Сегодня его железное терпение было похоже на клубничное желе.
Он — то успокаивался, то вспыхивал, как порох; то сидел спокойно в кресле, то вскакивал, наматывая круги по кабинету главного врача.
Ну, съела она что-то… Ну живот заболел, расстройство… Чего так долго тогда?
Собственные уговоры не помогали, беспокойство затопляло с головой.
На пятнадцатый раз он согласился на чашку чая, предложенную слишком активной секретаршей. Но только затем, чтобы она от него отстала. Не помогло. Потом она притащила ещё сахар, спросила про сливки, а когда он отпил половину чашки, вспомнила про ореховое печенье. В конце концов, ему надоело миндальничать, и он сказал ей всего три коротких слова, после которых её как ветром сдуло. Больше она не появлялась. Даже шефу чай не предложила, когда после неопределённого количества времени он вошёл в кабинет.
Радовало, что без лишних предисловий док приступил к обсуждению предмета его беспокойства.
— Ну, Ян, как мы и предполагали, острая интоксикация. Гастроинтестинальная…
— Стоп! Ты мне нормальным языком скажи, что с ней было. Как она сейчас? И что мне с ней делать дальше?
Тим вздохнул и потёр лысоватую голову.
— Отравление. Острое отравление. Слава Богу, она постепенно пришла в себя и не впала к кому, а то пришлось бы делать переливание крови. А так, мы промыли желудок, сейчас она под капельницей. Дыхательная система постепенно восстановится. Да в общем-то, через… дня три будет как новая.
— А чем?
— Предположительно грибами.
Ян с сомнением воззрился на доктора, проверяя, шутит ли он.
— Чем? Ты сказал?.. Грибами?.. Это всё из-за каких-то долбанных грибов?
— Отравление может произойти даже при употреблении съедобных грибов, перестоявших на корню или длительно хранившихся сорванными. Такие грибы могут стать ядовитыми в результате гнилостного разложения белков, в них образуются азотистые ядовитые вещества, аналогичные по своему действию птомаинам, — последовали терпеливые разъяснения.
— Но из-за грибов… Так сильно… ты видел, она же вся зелёная была. Я думал, вообще… не довезу её… — Ян растерянно осознавал то, что яростно пытался отогнать от себя. От мысли, что он мог потерять её из-за такой ерунды, окатило ледяной волной, а потом бросило в жар.
— Понимаешь, восприимчивость к грибному яду различна. Одни спокойно могут употреблять в пищу грибы, относящиеся к ядовитым. Другие же, как, например, Эванджелина, плохо переносят даже съедобные грибы. Этим объясняется тот факт, что иногда из людей, одновременно употребляющих в пищу одинаковые грибы, заболевает только один человек. Я так думаю у неё непереносимость грибов. Не всех, конечно, но отдельных видов точно. Нужно установить, какие именно она ела. Пока она не может вспомнить.
— Поверь, я это сделаю, — с угрозой в голосе пообещал Ян.
— Знаешь, тебе повезло. Найди ты её чуть позже, и неизвестно чем бы это закончилось.
— Ясно. Всё ясно. Пиши мне «правила поведения» в ближайшие дни для её скорейшего выздоровления.
Доктор деловито и грамотно проинструктировал собеседника, вручив пачку рецептов.
— Энтеросорбенты — это для неё основная «еда». Купишь что-нибудь из этих. — Он кивнул на листики с рецептами. — По фармакологическим свойствам они практически идентичны. Сейчас к ней не ходи, когда систему снимут, тогда и можно.
— Я тогда отъеду по делам, но приеду. Поздно.
Док вздохнул:
— Грант, ты, как всегда, — ярый нарушитель правил. Ладно, предупрежу, чтобы тебя пропустили. Кстати… — Джеферсон оживился.
— Нет. Некогда. Даже не начинай.
— Ты ещё два месяца назад должен был явиться. Ну, и зашёл бы заодно к окулисту, раз уж так вышло, что ты здесь.
— Да нормально у меня всё. Так же как и было. Так что, напрасно таскаться по больницам у меня нет времени. Всё давай, спасибо. Но я тебе позвоню, если что. — Ян убрал бумажки с рецептами в карман и поднялся.
— Конечно, звони, Ян. Пусть она переночует здесь, а завтра я её выпишу.
Джеферсон уже проводил взглядом Яна, как дверь ещё раз приоткрылась.
— И Тим…
— Понял. Могила.
— Не сомневаюсь, — подтвердил Ян, и он, действительно, не сомневался, что тот умеет держать язык за зубами, но лишний раз напомнить ему об этом не мешало.
— Ну что там? — Билли обеспокоено повернулся к Яну.
— Уже всё в порядке. Почти. Вроде бы. Давай в офис. Можешь не ползти, но и не торопиться сильно.
— Ну, ты там сказал, чтобы с нашей Эвой обращались как положено? — Не унимался Билли.
— Сказал.
— Это хорошо. Это правильно. Нужно чтобы всё в порядке было. Как надо, — приговаривал Билли, выезжая на центральную магистраль.
«Ну вот, она уже и «наша»», — улыбнулся Ян, откинувшись на сиденье. Потом нахмурился. Ни одиннадцатичасовые перелёты, ни пятичасовые совещания не выматывали его, так как эти несколько часов. Несколько часов беспокойства. Беспокойство за ту, что поставила всех на уши, перевернула вверх тормашками, не прикладывая особых усилий. Беспокойство за ту, что оппилась накануне вина, и объелась каких-то дрянных грибов. А, да к черту это совещание!
— Селеста, отменяй всё, — прозвучали его слова, как только он вошёл в приёмную. — Было что срочное?
— Как всегда. Письма от заказчиков, несколько документов на утверждение. Вот сметы по аэропорту. Отчёты из лаборатории, — перечисляла она, роясь в документах, отбирая всё в папку.
— Хорошо, неси всё, что есть. Я посмотрю.
Ян сел за стол, окинул взглядом свой кабинет — место, где он проводил больше времени, чем дома. И больше, чем где бы то ни было. Смотрел взглядом, будто видел впервые, словно до этого у него не было ничего, а потом вдруг появилось. Появилось всё.
Селеста положила перед ним папку, разворачиваясь, чтобы уйти.
— Подожди. Присядь.
Она послушно села в ближайшее кресло, и он начал просматривать бумаги.
— Селеста, ты умеешь варить кашу?
— Что?
— Я спрашиваю, ты умеешь варить молочную кашу? Обычную нормальную молочную кашу?
— Да, конечно, а что?
— Да так. Ты мне можешь понадобиться. Я вот кашу не умею варить. — Не отрываясь, он просматривал и подписывал некоторые документы. И хорошо, иначе ему бы не понравилось, с каким выражением на него посмотрела секретарь.
— Ян, что случилось? — спросила она прямо, потому что его загадки, даже привыкшую ко всему Селесту, могли довести до приступа психоза.