— Проблема в их совокупном действии?
— Именно в этом. Когда модели нейронов начинают функционировать интегрально, в составе упомянутых блоков или как весь человеческий мозг, они выдают искаженные реакции. Какие — я вам объяснил. Мы получаем ущербную в моральном и психическом плане личность. Я и Рут бились над этой проблемой два года. И не продвинулись ни на шаг. Идеально смоделированные нейроны с идеально заданными граничными параметрами связности при идеально выбранной модели обучения нейронной сети просто обязаны объединяться в идеально функционирующую программу–копию личности. Но этого не происходит. Одно время мы думали: причина неудачи в том, что мы не учитывали воздействия гормональной системы человека на живой человеческий мозг. Наши Е–существа, естественно, не знают, что такое адреналин или гидрокортизон… Но по зрелом размышлении мы пришли к выводу, что этот неучтенный фактор не может быть камнем преткновения. Гормоны настолько же регулируют работу мозга, насколько и дестабилизируют ее… И после одного из бесчисленных опытов я пришел к выводу, что в нашей работе мы учли почти все, но упустили то, что стоит над всем этим.
— А что стоит над всем этим?
Макс Грипп печально улыбнулся:
— Душа человеческая, молодой человек. Мы все время забываем про нее. А именно она определяет и нашу личность, и наши поступки, и судьбу… — Он вопросительно посмотрел на меня, но я ничего не сказал. — Вы можете утверждать, что о душе пока достоверно никому и ничего не известно, все соображения о ней оставлены на усмотрение слепой веры. Я соглашусь с вами, но скажу: даже если мы откинем соображения о душе, то не можем не учитывать ментального поля человека. Его–то в нашей лаборатории изучили хорошо, хотя до сих пор мы не можем понять его природу. Зато знаем точно, что наши мораль, этика, наша гуманная разумность лежат в этом поле. И если мы создаем человеческий мозг, не направляемый и сохраняемый этим полем, он работает некорректно. Нестабильно — отсюда неврозы. Негуманно — отсюда эмоциональная тупость и потенциальная жестокость.
— Ничего себе… — обескураженно проговорил я. — И вы не нашли никакого решения?
— Пока нет, но я его уже вижу… — Макс Грипп собрался продолжить размышления, но я прервал его. Потому что именно сейчас в полной мере осознал всю мрачность электронного преображения Грегори Рута.
— Подождите–подождите! — воскликнул я. — Так вы хотите сказать, что Грегори Рут, зная все то, о чем вы рассказали… — Я замолчал: Грипп знаком остановил меня и со скорбным видом закивал головой:
— Он прекрасно знал, на что идет. Он знал, что его электронная копия будет представлять собой… нечто темное, обуреваемое маниями, навязчивостями и страстями. Он знал, что скорее всего будет деградировать. Но он также знал, что получит такие возможности функционирования, о которых не мог и мечтать. Подумайте сами: он бессмертен и практически неуязвим, он может изготавливать бесчисленное количество своих копий, перемещаться по Сети, все подключенные к ней компьютеры — его. Их периферия — видеокамеры, микрофоны, динамики, то есть его глаза, уши, голос — в его безраздельном пользовании… Он наблюдает и подсматривает, слушает и подслушивает, путешествует с узла на узел, с планеты на планету. Его не мучит сенсорный голод. В ГКС для него нет невозможного. Я уверен, что он оснастил копию своей личности всеми возможными сетевыми программными продуктами, в том числе и нелегальными. Но последнее — ерунда, ненужное: Рут создает нужные ему продукты сам. У него — кроссплатформенный компилятор, дебаггер, он может написать любую программу, будь то браузер или почтовый клиент, мощнейший инструмент взлома защиты операционных серверных систем или программа подбора паролей… Да что говорить! — Грипп махнул рукой. — Для него киберпространство — бесконечный мир, состоящий из бесчисленного количества доступных ценностей. Его возможности самосовершенствования и творческих поисков колоссальны. Он может получить любую — понимаете, любую! — информацию невообразимо гигантского объема и легко обработать, понять, запомнить, применить ее в действии, создать нечто новое…
Макс Грипп сорвал с носа очки и стал сильно тереть переносицу:
— Мы хотели создать бессмертную цивилизацию Е–существ. Счастливую, могущественную расу, которая будет сотрудничать с людьми, помогать им в нелегком деле продвижения по пути прогресса. Эта раса должна была пополняться теми, кто перед смертью пожелал бы обрести электронное бессмертие и иную, фантастическую виртуальную судьбу. Боже, Дэниел, как мы — Рут и я — мечтали об этом! Не наша вина, что перед нами возникли трудности, кажущиеся непреодолимыми. И не его вина, что он не нашел в себе силы умереть, имея в руках инструмент, который мог подарить ему бессмертие и могущество. Это его беда. Рано! Слишком рано! Он обрел вторую жизнь, но при этом продал душу дьяволу. И теперь вместо того, чтобы счастливо созидать будущее и познавать бесконечность, гоняется за земным журналистом Дэниелом Рочерсом с одной безумной идеей — покончить с ним!
— Но почему?! — вскричал я.
— А разве вы еще не поняли? — нарочито спокойно спросил Макс Грипп. — Болезненная, необоснованная ревность — одна из разновидностей невротических расстройств психики. Рут — тяжелый невротик, и он просто ревнует вас к своей жене. Вы же, Рочерс, — извините меня за то, что я обсуждаю вашу личную жизнь, — были близки с мисс Ньюмен. Я знаю это потому, что Рут рассказывал мне об этом…
— Да, это так, — ответил я. — В тот период я знал, что люблю ее. Но мы не виделись с тех пор, как она вышла замуж.
— Не надо оправдываться. Рута не интересовала чистота ваших чувств, так же как не интересовали его и вы сами. И он, насколько я понял, нисколько не сомневался в верности жены. Дело не в этом. Для него был важен факт былых интимных отношений своей жены и Дэниела Рочерса. Он ревновал Лотту к прошлому. Я знаю это точно, потому что мы провели вместе не один год, стали почти друзьями, Рут был довольно откровенен со мной… Иногда, выпив после ночных бдений в лаборатории по паре коньяка, мы заговаривали о личных проблемах. И он как–то признался мне в этой ревности. Она казалась ему странной и нелогичной, но он ничего не мог с собой поделать… Правда, беспокоило это чувство его не сильно и досаждало только в периоды сильного утомления.
— Он что же… Ему не давало покоя то, что Лотта была близка с другими мужчинами до него? — изумленно спросил я.
— Ну да.
— Но разве к прошлому можно ревновать? Это же бессмысленное и неснимаемое противоречие!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});