Читать интересную книгу Рассказы о чеченской войне - Виталий Носков

СОБР — это силовая структура МВД, предназначенная для захвата вооруженных бандитов, освобождения заложников. По своим задачам он сродни войсковой разведке, специализирующейся на пленении…

Бросок — и обезоруженный, связанный противник лежит носом в землю. Под селом же Первомайским собровцы России шли в бой, как пехота.

Но сначала был путь на Кизляр. Поднятые по тревоге собровцы ГУОП улетали на боевое задание в количестве 36 человек. Не у всех сотрудников дома есть телефоны, поэтому в путь отправились далеко не в полном составе, а двух потом пришлось из Моздока вернуть в Москву. Один скрыл травму, желая не отстать от товарищей по оружию, другой, совершив тренировочную пробежку в полном, внушительного веса, боевом снаряжении, повредил позвоночник.

«Чудо-богатыри», — говорил о своих солдатах Суворов. То же можно смело сказать о ребятах из этого отряда. 14 января, когда им, готовым к атаке на Первомайское, дали «отбой», я спросил подполковника Крестьянинова: «Какого веса на них снаряжение?». Андрей Владимирович, улыбаясь, предложил мне почувствовать боевой вес на собственной шкуре. Шлем «Маска-1» весил четыре килограмма, бронежилет «Зубр» — десять, разгрузочный жилет с автоматными рожками и гранатами — пятнадцать, автомат — 3,8 кг, потом еще мешок с патронной россыпью — восемь и за спиной огнемет «Шмель» — двенадцать килограммов.

В этой амуниции я смог простоять на месте не больше пяти минут, казалось, у меня вот-вот сломается позвоночник. Это какую надо подготовку иметь, чтобы с таким чудовищным весом на плечах бегать, прыгать, стрелять, выносить с поля боя раненых.

Вот почему в СОБРе сдавать спортивные нормативы — строго обязательное дело. А при приеме на службу полагается выстоять четыре рукопашных боя по три минуты с меняющимися партнерами.

Командир наверняка заметил, с какой поспешностью я тогда снимал с себя доспехи, но даже не улыбнулся по этому поводу. Под Первомайским я запомнил его сосредоточенным, немногословным, ушедшим в себя и очень обеспокоенным. Ведь к началу боевых действий по взятию укрепленного дудаевцами села его подчиненные были сильно утомлены. Отряд вылетал в Кизляр, на операцию в городе, где предполагалось более или менее сносное жилье с возможностью обязательного при таких действиях отдыха. Но офицеров вывезли из Кизляра под Первомайское в открытое поле, где единственным средством обогрева стали костер да работающий двигатель «Кавзика». В автобусе они спали сидя, по очереди, сменяясь через час, в лучшем случае — через два.

Скоро стало ясно, что переговоры с бандитами заходят в тупик. Подполковник знал, что земляные работы по укреплению села Первомайское противник не прекращал ни на минуту. Работали захваченные на блокпосту сотрудники милиции Новосибирска, не разгибали спины «рабы» — заложники.

Но если боевики Радуева отсыпались в теплых домах, ели шашлыки из баранины, то подчиненные Крестьянинова делили один сухпаек на двоих.

Горячую пищу им, как и бойцам других спецотрядов, перенацеленным из Кизляра под Первомайское, не поставляли вообще. Почему? На это должно ответить специальное расследование!

Сутки сменяли друг друга. Напряжение нарастало. Вечером тринадцатого января Крестьянинов и его заместители впервые увидели карту села, которое, как к этому времени стало окончательно ясно, предстояло брать штурмом. Карта разочаровала: это был всего лишь «Перспективный план развития села Первомайское» с отображенными на нем не в полном объеме данными об огневых узлах обороны дудаевцев.

Выпускник 1982 года Орджоникидзовского высшего военного командного училища МВД, десять лет отдавший дивизии Дзержинского, пришедший в ГУОП в 1992 году, подполковник Крестьянинов и его заместители — окончивший Академию имени Фрунзе полковник П., опытный специалист подполковник милиции М., понимали: предстоит операция в крайней степени опасная, выполнение которой может повлечь за собой немалые жертвы.

СОБРовцам из Москвы и Московской области, из Краснодара, Ставрополя, Волгограда, Дагестана, отряду спецназа «Витязь», группе бойцов 8-го отряда и спецгруппе «Ягуар», которым предстояло первыми идти на штурм, конечно же, были необходимы самые точные данные аэрофотосъёмки, скрупулезные отчеты разведки — таковых в наличии было немного.

Очередная полуголодная при дефиците питьевой воды ночь, тяжелые раздумья о будущем людей, имеющих армейский опыт войны… Пройдя все «горячие точки», выйдя из них невредимым, Андрей Владимирович, теперь можно со всей определенностью сказать, чувствовал, что рискует не возвратиться домой. И говорил близкому другу Михаилу: «Не может быть, чтобы все у меня продолжалось так же гладко, как раньше…». В Грозном, в бою, он сменил место, откуда вел огонь, и занявший его боевую позицию человек был сразу убит. Потом еще раз ушел от смерти, снова удачно переместившись, и туда, где он только что находился, ударила автоматная очередь. Только в прошлом, 1995 году у него было четыре командировки в Чечню, пятая — в Буденновск.

А до этого довелось побывать в Осетии, где «ходил» по горам за бандами, всюду будучи первым. «Стой! Я сам!» — чаще всего слышали от него подчиненные. Ведь Крестьянинов был очень подготовленным офицером-спецна-зовцем, «краповым беретом», знал и умел то, что не могли другие. Перед тем как в 1992 году перейти в Главное управление по организованной преступности, занимал должность командира учебного батальона дивизии Дзержинского. Специалист, отличник и в ГУОПе стал наставником. На первых трехмесячных курсах подготовки СОБРов России именно он преподавал специальные дисциплины: освобождение заложников, высотную подготовку.

Подполковник был научен беречь людей. Это высший закон для спецназовца. И еще одно непреложное правило: не оставлять тела погибших врагам. Когда в Грозном возле нефтяного института полегли ярославцы-собров-цы, именно Андрей Владимирович под ураганным огнем, словно заговоренный от смерти, вытащил тела убитых к своим, не отдал на поругание. Потом на его руках умирал проводник, родом из Грозного, Сашка, которому многие бойцы были обязаны жизнью. Он просил об одном: вывезти из Грозного его родителей. И Андрей выполнил последнюю волю боевого товарища.

Утром 14 января 1996 года колонна автобусов еще затемно двинулась к месту, назначенному для атаки. Ехали сосредоточенно, молча. Осталось позади чеченское село, настороженно молчавшее. Вот колонна заходит в село Советское, и в памяти остается смятенно держащая руки у лица пожилая аварка.

Быстро светает. В этой выдвигающейся на штурм колонне и я, обозреватель «Щита и меча», волонтер СОБРа, потому что замкомандира отряда знает меня еще по апрельской командировке в Чечню. Разрешил быть с бойцами генерал-майор А. Карташов, командир сводного формирования СОБРа России, но в резервной группе, в обязанностях которой подвоз боеприпасов, эвакуация раненых с «передовой». И мне до сих пор не верится, что элитным силам по борьбе с организованной преступностью предстоит атаковать укрепленный населенный пункт в пехотном строю.

Четким, пружинистым шагом, отлично экипированные, мимо нас проходят специалисты из московской и краснодарской «Альфы», из «Веги». Впереди всех на нескольких БТРах на исходный рубеж выдвигается «Витязь».

Потом мы, резерв из бойцов 4-го отделения, пешим порядком тащим боеприпасы, немного продовольствия и ящик с медикаментами. Скоро нас берет к себе на броню БМП-2. Все готовы к атаке: по широкому вспаханному полю — это на левом фланге, по редкому камышу — на правом. Берем с собой легкие пожарные лестницы: по ним предстоит пройти два арыка (на самом деле их будет четыре) опасной ширины, глубины.

С брони хорошо видны зарывающиеся в землю немногочисленные мотострелки. Торчат стволы противотанковых пушек, которых тоже немного. На левом фланге всего две БМП-2. Еще две потом передадут резерву для эвакуации раненых из передовых порядков. В небе барражирует пара вертолетов. Я вижу, как боец ловит разбуженную топотом ног полевую мышь и под общий смех отпускает её. И она как-то вяло скрывается среди влажных комков земли.

Когда напряжение достигает высшей точки, поступает сообщение, что дудаевцы выставили вокруг села милиционеров-заложников. Поэтому дан «отбой». И все возвращаются в свои автобусы.

С наступлением темноты становится просто нестерпимо холодно. Костры развести практически нечем. Потом в дело идут патронные ящики и камыш.

В эту ночь с 14 на 15 января Крестьянинова мучили боли в желудке. Никаких других таблеток, кроме угольных, у него под рукой не было. Деликатный человек, никого не беспокоя, он молча переносил боль. Об этом знал только самый близкий друг Михаил, офицер родного 4-го отделения, в котором начиналась в СОБРе служба самого Андрея Владимировича. Именно это отделение он оставил в резерве, сказав: «Если с нами что-то случится, то я, ребята, верю: именно вы поможете нашим семьям. Ведь сколько пройдено вместе!».