца твоего посмотреть и каплю крови его взять. Попробую сварить другое зелье на основе крови его, чтобы расколдовать.