Вечером по улицам Новосибирска ходит множество влюблённых парочек. Существуют специальные районы и зоны, куда, по молчаливому соглашению, стараются не заходить праздношатающиеся опасаясь помешать выражению чужих чувств.
Ташка и Пётр шли по улице Бойко, ведущую от школы к библиотеке где на хрупких, бумажных носителях, хранилась информация дошедшая до нашего времени с древних веков. При наличии сети и общедоступных банков данных в библиотеке сидели только археологи, специалисты по древней литературе и те странные личности, кто любит вдыхать запах старых книг и одев защитные перчатки, осторожно, за краешек, перелистывать страницы. Таких было немного. И уж тем более вечером не нашлось никого спешащего погрузиться в затхлый мир старых книг. Улица была полупуста. Несколько человек торопились по своим делам. Кто-то шёл навстречу. Другой двигался тем же курсом, что и Ташка с Петькой. Обгонял их. Или они обгоняли, хотя особенно не торопились. Но видимо тот гражданин торопился ещё меньше чем они. Он стоял у стены, молчаливый, строгий, из под капюшона выбивались рыжие волосы и читал чьи-то стихи выписанные огненными буквами.
Из под ног вылетела огненная бабочка, но Ташка не обратила на неё внимание. Сначала она как будто погрузилась в собственные мысли, потом вынырнула и вдруг спросила: —Петь, у вас уже начались уроки сексуального образования?
Мальчишка скривился.
— Не любишь? — догадалась Ташка.
— Феномеменальная глупость! — принялся рассказывать мальчишка — Особенно там, где надо целоваться. Ребята говорят будто это здорово. Девчонки молчат, хихикают, но тоже понятно, что им по крайней мере не неприятно. А я вечно стою как дурак с деревянными губами и не могу понять, что в этом хорошего. Странно думать, что способность ощущать вкус сможет это изменить. Ты наверное тоже через это проходила, Наташа?
Ташка кивнула. Но если на чистоту, то у неё была другая проблема. Хилое тело подростка не успевало за быстро развивающимся разумом. Школьный доктор запрещала Ташке участвовать в некоторых практических занятиях вместе со старшеклассниками. И если вас когда-нибудь спросят «какое самое глупое и дурацкое занятие вы знаете?». Можете смело отвечать: нет ничего более глупого, чем сидеть в коридоре, пытаясь делать домашнее задание или читать «основы алгоритмистики», когда в классе проходит урок сексуального воспитания. А потом ещё приходится делать вид будто ничего особенного не произошло. Злиться на Соколову и ещё выше задирать нос потому, что не можешь придумать никакой иной линии поведения.
— В точку— согласилась Ташка — Уроки сексуального воспитания та ещё гадость. Только время терять. Кто их только выдумал?
Пётр признался: —Я боялся, что ты захочешь целоваться.
— Ещё чего! — воскликнула Ташка и тонкий локоток шутливо, но чувствительно, вонзился парню в живот.
Потирая место удара Петька сказал: —Когда мы научимся чувствовать вкус, может быть попробуем один раз? Как друзья.
Сделав серьёзное лицо Ташка произнесла чеканя слова, словно актёр в голофильмах: —Хорошо товарищ, я поцелую тебя как друга и брата.
Они рассмеялись. Нет, даже захохотали. И проходящий мимо человек недовольно посмотрел на двух хохочущих подростков. А другой прохожий сказал: —Очень рад, что вам весело, но нельзя так людей пугать. Захохотали за спиной будто черти— и пошёл дальше в недоумении качая головой.
Поздним вечером или ранней ночью. Тут уж каждый волен выбирать то время суток, какое ему больше нравиться. Ташка лежала на кровати покачивающейся на десятке гибких тросов приподнимавших её над полом в единственной комнате собственной жилой ячейки. Она давно хотела подобную кровать. Но когда заказала, практически до донышка выскребав свой счёт, оказалось, что кровать на тросах ей особенно и не нужна. Покачиваться на тросах из псевдо-мышечной ткани было забавно первые три дня, потом утомительно и наконец Ташке стало всё равно. Только немного обидно: зачем она выбрала этот модерн вместо того, чтобы заказать что-нибудь нормальное? Кстати по этой же причине, а именно из-за присутствия в Ташкиной квартире модерновой кровати, у неё до сих пор не было стола не говоря уже о голографическом проигрывателе. И не будет как минимум ещё несколько недель, пока счётчик её трат за месяц не перейдёт из области отрицательных значений в область положительных, точнее установится в соответствии со значением положенным для молодых, одиноких специалистов по научно-практической части без опыта работы и каких-либо существенных достижений.
Покачиваясь в модерновой кровати Ташка смотрела на потолок. Он был тёмен и лишь едва светящийся контур лица — не какого-то конкретного, скорее лица «вообще», без индивидуальных черт, смотрел на практикантку сверху вниз. Её друг любил такие вот, малопонятные окружающим, шутки.
Ворочаясь под тонким покрывалом Ташка пожаловалась: —Моё тело — тюрьма.
Лицо на потолке улыбнулось. Черты оставались едва видимыми, но губы разгорелись ярче и стали казаться огненным провалом в темноту или одной из огненных бабочек порхающих на улице и случайно залетевшей в Ташкину квартиру.
— Любое тело тюрьма для разума— ответил искусственный интеллект — Твоё, моё и так далее. Разум сам является тюрьмой для себя посадив в клетку из прошлого опыта, ошибок и неудач. Ты можешь называть тюрьмой, а можешь скелетом. Скелет ограничивает свободу, но без него всё свелось бы к аморфной массе и ничему более.
Ташка поморщилась: —Я не об этом. Хочу скорее стать взрослой.
— Ты и так взрослая.
— Нет! Моё тело — тело ребёнка. Окружающие видя его думают обо мне как о ребёнке. И когда все вокруг думают так, я и сама начинаю считать себя маленькой девочкой.
Город-интеллект заметил: —Сейчас ты говоришь как маленькая девочка.
Из под одеяла раздалось недовольное Ташкино фырканье.
— Скоро твоё тело войдёт в подростковый период— сказал Новосибирск — Гормональный дисбаланс повлечёт внезапные перепады настроения. Странные мысли, ещё более странные поступки. Тебе придётся крепко держать себя в руках пока перестройка не окончиться. Почему ты хочешь поторопить это время?
— Не знаю— Ташка накрылась одеялом с головой.
— Подумай немного. Анализируй своё поведение— учил Новосибирск: —Оно очевидно и лишь внутреннее неприятие ответа мешает тебе увидеть его. Это как раз те оковы, которые разум накладывает на себя сам.
В комнате воцарилось молчание. Новосибирск сказал: —Спокойной ночи. — Лицо на потолке неторопливо погасло. Последней исчезла улыбка.
Да-да, искусственные интеллекты тоже читают книги. В своё время Новосибирску потребовалось много усилий, чтобы разобраться о чём идёт речь в Кэрролловской Алисе. Понадобилось перелопатить множество исторической информации, просмотреть психологические труды изучить логику абсурда и пройти курс по английской литературе. Книга понравилась ему. Интеллекты любили решать сложные задачи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});