Аврора пристально смотрела ему в глаза.
— Ты действительно хочешь, чтобы я была твоей женой? Выражение его лица оставалось непроницаемым.
— А разве у меня есть выбор?
Аврора ушам своим не верила. Она полагала, что он рад будет избавиться от брачных уз.
— Николас, — медленно, стараясь быть убедительной, начала она, — нам надо проявить рассудительность. Мы не сможем быть счастливы в браке. И на то есть целый ряд причин. Ты американец, я — англичанка, наши страны воюют друг с другом. Ты — искатель приключении, опасность — твоя стихия, что до меня, то я… далеко не авантюристка по своему складу. Насилие в любой форме вызывает у меня глубочайший протест. И что самое главное, мы… не любим друг друга. — Аврора замялась. Последний аргумент показался ей не совсем очевидным. Но что бы она ни испытывала к Николасу, это чувство не называлось любовью. — Мы не любим друг друга. Ты женился на мне ради сестры, в силу необходимости, а брак должен быть основан на любви и согласии.
Стоило ей произнести слово «любовь», как Николас упрямо сжал зубы. Но, быстро овладев собой, усмехнулся и, откинувшись на сиденье, вытянул ноги во всю длину.
— Что правда, то правда, любви между нами нет.
Авроре стало не по себе. Сама того не сознавая, она надеялась, что он станет возражать. Но чего, собственно, ждать от бретера и повесы, такого, как Николас Сейбин? Вряд ли он способен отдать свое сердце какой-нибудь одной женщине, тем более той, на которой ему пришлось жениться в силу сложившихся обстоятельств.
— Итак, ты и сам видишь, что оставаться вместе не имеет смысла. Проще говоря, я не хочу оставаться твоей женой, ты — моим мужем.
— Остается одна проблема, — медленно проговорил Николас, глядя на нее сквозь хитроватый прищур. — Поскольку мы провели вместе ночь, аннулирование брака невозможно.
Аврору обдало жаром при воспоминании о той ночи. Он был совсем рядом, его бедро почти касалось ее бедра, и она чувствовала тепло, излучаемое его мускулистым телом.
Он, видимо, тоже вспомнил ту ночь, потому что взгляд его медленно скользнул по ее телу, задержавшись на груди и бедрах.
Аврора вспыхнула от смущения. У нее возникло ощущение, будто Николас входит в нее, наполняя ее собой все глубже и глубже… Наслаждение пронзило ее словно стрелой.
Он бросил взгляд на ее живот.
— Наш союз не принес плода?
— Нет, — пробормотала она с явным сожалением. Хотя будь она беременна, убедить Николаса разорвать их союз было бы куда труднее.
— Итак, — медленно произнес он, — если я правильно тебя понял, ты предлагаешь просто забыть о том, что мы муж и жена, и жить отдельно, каждый своей жизнью?
— Ну… Да, именно это я и имела в виду. Так было бы лучше для нас обоих.
— Думаю, ты кое о чем позабыла, моя сирена.
— О чем же?
Он ничего не сказал, только коснулся ладонью нежной ямочки у нее на затылке, И медленно, но уверенно привлек ее к себе.
— Об этом, — пробормотал он, касаясь губами ее губ. Она замерла, затаив дыхание, и вдруг почувствовала, что тает, расплавляется. Этот поцелуй вызвал к жизни голод, который, как она думала, ей больше не дано испытать в жизни.
— Наш брак был совершен не по любви, — хрипло прошептал он ей на ухо, прервав поцелуй, — но нас влечет друг к другу, и это факт. Ты чувствуешь тот же жар, что и я, моя сладкая. Как же мы можем делать вид, будто этого нет?
Аврора тщетно пыталась овладеть собой. Она уперлась ладонями ему в грудь, в то время как ослабевшее тело искало опоры в его теле… В этот момент карета остановилась. Господи… Сейчас слуга откроет дверцу, и тогда…
Оттолкнув Николаса, она схватилась за ручку кареты.
— Нас не должны видеть вот так… Николас легко пожал ей кисть.
— Пусти меня! — в отчаянии прошептала она.
— На этот раз я тебя отпущу Аврора, но наш разговор еще не закончен.
Она не ответила, поспешив соскочить с подножки до того, как слуга заметит пирата, ее законного мужа.
Горничная помогла Авроре приготовиться ко сну и ушла. Пробило полночь, но сон бежал от Авроры. Она лежала в темноте с открытыми глазами и думала о Николасе. Кожа ее горела, она ощущала на губах вкус его поцелуя.
Как могло случиться, что этот мужчина обрел над ней столь сильную власть? Достаточно было одного его присутствия, чтобы всколыхнуть все ее чувства. Любое его прикосновение пробуждало в ней страсть. Ту, что она испытала во время их брачной ночи, ту, о которой прочла в дневнике француженки.
Застонав, Аврора повернулась в постели и отбросила одеяло. В спальне было жарко, хотя окна оставались открытыми.
«Ты чувствуешь тот же жар, что и я». Да, это так. Именно из-за этого она в панике выскочила из кареты. Она бежала от него без оглядки…
Аврора вздрогнула. Она даже не поинтересовалась, есть ли ему где переночевать — Уиклиффа в городе не было. Но Николас, отважный путешественник и авантюрист, наверняка справится с этой проблемой. У нее нет перед ним никаких обязательств.
Аврора зарылась лицом в подушку. И все же он ее муж. Имела ли она право отвергнуть его? Господи, что же делать? Она счастлива, что он жив. Но жить с ним бок о бок, как с мужем, у нее не было ни малейшего желания. И на то были веские причины. Николас Сейбин — человек, вне сомнения, властный. К тому же она подвержена его влиянию. И он мог бы делать с ней все, что угодно, превратить ее в свою рабыню. Рядом с ним Аврора становилась непредсказуемой. Даже для самой себя. Обычно сдержанная и уравновешенная, она мгновенно переходила от гнева к смятению, от страха к радости…
И если радость при виде Николаса, живого и невредимого, была скорее не радостью, а облегчением, что казалось вполне нормальным, то даже разговаривать с ним спокойно у нее не было сил. И Аврора не могла отрицать очевидного.
Аврора понимала, что логика на ее стороне. Совершая сделку, она не предполагала, что будет вынуждена жить с этим человеком до конца дней своих. Они так не договаривались.
Она не хотела провести всю жизнь с нелюбимым. Да и Николас ее не любил, в чем откровенно признался. К тому же он мог погибнуть в любой момент. Ему нравилось играть со смертью. Иначе он не стал бы рисковать и немедленно покинул Англию.
Она не хотела жить в постоянном страхе, опасаясь, что его у нее отнимут. Она уже потеряла Джеффри — и, как она думала, Николаса тоже. Один раз она уже познала с ним, Сейбином, горечь утраты. И не хотела, чтобы это повторилось.
Он должен с ней согласиться и оставить ее в покое.
Николас смотрел на спящую жену. При свете луны она казалась еще красивее.
Не надо было ему сюда приходить, но он не мог удержаться от искушения: открытое окно манило, а дуб, росший под ним, предоставлял великолепную возможность взобраться на второй этаж, что он и сделал, проникнув в ее спальню.