людей, и в это время Геракл схватил его за горло, поднял в воздух и так встряхнул, что шлем слетел с его головы, меч упал на мостовую, а глаза сошлись у переносицы.
Иолай засмеялся, выхватил меч у разбойника, медленно сползавшего вниз по стене, и повернулся как раз в тот момент, когда на него набросились еще двое. Он предпочел бы держать в левой руке оружие полегче, однако ему удалось удерживать обоих достаточно долго, чтобы сообразить, что если он не поскользнется, то протянет и дальше, пока Геракл не придет к нему на помощь.
Но когда противник справа сделал резкий выпад, а его приятель взмахнул мечом, Иолай не смог достаточно быстро справиться с обоими мечами. Одно лезвие нападавших оказалось блокированным, но другое угодило ему прямо в бедро. Он вскрикнул, опустился на одно колено и поднял обе руки, скрестив свои мечи, куда и ударили оба меча противников.
Это было испытание силы: сумеют ли они опрокинуть его на спину или он прежде успеет подняться на ноги?
Пот выступил у него на лбу, и струйки потекли в глаза, разъедая их и ухудшая видимость.
— Тебе конец, приятель, — усмехнулся один из нападавших.
— Геракл! — крикнул Иолай.
Другой нападавший захохотал и нажал еще сильней.
Гераклу пришлось выбирать — троица разбойников пыталась зайти к нему в тыл, и ему удалось бы их сдержать, швырнув на них их дружка, которого он держал в воздухе, либо он мог бросить его на тех двоих, что прижали Иолая.
Собственно, думать тут было нечего.
— Лети, — прошептал он.
Через секунду Иолай заметил, как что-то летит по воздуху между головами двух его напрягшихся противников, и весь встрепенулся, когда увидел перепуганное раскрасневшееся лицо третьего, прилетевшего. После столкновения Иолай отодвинулся назад и сумел бы полностью увернуться, если бы летящий разбойник приземлился чуть-чуть раньше.
Шлем ударил Иолаю в челюсть, и последнее, что он увидел, была либо его душа, отправившаяся в Аид, либо какое-то большое облако, плывущее над Фемоном.
Геракл же не видел ничего, кроме сплетения рук, ног и мечей.
Зато он ощутил вес троих разбойников, набросившихся ему на спину и заставивших его согнуться пополам. Они неистово размахивали всем, чем только могли, за исключением мечей, которые они сразу же побросали, как только сообразили, что могут проткнуть друг друга.
Геракл ухитрился стащить одного из них на землю, а потом стремительно выпрямился и быстро, как только мог, бросился спиной к стене. Когда вся его шевелящаяся ноша ударилась о стену, Геракл шагнул вперед и выставил правую руку, чтобы удержаться от падения.
Еще один быстрый шаг, и он выпрямился; стремительный поворот, и его руки уже приготовились к любой неожиданности.
Однако он не ожидал удара доской, которую нес Ротус.
«Проклятье», — подумал он в момент удара.
Оглушенный, он стал тяжело падать на землю, на руки.
Ему отчаянно хотелось подняться на ноги, но его ничего не слушалось, кроме глаз, да и они пропускали в мозг слишком много света. И все-таки, как ни парадоксально, он чувствовал себя ослепленным, хотя и видел какие-то быстро движущиеся тени; в ушах тоже все звенело, хотя ему и казалось, что он слышит тревожные голоса: и когда его правая рука наконец-то послушалась, падение длилось целую вечность.
Ударившись о землю, он инстинктивно выставил вперед правую руку, чтобы защититься от следующего удара Ротуса. Когда ничего не последовало, его мозг удивленно запульсировал.
Еще больше он удивился, когда чья-то рука обняла его за плечи и помогла сесть.
— Ты жив?
Он моргал, щурился, снова моргал, потом попытался прояснить мысли в голове, тряхнув ею, хотя и несильно, чтобы она не слетела с плеч.
— Я принесу воды, — услышал он голос.
— Спасибо, — ответил он.
Мало сказать, что он чувствовал себя в нелепом положении.
Огорчало его еще и то, что гнев по-прежнему сжимал челюсти.
Иногда гнев заставлял его забыть про свою силу.
Он сделал вдох и выдох, медленно, глубоко, несколько раз, и в это время одна рука приподняла его голову, а другая поднесла к губам чашу с водой. Он с благодарностью выпил воду, и прохладная жидкость оживила его вскоре настолько, что он смог посмотреть в лицо темноволосой женщины, не испытывая головокружения.
— Беа, — произнесла она с застенчивой улыбкой.
— Спасибо, Беа. — Он нахмурился: — А где Иолай?
Ответа ему не потребовалось. Он заметил своего друга неподалеку от себя. Иолай лежал на мостовой, а над ним склонилась красивая блондинка.
— Все в порядке, Геракл, — прошелестел Иолай. — Я как раз занимаюсь организацией своих похорон.
Геракл усмехнулся и, с помощью своей неожиданной спасительницы, поднялся на ноги.
Разбойники ушли, и в обоих концах улицы толпились группы перешептывающихся зевак.
Тут он увидел Голикса.
Парень лежал там, где его бросили; он уже пришел в сознание и стонал. Геракл поспешил к нему и осмотрел его раны. Хотя крови вокруг было пугающе много, большая ее часть текла из неглубокой раны на голове. Его глаза совершенно заплыли, а нижняя губа была рассечена.
В Геракле снова закипел гнев.
— Иолай, поднимайся. — С этими словами Геракл легко подхватил Голикса на руки. — Мы возвращаемся на постоялый двор.
Иолай не возражал. Однако он долго вставал, довольно сильно опираясь на плечо девушки, чью помощь принимал с преувеличенным драматизмом.
Геракл подошел к ним и остановился. Женщину он узнал моментально. Правда, в последний раз, когда он ее видел, она носила черную повязку через глаз.
— Вениция? — спросил он.
Обойдя вокруг Иолая, чтобы поддерживать его с другой стороны, она кивнула.
— Он притворяется, — сказал ей Геракл с мимолетной улыбкой и подмигнул.
— Эй! — запротестовал Иолай. — Я тут ранен!
— Голикс тоже, и он сейчас плох. — Геракл повернулся к темноволосой девушке: — Беа, ты пойдешь с нами?
— Да.
— Я могу тебе доверять?
— Конечно! — с тенью обиды воскликнула она.
— Извини, но сегодня все как-то перепуталось.
Она приняла его извинения с нерешительной улыбкой, и он поспешил вперед широким шагом, изо всех сил стараясь при этом не трясти Голикса. Толпа, собравшаяся в начале улочки, сразу же расступилась, и через несколько минут он уже входил в «Красного вепря». Орена тут же выбежала из-за стойки, потребовала объяснений и, не дожидаясь их, бросилась вверх по лестнице в комнату Геракла.
— На постель, — приказала она. Когда Голикса уложили, она опустилась на колени возле него и пробормотала: — Эк его, сердешного… — Ловкие пальцы раздвинули окровавленные волосы. — О боги, какой ужас! Впрочем, ничего серьезного.
Геракл стоял у ног пострадавшего. Орена хмуро взглянула на него.
— Это постоялый двор, — отрывисто заявила она. — Я видела