Читать интересную книгу Бойцовые псы - Сергей Волошин

— Проходите, проходите, там всё скажете… — секретарша страдальчески закатила глаза. — Он бедного Генриха Николаевича до инфаркта доведет, — сказала она, когда за стариком закрылась дверь. — Который раз уже приходит…

Лёха продолжал сочувственно кивать, теперь уже в ответ на её сетования.

Уже через минуту из кабинета донесся крик.

— Да что вам нужно, вы можете толком объяснить?! — кричал хозяин кабинета. — Какой ещё вам стол обслуживания, когда магазин у вас под боком, а там все есть! И без очереди! Ведь мы потому и закрыли этот ваш стол, что, кроме вас, туда никто не ходит! Не можем мы ради вас одного держать продавцов и заведующую, вы можете это понять?

Голос старика был неразборчив в отличие от голоса хозяина кабинета.

— Всё! — сказал Генрих Николаевич. — Сергей Иванович, дорогой, я не могу вам в сотый раз объяснять одно и то же! Жалуйтесь на меня кому хотите! Идите к мэру, к чёрту, к дьяволу, но с меня хватит! Меня там ещё люди ждут! Я и так к вам со всем вниманием, но больше, извините, ничего для вас сделать не могу. Всё, до свидания… Я взяточник, я агент мирового империализма, это все я уже слышал!

Дверь открылась, и на пороге возник старик, у которого все тряслось от возмущения: голова, руки, ноги, палка.

— Вот, сядьте здесь и успокойтесь… Тамарочка, налей товарищу воды. Прошу, Алексей Дмитриевич…

В кабинете супрефект еще долго приходил в себя от возмущения.

— Нет, вы представляете… он меня ещё пугает! Он не пойдёт голосовать! А то без него выборы сорвутся… Так вот, Алексей Дмитриевич, я вот по какому вопросу. Сейчас накатывается новая волна реформ — территориальное самоуправление. Вот я хотел бы как-то использовать, обобщить ваш опыт по этой части. Всё-таки первые ростки этого нового для нас явления. Хотя вы, скажем прямо, представляете собой нетрадиционную составляющую общественного спектра.

— Мафиозную, — кивнул Леха. — Или криминальную, кому как нравится.

— Дело не в терминах, — поморщился хозяин кабинета. — Вы — есть, вы — реальность нашего времени, и если с вами невозможно бороться, то с вами лучше соединиться, как сказал один умный человек по схожему поводу.

— Григорий Теймуразович, благодетель наш общий, — кивнул Леха. — Сам от него слышал. А до него еще кто-то сказал. Не дурак, видно, был, понимал: когда с нами по-хорошему, мы ведь тоже умеем быть отзывчивыми.

— Поэтому скажу вам прямо… — замотал головой Генрих Николаевич, посмотрев на часы. — Эх, жаль, не получится сегодня поговорить… Вы извините, но меня уже ждут сегодня в мэрии.

— Вот так же и я бабкам сегодня говорил, — крякнул Лёха. — Слово в слово. Пора, мол, в вышестоящую инстанцию… Совсем бюрократом заделался… Но дело-то стоит.

— Какое дело? — вполголоса спросил Генрих Николаевич, посмотрев в сторону двери.

— А по которому вы меня вызывали, — так же снизил тон Лёха. — Заторопились вы некстати. Что, нет согласия в рядах?

— Ах, это… — Хозяин кабинета замялся. — Вот потому я и стараюсь, всеми силами пытаюсь обобщить ваш опыт. Так сказать, легализовать вашу деятельность.

— Нам это пока ни к чему. Чем милиция будет заниматься? Вы о ней подумали? Чем семьи кормить, если перейдём на легальное положение… Тут другое дело. Возвращается мой лучший кореш, сами понимаете откуда…

— Ну да, ну да… — морщился хозяин кабинета. — Слышал уже. Ермак, кажется.

— Ага, после освоения Сибири, — усмехнулся Лёха. — Вот его бы легализовать. В качестве директора рынка. Порядок там будет, ментам делать нечего. За Ермака я отвечаю. Опять же народ нервничает по поводу тотального заполнения торгового бизнеса в родной столице пресловутыми лицами кавказской национальности. И тот же Мамед целит туда же. А социальную напряженность надо вовремя снимать. Верно я говорю?

— Это мне ещё одна головная боль… — вздохнул Генрих Николаевич.

— Он просил всего-то Минаевский рынок, — сказал Лёха, будто не замечая состояния супрефекта, уже открыто не сводящего взгляда с часов. — Слишком долго среди нас отсутствовал. А издали за нашими разительными переменами не уследишь.

Генрих Николаевич что-то записывал себе в блокнот, постоянно кивая.

— Попробую согласовать с Григорием Теймуразовичем. Думаю, не откажет. У тебя всё?

— Ну как так может быть — все? — поднял брови Лёха. — Прекрасно понимая ваши трудности в вопросе проталкивания через нерадивых и алчных чиновников… — Он говорил заученно, скороговоркой, стараясь при этом не смотреть в лицо хозяина кабинета и доставая из хозяйственной сумки толстый конверт.

— А ты как думал… — вздохнул еще тяжелее Генрих Николаевич, — попробуй не дай… Могут полгода рассматривать, а могут прямо при тебе все решить… Пока Григорий Теймуразович кулаком не стукнет… На потолок глазами тебе показывают: мол, и там делиться придётся… Сколько там всего? Пересчитывать надо?

— Как договаривались… — развел руками Лёха. — Дело хозяйское. Можешь пересчитать… Вот интересно, почему все наши разговоры начинаются на «вы», а стоит перейти на интимную тему, сразу становимся на «ты»… Хотя на брудершафт мы еще не пили. А стоило бы, а? В сауне, с пивком… Не все ж работать да работать. Когда-то и расслабиться не мешает.

— Ладно, я тебе верю, — махнул рукой Генрих Николаевич и бросил конверт в кожаный «дипломат» с никелированными замками. — А то вот так же улаживал одно дело… — он показал глазами на потолок. — Вот так же конверт раскрыл в одном кабинете, а там — кукла. Сверху сто долларов, а ниже резаная бумага.

— Ну да, — сочувственно кивнул Лёха. — Есть ещё такое позорное явление. С чем-чем, а с дураками на Руси всегда было хорошо. Потому со всем прочим плохо.

— Пришлось долго извиняться, — вздохнул Генрих Николаевич. — Оправдываться… Свои вносить. Думал, больше вообще со мной разговаривать не будут… Вот так поверишь человеку на слово. А он как свинья… До сих пор люди не могут понять, что честность и порядочность в бизнесе цены не имеют.

— Святые слова… — поддакнул Лёха. — Теперь вот насчёт банка вашего «Куранты», оказавшегося в двусмысленном положении… Значит, велено передать: мы покупаем пятнадцать процентов ваших акций, а вы за это нашего человека в правление…

Генрих Николаевич замер, молча глядя на Леху.

— Откуда вы знаете про положение банка?

— Эх, Генрих Николаевич, — покачал головой Лёха. — А еще про честность только что правильные слова произносили… Мы от себя, можно сказать, от общака большие деньги отрываем, чтобы способствовать всеобщему процветанию… А вы удивлённые глаза делаете по этому поводу.

— Двадцать пять процентов! — прервал его тираду хозяин кабинета. — И ни процента меньше.

— Это, прямо скажем, социальная дискриминация в условиях с таким трудом нарождающейся российской демократии… Почему-то другим достаточно пяти процентов.

— Потому что вы являетесь специфичным пайщиком, — жестко отрезал Генрих Николаевич. — И мне трудно будет объяснить другим вкладчикам, как трудно объяснить вам…

— Так эти ваши труды будут нами правильно поняты и справедливо оценены. Или мне опять через вашу голову к Григорию Теймуразовичу обратиться? Он человек занятой, к нему вся Москва в очередь выстроилась, а тут еще мы с вами, и с вопросами, которые вполне можно решить в рабочем порядке.

С этими словами Леха достал из той же хозяйственной сумки другой конверт.

Хозяин кабинета покачал головой. Потом кинул конверт, не глядя, в ящик стола.

— Но меньше, чем на двадцать процентов, даже не рассчитывайте…

— А чтой-то мы с вами опять на «вы» перешли… — сощурился Леха. — Хотя момент опять же интимный и сугубо ответственный… Я другого боюсь, если честно. Как бы братва не занервничала по поводу вышеназванной дискриминации.

— Это уже шантаж… — нервно улыбнулся Генрих Николаевич. — И потому я не могу… — Он достал из стола только что брошенный туда конверт. Потом вопросительно, сделав паузу, посмотрел на Леху. Тот тоже сделал паузу…

— Да будет тебе, Гена… Дачу небось достроить надо? Надо.

— Ты и про дачу знаешь? — вздохнул Генрих Николаевич.

— Семнадцать процентов, — сказал Леха. — И то, если братву уговорю. Если меня самого от общака за мягкотелость не отодвинут. Сам же говорил — специфические мы. И очень нервные.

Глава 13

— За меня здесь останется Канищев, — сказал Каморин Седову в аэропорту. — В ваших интересах с ним поладить. Хотя даже у меня с ним тоже возникают разногласия… Очень уж самостоятельный. Но мне всегда был предан. И все говорит так, как есть на самом деле. И о вас будет говорить мне то же самое. Об этом хочу предупредить сразу.

Ирина стояла в стороне, зябко кутаясь в воротник шубы. Когда Каморин подошел к ней проститься, она подставила ему губы для поцелуя, скосив глаза в сторону Седова.