− Ты бы узнала правду, − смеется Эля, снова берясь за ложку. — Ешь, пока не остыло.
− Эля, ты бы допустила, чтобы сын твоего брата рос с чужим мужчиной, а мама Ника не знала бы о внуке? Или внучке… не верю!
− И правильно делаешь, дорогая. Я корыстная женщина, если это касается счастья родных и любимых. Ты бы пришла ко мне, вставать на учет, и я бы рассказала тебе правду. Познакомила бы с Русом, подстроила встречу вашу. Он бы мимо тебя точно не прошел бы, особенно узнав, что ты носишь его дитя. И ты бы не устояла перед его харизмой. Он же шикарный мужчина!
− Да, шикарный, − соглашаюсь, − значит, ты все подстроила так, чтобы мы встретились?
− Нет, это не я, это точно судьба. Так странно… когда я подумала, что потеряла тебя, мой брат тебя сам нашел. Я была очень удивлена, когда узнала, что еду в горы спасать тебя от токсикоза. Раз все так получилось, значит все правильно.
− Да уж, странная штука, судьба… Ладно, давай уже есть, да и домой поедем, − смеюсь я, отправляя в рот порцию полуостывшего борща.
Ночь тянулась как резиновая, я засыпала и просыпалась, едва дождалась утра. В клинику поехала вместе с Элей. Маму Нику оставили дома, я пообещала сразу позвонить. Она снова плакала и дочь пригрозила отправить ее на больничную койку.
Я меряла шагами коридор возле блока реанимации. Мысли путались, страх леденил мою душу. Не знаю, когда страшнее, при операции, или сейчас, в ответственный момент. Когда из блока стали выходить врачи, я бросилась к тому, который вел Руслана.
− Дмитрий Сергеевич…
− А, Катя… здравствуйте, − улыбнулся доктор.
− Здравствуйте, как он?
− Все отлично, разбудили парня. Дышит самостоятельно. Двигательные функции в норме, мозговая деятельность пока заторможена, но скоро восстановится. Память не пострадала, зрение тоже скоро придет в норму, как полностью отек спадет. Можете навестить пациента… − мужчина посмотрел на запястье, на наручные часы, − минут через пятнадцать. За ним пока ухаживают.
Не могу стоять, ноги как ватные. Новости отличные, но пока не увижу Руслана своими глазами, не поверю. Сижу на скамейке, сдерживая слезы, пока медсестра не зовет меня.
− Пройдите, вам разрешили побыть с больным десять минут, − говорит она, а я хочу возмутиться. Руслан не больной.
Он лежит на боку и глаза закрыты. Тихо подхожу, беру стул, стоявший у окна и сажусь. Ничего будто не изменилось. Те же провода, тот же писк из аппарата.
− Ка−тю−шка−а… − слышу слабый голос и с облегчением вижу озорную улыбку на пухловатых губах. — Мо−я−я…
− Твоя, − шепчу, осторожно беря его руку и прикасаясь губами к пальцам. — Ты видишь меня?
− Вижу… смутно, но вижу…
Я все−таки плачу, от облегчения. За десять минут успеваю рассказать все новости, исцеловать все, что можно, надышаться его ароматом, смешанным с запахом лекарств и хлорки. Потом приходит медсестра, вводит что−то в систему, и Руслан засыпает.
− Ну все, пациенту нужно отдохнуть. Приходите завтра, когда его в палату переведут, там можно будет побыть с ним подольше, − советует женщина, провожая меня на выход.
Глава 29
Руслан
Месяц провалялся на больничной койке, но врачи сделали свое дело, восстановили меня полностью. Я вижу, как прежде, голова не болит больше. Ноги немного трясутся, мышцы ослабли.
− В спортзал нужно поскорее, мышцы восстановить теперь, − говорю доктору, который принес выписку и памятку. — И на лыжах успею прокатиться, под конец сезона.
− А вот с лыжами придется повременить, до следующего года, − Дмитрий Сергеевич показывает в рекомендации, где пункт «нельзя заниматься интенсивными видами спорта». — И в спортзале вам показана только беговая дорожка, и то на малом скоростном режиме. Категорически нельзя ударяться головой, летать на самолете и прыгать с «тарзанки». Ну здесь еще по поводу питания и режима дня.
− А жить в горах можно? Мы собираемся с будущей женой переезжать на Алтай.
− Это можно, если высота над уровнем моря небольшая. Выздоравливайте! Осенью жду вас для обследования, тогда и скажу, можно ли заниматься лыжами. А пока, лучше всего ходьба и бассейн, чтобы укрепить мышцы.
− Я за ним присмотрю, − обнимает меня Катюшка и тащит к дверям.
Она устала без меня жить в моем доме.
− Да, присмотрите. Если зрение будет снова падать или появится головная боль, то сразу приезжайте. Всего доброго!
Я отбираю сумку у любимой женщины, смотрит укоризненно, но я киваю на ее живот, который уже так виден. Я горд, в чреве моей женщины растет мой ребенок. Раньше не подозревал, что это так круто осознавать.
− Русланчик, твоя сестра звонила, велела зайти, − жмется к моей руке Катя, а я ловлю момент, чтобы прижаться губами к ароматной макушке.
Хм, надо глянуть, что там в списке «нельзя». У меня в планах насладиться ею сегодня ночью.
− Ну раз звала, то идем. У тебя сегодня приемный день? — спрашиваю, поправляя черную вязанную шапку. Не могу привыкнуть без буйной шевелюры.
− Нет, на приеме я позавчера была. Эля обещала отправить меня на Узи, чтобы узнать, кто у нас родится. Уже можно узнать пол ребенка… если ты не хочешь оставить это в тайне.
− Я хочу знать.
− И я хочу. Тогда идем.
Я обнимаю ее, веду к лифту. Мне завтра предстоит встретиться со следователем, будут проводить очную ставку со злоумышленником, который уложил меня на больничную койку больше, чем на месяц.
Я хочу посмотреть в бессовестные глаза того, кому доверял, как себе. Спросить, за что он так со мной и Катей поступил. Суд через три дня, а потом мы уедем. Домой.
Герман рулит горнолыжкой, следуя строго моим указаниям. Каждый день отчитывается, иногда скидывает видеоотчет или просто ролики с туристами. Катя смотрит видео и чуть не плачет, ей хочется самой присутствовать в «Айсберге».
− Сеструх, Катюшке не противопоказаны горы? — спрашиваю Эльку, когда она быстро меряет Кате давление, а потом укладывает на кушетку и слушает живот.
А я переживаю, готов до самых родов жить здесь. Горы суровее побережья. Хотя и здесь бывают такие штормы, мама не горюй.
− Да все отлично, можете ехать. Только на машине. На самолете и тебе и ей нельзя, − Элька помогает своей пациентке подняться, заодно приобнимает девушку. Так сдружились. — Ну что, готовы узнать пол нашего малыша? Идем!
Вещи оставили в кабинете сестры, спустились на этаж и вошли в кабинет Узи. Врач нас ждала, улыбаясь, разглядывала.
− Привела своих? Ну, сейчас посмотрим. Если покажет нам свои половые признаки.
У Катюшки румянец играет на щеках, держится за мою руку. Мы слышим стук маленького сердца, такой быстрый и громкий. Моя красотка тайком слезы утирает. А я улыбаюсь, ведь любимая плачет от счастья. Любуюсь ее яркими бирюзовыми глазами.
− Это… − водит датчиком по животу специалист, нарочно тянет будто, − это… кто это, как думаете?
− Мальчик, − в один голос говорят мои девчонки.
− Пацан, − подтверждаю я. — У меня чуйка!
− Ну что же, чуйка не подвела. Можете придумывать имя вашему мальчишке.
Сын. Пацан, к созданию которого я приложил руку. Ну, то есть не руку, но ведь именно я причастен к этому чуду. Не могу говорить, чувства сдавливают горло. Сжимаю тонкие пальчики Катюшки, благодаря ее за сына.
Не попадись она мне на глаза… не брось ее тогда Степка… и, если бы не ее горнолыжка, я бы так и не задумался о том, что строить семью кайфовее, чем мосты и супермаркеты. Никогда не задумывался о том, как это здорово, заботиться о своей беременной женщине.
Мы даже отметили новость в кафе при клинике. Сестра была тоже счастлива, будто это у нее родится ребенок. Они перебирали имена для мальчишек, отметая одно за другим.
− А что папочка наш молчит? — вцепилась в меня Элька. — Давай имя!
− Еще пять месяцев есть на то, чтобы придумать имя нашему пацану, − охлаждаю пыл женщин, попивая персиковый сок. — Успеем.
− Ну есть хоть одно имя у тебя на уме? — с волнением смотрит любимая. Далось им это имя.