Читать интересную книгу Почти три года (Ленинградский дневник) - Вера Инбер

Целый штат химиков помогает грибкам в их отчаянной борьбе за существование, которая разыгрывается в спокойной на вид глади бассейна. Ежесекундно проверяется температура, состав питательной среды. Все резче обозначаются овальные, напоминающие кофейные зерна, очертания дрожжевых грибков. Высокая температура, пощадив их, уничтожила их врагов.

Повышается концентрация сахара. Новые литры сусла устремляются в бассейн. «Кофейные зерна» оживают, выходят из оцепенения. Они освоились с обстановкой и с аппетитом принимаются за «еду».

Еще три часа. Бурая пена захлестывает края бассейна. Количество грибков возросло до полутонны. Урожай «сам-пять».

Проходит еще некоторое время, «вступает в действие сепарационная установка. Мощные центрифуги отделяют воду». И вот, наконец, «показывается светло-коричневая пластичная масса. Это белковые дрожжи, килограмм которых заменяет три килограмма мяса…»

Я, не отрываясь, прочла все это. Теперь совсем по-иному буду смотреть на дрожжевые изделия, которые мы едим так часто.

10 марта 1943 года. Москва

Не дождавшись самолета, поехали поездом. Ехали трудно, с «тревогами» земными и надземными.

Прямого пассажирского сообщения из Ленинграда в Москву еще нет. Только поезда с грузом идут прямо по понтонному мосту близ Шлиссельбурга, при выходе из Невы в Ладогу. Железнодорожники зовут это место «коридором смерти». Оно простреливается немцами насквозь. Все, что нам доставляют, — каждый куль муки, каждая банка консервов, — проходит этим «коридором». (Я вспомнила рассказ одного моряка с Ладоги о том, как вез он на катере ценный груз в Ленинград. Это было еще до прорыва блокады. Началась бомбежка. Вся команда катера была ранена, но рулевой мог еще управлять. И довез все благополучно. Я спросила: «Что же это был за груз?» Моряк ответил: «Какао и шоколад для ленинградских детей».)

Мы с И. Д. погрузились на Финляндском вокзале в переполненный вагон. В Борисову Гриву приехали поздно вечером, в непроглядную темь. Отыскали начальника эвакопункта. И повлекли наши чемоданы на салазках по мокрому снегу, почти по сплошной воде, к зданию эвакопункта, где и заночевали.

Постели пахли дезинфекцией, но были безупречно чисты. Мы растопили печку, достали еду. Фонарь нам оставили. Утром санитарный автобус, идущий на ту сторону Ладоги, прихватил нас с собой в Кабоны. Лед уже весенний, талый: машина шла по лужам.

В Кабонах, когда мы садились в поезд, была воздушная тревога. Вторично она настигла нас вечером, в Волхове, где скопилось много эшелонов. Когда начались пулеметные очереди с воздуха, я спросила И. Д. — не встать ли? (Я лежала на верхней койке.) Он ответил:

— А куда ты пойдешь?

И правда, идти было некуда. Справа и слева — составы, а там разбомбленная станция, пустыри, разва «лины… Так и осталась лежать.

25 марта 1943 года. Москва

Среди всех московских дел все думаю о «весенней» главе «Пулковского». Хотелось бы дать весну в Ленинграде так, как дана во второй главе зима.

27 марта 1943 года

Рассказ инженера Р. об одном оборонном заводе. Он разделился на две части. «Сын», филиал, отпочковался от «отца» и перебрался на Урал. Там он с необычайной скоростью отстроил свои цехи, стал отлично работать. Отбил у «папаши» переходящее красное знамя. И еще прислал ему утешающее письмо.

14 апреля 1943 года. Ленинград

Давно ни один приезд не доставлял мне такого наслаждения, как это возвращение в Ленинград.

После бесконечно трудной для меня на этот раз Москвы, после телефонных «оргий», огромного количества мелких и мельчайших дел, после этого нестерпимого ощущения — ох, не успеваю, опаздываю! — после грустных писем Жанны, после заключительной неудачи (мы опоздали на аэродром и снова вернулись в гостиницу, где я, стиснув зубы, распаковала и снова упаковала вещи), — после всего этого — чудесная, не утомительная поездка. Плохо было только то, что я ужасно зябла в самолете. Люто холодно было. Такой сухой, ясный, холодный день ранней весны.

По дороге приземлились в Хвойной. Закат, безоблачное небо. Месяц блестящий, похожий на какую-то часть самолета: не то алюминий, не то серебро. В Хвойной освободилось одно кресло, и я в него села. Как это было приятно после жесткой скамьи. Села удобно, прислонилась спиной к матрицам «Правды», если не ошибаюсь. И спала, хоть и замерзала. Ладогу видела сквозь сон. В середине она уже свободна от льда. Все было тихо, мы шли без прикрытия.

Въехали в заколдованный город, в лунную тревогу. Светлая, беззвучная ночь. Остановившиеся трамваи, пустые улицы, залитые холодным лунным туманцем весны. Как все это не похоже на Москву!

Теперь с аэродрома до Литейного довозит специальный автобус. Это очень удобно.

А дома… Как все сияет и пахнет чистотой! Как тиха была ночь! Немцы не тревожили нас. Озябнув в самолете, я крепко спала. И одна эта ленинградская ночь словно смыла с меня усталость долгих московских дней.

Вообще Ленинград после Москвы так спокоен, так приспособлен для работы.

Сегодня утром решила: как ни тяжко, а придется что-то делать с пятой главой. То ли переделывать ее, то ли писать новую.

Хотелось бы написать о Балтийском флоте, о трагедии военного корабля, который все не может плавать: негде ему. Он как бы пустил корни в воду. Могучий броненосец, морской орел, он завидует «мелким птахам» моря, маленьким суденышкам, торпедным катерам, морским охотникам. (Сильный артиллерийский удар. А птицы, слышу, щебечут, привыкли уже: не боятся.) Можно дать песню корабля, полную романтики, гнева, накопленной ярости: «Где моря, по которым я плавал?..»

Это будет военная весна 1943 года. Война еще идет. Финала еще нет. (Снова все тихо. Выстрелов больше не слышно.)

16 апреля 1943 года

Пошли гулять с Мариэттой и вернулись из-за сильнейшего обстрела шрапнелью. Мы было думали все же идти, но встретили Евфросинью, которая сказала:

— И куда идут, и куда идут!.. Только что у кузни разорвалось. Я ползком, ползком…

А кузница как раз возле аптеки, куда мы шли. День чудесный. Весенний ветер не очень сильный. «Хорошо в такой день быть живым», — как говорил Джимми Коллинз, американский летчик, теперь уже погибший.

Вчера были у меня Тихонов, Вишневский, Крон, Азаров, Берггольц, Макогоненко. «Докладывала» о Москве. Было приятно и весело. Разошлись во время тревоги. Ночью, говорят, был сильный обстрел. Но я даже не проснулась.

Обидно было бы умереть сейчас, когда так хочется жить! Никогда не забыть мне Ленинграда, всех его обличий. Если только останусь жить, еще много напишу о нем.

17 апреля 1943 года

Грозная ночь! Грозная лунная ночь. Тревоги начались с вечера. Зенитки били во всем городе. Все это при полной луне. Потом немного стихло, и мы уснули. Ночью проснулись от сотрясения… не от звука. Кровать зашаталась. Помню, давно так было: во время землетрясения в Крыму. А еще гораздо раньше в Одессе, когда я была совсем девочкой. Тогда был сильный подземный толчок. Это было ночью, летом. И я в одной рубашке, босая, бежала через всю квартиру к отцу.

7 часов

Вернулась с прогулки. Сейчас же за нашими зданиями улица Льва Толстого перегорожена. Висит табличка: «Проход и проезд воспрещен. Опасно». (Там неподалеку лежит бомба. Она упала в проходной двор, которым мы обычно ходим в райком. Будут разряжать ее.)

Сегодня ночью, конечно, предстоит то же самое.

18 апреля 1943 года. 5 часов дня

Только что вернулась из города, с олимпиады детского творчества, устроенной Дворцом пионеров совместно с Институтом усовершенствования учителей. Олимпиада длится уже несколько дней, в ней принимают участие школы всех районов из числа тех, которые не были эвакуированы.

В залах Дворца одновременно поют, танцуют, читают, участвуют в оркестре. Комнаты по мере возможности отоплены, прибраны. Устроена выставка рисунков, рукоделий, лепки.

В синем маленьком зале с куполом 341-я школа Володарского района исполнила под собственный оркестр песню «Махорочка». Часть исполнителей, для удобства публики, была помещена на стульях. Исполнители, стоящие на полу, относились к тем, которые на стульях, с явным пренебрежением.

У одного певца как раз менялись передние молочные зубы. Его временно перевели в дирижеры, что дало ему возможность стоять спиной к зрительному залу.

Смешливый Витя Иванов, баянист, то и дело прятал лицо за баян. У него на куртке нашивки ефрейтора летной части.

116-я школа Выборгского района показала кукольный театр «Умный Петрушка». Действующие лица: Петрушка, свинарка, лошадь и корова.

Более взрослые школьницы читали стихи.

В заключение смотрели русскую пляску. Год тому назад эти дети не то что плясать — ходить и то могли с трудом, так были слабы.