Читать интересную книгу Исцеление - Борис Мишарин

— Сегодня столько свалилось на нас, — начала Алла, — я не знаю, как быть… Наверное, Вику мучает то же самое?

Вика кивнула.

— Чего свалилось, как быть? — словно не понимая, спрашивал он.

— Вы стали такой известный… — робко произнесла Вика и опустила голову.

— Вот те раз, — трехэтажным матом матерился он, — уже и на вы. А я знаю, что делать, — возмутился он, улыбаясь одними глазами, — падайте на колени и молитесь. О, наш известнейший из известных, знаменитейший из знаменитых, мы будем любить тебя чистой и возвышенной любовью, не оскверняя ее пошлым сексом, говорить только на вы и стараться угадывать любые желания. Да падут враги твои, и ты станешь еще знаменитее. Аминь!

Алла и Вика вышли из своеобразного ступора и откровенно смеялись.

— Но вот как не любить такого!? Коленька, родной, поверь: мы не стали любить тебя меньше, — сквозь смех говорила Вика, — просто мы еще никогда так близко не общались с известным доктором и не знали, как вести себя.

— Как всегда, — он улыбался и сильнее прижимал Вику к себе, — как жена ведет себя с мужем или вы считаете, что если мужчина стал известным, то его писька усыхает и занимается он любовью мысленно и научно?

Они смеялись вместе с ним до слез и коликов в животе, радуясь, что он остался прежним простым и любящим мужем, зятем. Смеялись над своими сомнениями и уже удивлялись — почему же они усомнились, что их любимый мужчина может измениться в одночасье.

Вика решила сменить тему, ее заботило сейчас уже другое.

— Коленька, ты так устаешь на работе, может, станешь принимать поменьше больных?

— По мне заметно, вы почувствовали? — озабоченно спросил Николай, отставляя пиво в сторону.

Он действительно устал на работе, больные шли конвейером, некогда покурить. Такой график измотает его, кому нужен выжатый лимон? Перед глазами плыли раковые опухоли, юные клетки крови, почечные и желчные камни, контрактуры, сдавливающие нервы, переломы, пороки сердца — бесконечная лента человеческой патологии. Он стряхнул наваждение.

— Сколько по записи? — спросил Николай.

— По 40 всю неделю, — пояснила Вика, — я хотела записать еще по 10, но не смогла: ты выглядел таким уставшим.

Михайлов прикинул в уме некоторые несложные расчеты. Что ж, можно и снизить нагрузку.

— Хорошо, Вика, оставляем так. Со следующей недели ты записываешь по 25 человек на день, оставляешь 5 строчек пустыми — это мой личный резерв, в него ты самостоятельно можешь вписать только близких людей, остальных по согласованию. Ежедневный прием — 30 человек, думаю, вполне хватит. Принеси еще пивка, милая.

Вика принесла три бутылки.

— Вы, я вижу, основательно затарились пивом, — заулыбался Николай.

— А как ты хотел, милый, — замурлыкала Вика, поглаживая его грудь, — у нас всегда есть запас: водка, коньяк, шампанское, вино, пиво, чего не сделаешь для любимого человека.

— Сопьюсь ведь, — откровенно рассмеялся он.

— Нет, Коленька, не потому, что мы не дадим, а потому, что ты умница, — возразила Алла.

Она разлила пиво по кружкам, и они некоторое время пили молча, смакуя его на вкус и хрустя кириешками. Вика, прижимаясь к Николаю, млела от привалившего счастья и еще до сих пор не верила, и не могла налюбоваться своим Коленькой. Она любила разглядывать его голого, водить рукой по его налитому силой телу и особенно, растопырив пальцы, а потом, сводя их вместе, как бы расчесывать волосы на его груди. Она любила полежать на его груди, слушая биение любимого сердца, говорить ласковые слова или мечтать о чем-то хорошем. Одного не могла — нарадоваться своему счастью.

Алла посмотрела на Николая.

— Я давно хочу спросить тебя, Коленька, все не решалась раньше — сестры спрашивают о зарплате. Ты обещал им больше старой, но не назвал сумму.

— А вы хотите знать свою? — спросил Николай, считая этот вопрос уместнее.

— Нам, Коля, это не так важно, главное — мы с тобой и ты не дашь нас в обиду. Сестрам важнее…

Николай нахмурился, ему не нравилось, что Алла печется больше о сестрах. «Заботились бы они о ней и Вике так, когда им было плохо… А потом, он же не зверь, почему они не спросят у него лично? При встречах не заметно их скованности, видимо, с помощью сестры рассчитывают отхватить кусок побольше»?

— Сестрам передай, Алла, что первый и последний раз ты, используя родственное положение, собираешь для них конфиденциальную информацию. Пусть обращаются напрямую ко мне по вопросам компетенции генерального директора. А ты, Вика, выдерживая их для порядка в приемной, должна знать, что я приму их всегда, если не занят с больным или другим клиентом.

— Какой ты у нас строгий, — ласково улыбнулась Вика.

— Да, строгий. Поэтому за имевший место прокол, объявляю тебе первое взыскание — сладкий поцелуй.

— Все, бросаю работать качественно — мечтаю о взысканиях, — она крепко поцеловала его, — твой приказ выполнен, милый, может я еще в чем-то провинилась? — спрашивала она, с улыбкой на устах.

— И все-таки, девочки, сколько бы вы хотели получать?

— Тысяч тридцать, сестрам можно сорок, — робко ответила Алла.

— Опять ты за свое, — уже не в шутку сказал Михайлов, — Решим все сейчас, — он заметил, как сжалась Алла, и ему стало не по себе, смягчив тон, он продолжил: — Твоя Люба, вместо того, что бы стесняться, еще сегодня утром должна была иметь штатное расписание, как главный бухгалтер. Моя обязанность проставить суммы или дать команду о таких-то суммах зарплаты каждого работника, утвердить штатку, которой я так и не дождался от нее. Поскольку халатность подчиненных лежит грузом на начальнике, будем исправлять ошибку немедленно. Вика, неси мой телефон, звони Любе.

— Коленька, лучше позвони ты сам, — подавая телефон, попросила Вика.

— Понимаешь, родная, производственные вопросы в домашней обстановке я могу решать только с тобой и Аллой. Для всех остальных есть рабочее время и рабочее место. Но и из этого положения есть выход, мой секретарь может отдавать приказы и распоряжения, требовать их исполнения от моего имени. Марина, наша санитарка, девушка трудолюбивая, старается поддерживать чистоту и порядок, все время что-то трет, вытирает, моет, прибирает. Я устанавливаю ей оклад тридцать тысяч рублей.

— Сколько, сколько? — переспросила Алла.

— На руки тридцать тысяч. Скажи Любе, чтобы оклад высчитала сама.

— Уборщица, тридцать тысяч?! — удивилась Вика.

— А почему бы и нет. Разве она плохо выполняет свою работу? И будет выполнять ее еще лучше, станет преданной, я надеюсь, нашей фирме. Вам всем я решил сделать одинаковую зарплату, — он улыбнулся, — из внутреннеполитических соображений, никого пока не хочу выделять — по пятьдесят тысяч рублей.

— Это мы вместе, — Алла посмотрела на Вику, — получим сто тысяч! Я таких денег и в руках-то никогда не держала, — ахнула она.

Михайлов, довольный, улыбался. Ему нравилось, что его любимые не гонятся за суммой и в их глазах не светилась алчность, чего бы он не сказал, например, о Любе и Светлане, особенно о последней.

— Ты, ошиблась, — поправил он Аллу, — таких денег ты получать на расходы не будешь. А про меня почему ты забыла? Я, надеюсь, тоже что-то заработаю и заработанное тебе стану отдавать. Разве у нас не одна семья? — с улыбкой объяснил он.

— И сколько вместе?

— Шамашедшие деньги, — рассмеялся Николай, — хочу соточку себе утвердить на первое время.

— Это у меня каждый месяц — дести тысяч! Слышишь, Вика!

— Слышу, мама. Наш Коленька большой любитель сюрпризов, — она поцеловала его в щеку, — привыкай мама.

— Ну, слава Богу, с деньгами разобрались. Звони Любе.

Вика набирала номер, Николай встал с кровати, накинув халат, подошел к окну. Дом стоял на возвышенности и из окна открывался вид на значительную часть города, он мерцал ночными огоньками. Странно, но одни огоньки горели, не мигая, другие мерцали, создавая феерическую картину. Наверное, это обычные лампы и неоновые, последние мерцают, а может и нет. Окна домов светились ровно, и в каждом была своя, присущая маленькой ячейке общества, жизнь. Где-то люди радовались, где-то плакали, где-то болели, а где-то наслаждались здоровьем и все это в одном городе, одной страны. Нет одинаковых городов, как и людских судеб, но в чем-то схожи и они — стандартными домами или чертами характера. Может сейчас кто-то так же стоит у окна и разглядывает огоньки ночного города, думая о своем.

Николай закурил, выдыхая дым в форточку. К нему подошла Алла и тоже залюбовалась светящимися огоньками, иногда прислушиваясь к разговору Вики. Она закончила говорить с Любой и спешила поделиться новостями.

— Мама, Коленька, вы бы знали, как обрадовалась тетя Люба, когда узнала, что станет получать пятьдесят тысяч. Говорит, что мужику своему нос утрет, а то он все хвастался, что получает шестнадцать штук, а жена семь. Она в шутку его на работу к нам санитаром пригласила — и денег больше и нервов меньше… А он, когда передачу сегодняшнюю о Коленьке посмотрел, знаете, что сказал: «Я понимал, что Николай Петрович талантливый мужик, но не до такой же степени»! — Вика засмеялась, довольная лестными отзывами. — А Марина, говорит тетя Люба, вообще до потолка прыгать будет — ей тетя Света обещала меньше гораздо, когда к нам на работу переманивала. Вот обрадуются все завтра! А тетя Света вся на седьмом небе — ее ведь тоже по телевизору показали. Она говорит, что ее бывшая начмедша от зависти почернеет.