диахрония мыслилась не как эволюция, а как ряд отделенных друг от друга и четко очерченных моментов – синхронных статических систем, а каждая из них – это только «скелет» взаимосвязей элементов, лишенных чувственно воспринимаемых качеств. Однако даже известный эксперимент акад. Л.В. Щербы с грамматическим анализом лексически абсурдного текста («глокая куздра») возможен только при сохранении неприкосновенным набора морфологических компонентов.
Для понимания динамики и статики систем важно различать системы идеальные, или продуцированные, последовательные, или совершенные, и системы реальные, или редуцированные, непоследовательные, или несовершенные. Идеальной системой был бы язык, в грамматике которого не было бы ни одного исключения из правил. Если в русском языке микросистема (= парадигма) склоняемых частей речи требует наличия шести падежей в обоих числах (звательный – во внимание не принимается), то это общее правило, из которого по разным причинам имеются исключения. Слово человек в современном языке утратило парадигму множественного числа, на месте которой оказалось слово люди, лишенное единственного числа, но при количественных числительных присутствует архаическая форма родительного множественного числа – пять человек, пятьдесят человек и т.д. (при реликте двойственного – два, три, четыре человека). В современном языке слово дитя в единственном числе (только в именительном и винительном падежах) стало несколько архаическим или точнее – стилистически ограниченным, но его множественное число (с «апофонической» основой) дети без стилистического ограничения употребляется во всех падежах: имеет полную (идеальную) парадигму (ср. обычное ребенок – ребята, но архаичное младенец – младенцы). Некоторые формально не склоняемые существительные, вроде пальто, радио, шимпанзе, кофе, кенгуру, по своему употреблению в тексте как бы «вписываются» в парадигмы склонения. Когда мы абстрагируемся от разнообразия форм падежей в нашем языке, у нас остается некая идеальная схема, состоящая из шести парадигматических «позиций» единственного и стольких же множественного числа. Приведем еще один пример из области фонологии. При сопоставлении русской и украинской фактических парадигм (= микросистем) аффрикат можно наметить такую идеальную парадигму:
Аффрикаты Непалатализованные Палатализованные Глухие ц ць ч чь Звонкие дз дзь дж джь
При раздельном рассмотрении фактических (= реальных) парадигм в этих языках окажется:
в русском языке:
Аффрикаты Непалатализованные Палатализованные Глухие ц – – чь Звонкие – – – –
в украинском языке:
Аффрикаты Непалатализованные Палатализованные Глухие ц ць ч – Звонкие дз дзь дж –
Как видно из этого рассмотрения, украинская парадигма больше приближается к намеченной полной, или идеальной, парадигме, чем русская, но и украинская оказывается неполной.
Идеальная система – это безусловный порядок, который просвечивает сквозь условный порядок текстов (в широком смысле слова, т.е. во всех речевых актах данного языка). Именно поэтому в любом этническом языке (в отличие от априорного или апостериорного искусственного) развитие, ход изменений направляются в сторону создания по возможности идеальной системы, в сторону наибольшей оптимизации средств выражения. Отсюда следует то, что в утверждение «язык = знаковая система» необходимо внести уточнение: динамическая – саморазвивающаяся и самооптимизирующаяся реальная, в той или иной мере условная знаковая система.
Говорят, что исключение подтверждает правило. Это же следует сказать о частичных пробелах в системе, которые можно рассматривать как неполную реализацию идеальной и тем самым преимущественно абстрактной системы, особенно, когда речь идет об этнических языках. Обращая взор в глубины истории нашей науки, можно сказать, что аналогисты видели в языке идеальную систему, а их противники аномалисты указывали на пробелы реальных языковых систем.
С точки зрения современной диалектико-материалистической семиотики древние аналогисты были ближе к истине, чем их противники.
Подобно множествам, системы могут быть открытыми и закрытыми, но если речь идет о языковой системе (этнической, а не искусственной), то в целом ее нельзя назвать ни открытой, ни закрытой, так как она состоит из нескольких системных компонентов. Некоторые из них приближаются к закрытому состоянию – диакритическая эндосистема, морфологическая (если таковая имеется в языке), система синтаксических схем. Другие, напротив, приближаются к открытому состоянию – лексическая система, фразеологическая, или полиномическая, ультрапредикативная (разнообразные сочетания высказываний и предложений). Таким образом, язык оказывается в одних своих эндосистемах относительно открытым, а в других – относительно закрытым знаковым множеством. По своей сложности человеческий язык не может определяться ни как совершенно закрытая, ни как в известной мере открытая система. Даже если мы рассматриваем данный язык вслед за Ф. де Соссюром в синхроническом аспекте, т.е. в определенный момент времени и в определенном пункте пространства, он, являясь коммуникативным процессом и в то же время продуктом этого процесса (вопреки В. Гумбольдту, и energeia, и ergon), не может быть вполне закрытой системой. Полностью закрытой оказывается только идеальная система. При последовательно структуралистическом подходе к языку, когда принимается во внимание только «реляционный каркас» языка, т.е. «форма плана выражения» и «форма плана содержания», а «субстанции» обоих планов отбрасываются, слова и сочетания слов с их значениями, уходящими за пределы «каркаса» в «семантический континуум», оказываются вне системы. Однако при более глубоком и широком понимании системной природы языка набор (= инвентарь) языковых знаков в его лексической части предстает перед нами как относительно открытая система с многообразными связями – формальными и семантическими – своих элементов. Лексика данного этнического языка так же системна, как и другие его компоненты (см.: Уфимцева, 1962).
Хотя человеческий язык, будучи структурным множеством составляющих его знаков, знаковых фигур, конфигураций, схем, текстов, может называться системой (см. выше о знаках, фигурах знаков и конфигурациях знаков; схемах знаков; знаковой системе и знаковом тексте), не следует забывать, что у него больше отличий от других знаковых систем, чем сходства с ними. Именно это обстоятельство заставляет нас противопоставлять лингвистическую семиотику (лингвосемиотику) всем другим областям семиотики. Тем не менее общая семиотика, основанная на семиотических идеях материалистической