же вазочка у меня хрустальная, а не чугунная сковородка.
Пусть за счёт моих ресурсов наша с ней ситуация разрешается.
Мир решительных и сильных женщин - это мир слабых мужиков.
- А мы же не такие, да, дружище?
В палате реанимации, сижу рядом на крутящемся стуле, слушаю пальцами пульс Хасана.
Хотя на приборе я этот пульс вижу. Но пальцами словно ещё уровень жизненной энергии чувствуется.
- Давай, боженька, возвращайся. Сейчас, придешь в себя... - разговариваю с ним.
Он должен уже слышать.
- ...и воткну тебе седатив какой-нибудь посильнее. А то ты у нас мужик гиперактивный, понесешься ещё по своим пациентам с дуру. Там уже такой ахтунг, ты не представляешь! Всё отделение замерло, ждут новости, что ты в порядке. Ты ж знаешь, твоим пациентам нервничать нельзя. Так что давай уже… Ну?.. - поднимаю его веко. - Подавай, мне, давай, признаки жизни и адеквата.
Уже раз в третий заглядывает Тая.
- Ну что ты бегаешь? - строго смотрю на нее.
- Не "приходил"?
- Рано ещё...
Не рано. Но зачем девочке нерв поднимать?
- Там... Юлия Юрьевна... ей сообщили про Руса, - голос срывается.
- С сыном?
Если со Степахой, пусть в кабинете подождут. Детей к приборам нельзя.
- Одна...
- Пусть зайдет.
- Я так и подумала сразу, что Ваш сын... - задумчиво смотрит Тая на Руса.
- Чего?
Встречаемся взглядами.
- Что ты сказала?
- Ничего... - растерянно.
- Иди-ка, отдохни... Бредишь уже.
А чего я на нее сержусь? За что? .. Может, это таки я брежу? И уже сильно сомневаюсь в том, что я своими глазами видел в свидетельстве о рождении. В груди появляется тяжёлое вязкое нечто, поднимающееся вверх и мешающее дышать.
- Здравствуй, Борис, - заходит в наброшенном на плечи халатике Юля.
Поднимает маску, пряча нежные губы.
Встаёт за моей спиной. Мы молчим...
- Он же вернётся? - шепчет она.
- Это теперь дела Божьи. Мы свои - человеческие - сделали хорошо.
- А ты в Бога веришь?
Среди врачей, это скорее редкость.
- Конечно. Работодатель мой, как-никак. Премии мне иногда выдает... Вот, тебя привел.
- Я к Руслану.
Сжимает поддерживающе его безвольные пальцы.
- Рус... Господи, почему он такой изможденный? - ведёт пальцем под скулой. - Я его на днях видела... Он нормальный был.
- Это обезвоживание от стресса. Сейчас накачаем... - чуть увеличиваю подачу физраствора.
Опустив взгляд, отходит к окну.
- Вытащи его оттуда, пожалуйста.
За боженьку нашего сейчас столько людей молится, что тут без шансов думаю. Вернётся!
Юля обнимает себя за плечи. Слепо смотрит вдаль.
Встаю позади.
- Я когда людей обратно вытаскиваю, каждый раз о тебе думаю.
- Что?..
- Думаю... вот так жизнь оборвется... а я почему-то ее не с любимой женщиной провел. А почему, Юль?..
Разворачиваю за плечи ее к себе.
Смотрю в светлые ясные глаза. Стягиваю медленно маску , обнажая ее губы.
- Юлька... Ты такая красивая, - вжимаясь своим лицом в ее, шепчу ей. - Каждый раз слепну...
Ловлю ее хрупкое запястье, прижимая к губам. Погружаюсь на мгновение в острое переживание из нашего прошлого. Случайный фрагмент нашего секса...
Она ловит мой неадекватный заведённый взгляд. И словно считав, что в моей голове, бросает возмущённый взгляд на Хасана.
- Чадов... Человек без сознания лежит.
Хасанов зажмуривается, не открывая глаз, и что-то невнятно мычит.
- А он благословил, - ухмыляюсь я с вызовом.
- Горыныч... - едва разбираю я его спутанный бред. - Ты тормоз... пиздец просто...
Мы с Юлей встречаемся воодушевленными взглядами - пришел в себя практически! Вот уже костерит. Хороший знак.
- ... у тебя сын растет... Пальцы твои... ямочка... Юля...
Наши взгляды тяжелеют и повисает пауза.
- ...идиота два... - выдыхает Хасан.
Перевожу охуевший взгляд на отключившегося снова Хасана. Потом опять на застывшую неморгающую Юлю.
- А Степаха скольки месячным родился?
- У Хасанова - бред! - режет она.
Вылетает из палаты.
- Хасан?!...Ты что-то знаешь?
Но он уже опять признается в любви Таечке.
Степаха… Вспоминаю теплое и кайфовое ощущение от общения с пацаном.
Тяжёлый ком в груди взрывается, оглушая реалистичностью этой мысли.
Мой, что ли?!
Глава 23 - Поломанная броня
Глава 23 - Поломанная броня
От Чадова три пропущенных. И ледяная смс: "Юлия Юрьевна..."
Дальше я не читаю. Но чувствую, что ледяная.
Что делать с инсайтами Чадова, я понятия не имею. Сейчас - мне кажется, не поможет даже сбежать.
Убедительно врать?
Я не умею... Совсем не умею.
От идеи "врать" у меня паника.
Но я обещала Робу...
Я обхожу всех своих пациентов, и только после этого возвращаюсь в кабинет.
- Спит?..
Леночка отрывает взгляд от телефона и положительно кивает.
- А Вас Борис Егорович нашел? - шёпотом.
- А что - искал?
- Два раза заходил.
- Черт...
Бужу Степу, быстренько его одеваю, параллельно дозваниваюсь до Роба, чтобы забрал нас.
- Через час буду.
Через час - это уже поздно! Я не готова сейчас общаться с Чадовым. Мне нужно настроиться. Мне нужно приладить обратно свою поломанную броню. Мне нужно где-то взять моральных сил, чтобы врать и отталкивать его.
- Мы лучше на такси... - бросаю я, скидывая вызов.
Вызываю прямо к воротам приемного отделения. И по переходам клиники веду за руку сонного Степу.
А что будет, если я не стану отрицать? - вдруг затекает в меня темная и крамольная мысль.
Какие будут последствия?
Борис снова наведёт хаос.
Наверняка заявит права на ребенка. Порвет и так слабую эмоциональную связь между Робом и Стёпой. Роберт окажется просто использованным.
Чадов не уважает и на дух не переносит Роберта! Стёпа мгновенно считает это.
А потом?
Чадов всегда ярок в выражении чувств, но это же короткие истории.
Я - не первый и не последний его роман с коллегой, верно?
Поэтому... Потом...
А потом он может запросто исчезнуть. И появиться опять через полгода-год... И потом снова пропасть... А Стёпа привяжется...
Нам с сыном придется жить между двумя центрами силы, которые ненавидят друг друга.
Это стопроцентный невроз у ребенка. Стёпа впечатлительный и ранимый. Как я...
Вспоминаю, как пережила побег Чадова. Как оглушающий удар в живот. А потом отголоском боли - пустоту, тоску, депрессию...
Нет!
Так не будет. Пусть Стёпа живёт в полноценной семье. У меня такой не было,