— Я вижу, что деньги. Зачем ты их принес?
— Взносы комсомольские. За прошлый месяц.
— Взносы?
— Ну да. Три тысячи триста семьдесят пять рублей. Примите и оприходуйте.
— Такие взносы… Это за турнир?
— За матч с Фишером.
— Но мы пока… мы пока не получили указаний.
— Какие ещё указания? Комсомольский устав — вот и все указания. Один процент от доходов. В пересчёте на рубли. Не сомневайтесь. Я в обкоме партии уточнял.
— Ну, если обком партии… — Альпатова взяла деньги. — Сколько, ты сказал?
— Три тысячи триста семьдесят пять рублей.
— И это один процент…
— Точно так.
— И не страшно с такими деньгами по улице ходить?
— Я не ходил. Я ехал. Получил в сберкассе, сел в машину и приехал. А так да, так у меня больше десятки в кармане редко бывает.
— Десятки… — вздохнула она. Десятка — когда предел мечтаний студента иметь свободных три рубля. Максимум пятерку.
Вздохнула ещё раз и, не пересчитывая, записала в ведомость и убрала в сейф и деньги, и ведомость. — Давай билет.
Я дал комсомольский билет. Она посмотрела. Ежемесячные приходы, и без того немалые — три, четыре, даже шесть тысяч. Но триста тридцать семь тысяч пятьсот рублей… Цифры в графу билета не помещались. Пришлось утрамбовывать.
Альпатова в третий раз вздохнула, достала печатку, дыхнула на нее и оттиснула «уплачено».
— Не вздыхай, Вера. Комсомол — это только начало. Всё уйдёт на добрые дела.
— То есть… — Альпатова даже лицом посветлела.
— Ну, конечно! Я же их не проем, не пропью, не прогуляю. Всё во имя человека, всё на благо человека.
И мы с Ниной поспешили назад. На занятия. Клиническая фармакология, великая наука.
— Ты и в самом деле — когда про добрые дела сказал? — спросила на обратном пути Нина.
— Именно. Всё людям. Куда нужнее, туда мой приз и пойдёт, так там решили — я показал пальцем на потолок.
Легко и сладостно говорить правду друзьям. Вопрос и в самом деле решился. Ну, почти.
Ещё до матча, обсуждая с Тяжельниковым комсомольский десант в Лас-Вегас, мы немножко поговорили о молодежном литературном журнале остросюжетного направления. Тяжельников проявлял осторожный оптимизм. Потому что до матча можно было надеяться на сто тысяч долларов, и то не наверное.
Сразу после победы я позвонил Тяжельникову и сказал, что готов отдать триста тысяч долларов на становление журнала, и это оптимизма прибавило. Не только потому, что триста больше ста, но и потому, что я победил.
И вот вчера он сообщил, что решение о журнале принято. Дан зелёный свет. Разумеется, журнал казённый. Орган ЦК ВЛКСМ. Но на хозрасчете. На принципах рентабельности и самоокупаемости. Издавать будем здесь, в Чернозёмске. Издают же в Свердловске «Уральский следопыт». Конечно, наша типография, честно говоря, так себе. Но уж какая есть. Начальный тираж в тридцать тысяч она потянет. А там посмотрим. И да, я отдаю триста тысяч долларов. Под честное слово мне обещают, что главным редактором будет Пантера. Лиса пусть сама выбирает должность — ответственный секретарь, директор, художественный редактор. Она пока не решила. Но решит. С остальным штатом поможет комсомол, поможет партия. Поможет «Степь», где уже третий год работает в редколлегии Ольга.
А я? Что получу я за триста тысяч долларов?
Себе я оставил самое лучшее. Я буду Первым Читателем! В выходных данных так и будет значиться: Первый Читатель Михаил Чижик.
У меня есть план. Если ради его осуществления нужно расстаться с деньгами — так тому и быть. На то деньги и нужны — тратить их на дела. Не на мороженое же. Хотя и на мороженое тоже останется.
Я задумал операцию «Гамбит». Гамбит это дебют, в котором игрок ради инициативы жертвует материал. Пешку, коня, слона.
Я жертвую триста тысяч долларов. Но считаю, что оно того стоит. Хороший журнал в хороших руках — только начало. Дебют.
А мне на всякие расходы — эскимо, поездки, рубашки шёлковые, костюмы шерстяные и полотняные, и прочее необходимое — останется довольно. К тому же кто мне мешает и дальше играть, завоевывать призы?
Планов громадьё.
А я сижу на занятиях, изучаю механизм действие ингибиторов холинэстеразы. Нужное знание, полезное знание. Но мне кажется, будто я знаю больше преподавателя. Может, и потому, что уже прочитал «Фармакологию» Дрейда и Сэлливана, купленную за сорок девять долларов в Нью-Йорке городе.
Книг мы накупили изрядно. А таможня… Таможня нас не досматривала. Совсем. Проиграй я Фишеру, тогда не знаю, а так — хоть Солженицына привози.
Но зачем нам Солженицын? Нам нужны знания. В первую очередь. И во вторую. И в третью тоже.
А в библиотеке, нашей институтской библиотеке, учебники по фармакологии за 1966 год.
Мдя…
Вообще-то, похоже, я могу на занятия не ходить вовсе. То есть совершенно. И на экзамены тоже могу не ходить. Домой зачётку принесут с отличными отметками. Так, во всяком случае, многие считают.
Но я пока хожу. Причина простая — а что мне одному делать дома? Новую оперу сочинять? «Шахматы»?
Ещё не время. Хотя… Хотя фармакологию из списка обязательных к посещению, пожалуй, вычеркну. Ничего нового.
И на лекции я не хожу. Да и девочки через раз. У них, у девочек, дел как раз много. У меня мало, а у них много. Надежда в горкоме комсомола, подбивает сельскохозяйственные итоги года. Получилось так, что наш вузовский сельхозотряд вышел в передовики. И по заработкам тоже. Студенты иных вузов, прежде безропотно ездившие на картошку «за так», стали задавать вопросы: почему медики — за деньги, а они даром? Им тоже денег хочется!
И обычные лозунги, что, мол, комсомольцу стыдно работать за деньги, что комсомольцы работают по призванию, как Павел Корчагин на железной дороге, действовали плохо. Не так, как прежде.
Вот и приходится Надежде делиться опытом: как нам организовать работу сельхозотрядов, чтобы и урожай убрать, и денег заработать.
Делится. Но не факт, что у других получится. Тут ведь что главное, со слов Лисы: