И тут третий кайман мощным ударом хвоста опрокинул будку лоцмана, в которой спряталась девушка. Все увидели Минью, бегущую к корме, по пятам за ней гналось страшное чудовище. Между ними оставалось шесть шагов... когда Минья споткнулась и упала.
Второй выстрел Бенито не остановил каймана: пуля скользнула по толстой шкуре животного, не причинив ему вреда.
Маноэль кинулся к девушке, чтобы подхватить, унести, вырвать ее у смерти... но сильный удар хвоста повалил его и отшвырнул в сторону.
Минья потеряла сознание. Кайман раскрыл над ней пасть.
Откуда-то появившийся Фрагозо вдруг ринулся на него и вонзил кинжал в самую глотку. Животное сомкнуло свои страшные челюсти.
Смельчак успел выдернуть руку. Но не увернулся, и кайман, падая, столкнул его в воду. Пошли большие красные круги.
— Фрагозо! Фрагозо! — закричала Лина, упав на колени у борта жангады.
Минуту спустя цирюльник показался на поверхности реки. Он был цел и невредим.
Все протянули к нему руки — Маноэль, Якита, Минья, Лина. Фрагозо растерялся и пожал ладошку юной мулатке.
Минью спас Фрагозо, а Жоама Гарраля — Торрес. Выходит, авантюрист не желал смерти Гарраля? Приходилось признать этот очевидный факт.
Маноэль шепнул что-то на ухо Бенито.
— Ты прав, — согласился растерянный Бенито, — теперь одной тяжкой заботой меньше. И все же, Маноэль, подозрения не исчезли. Ведь можно быть злейшим врагом, но не желать человеку смерти.
Между тем Жоам Гарраль подошел к Торресу и протянул ему руку.
— Я сожалею, — сказал он, — что ваше путешествие скоро окончится и нам придется расстаться. Я вам обязан...
— Вы мне ничем не обязаны, Жоам Гарраль, — перебил его Торрес. — Ничьей жизнью я так не дорожу, как вашей. Но... я передумал... я не хочу сходить на берег в Манаусе, а предпочел бы доплыть до Белена, если, конечно, вы не возражаете.
Жоам Гарраль молча кивнул.
Услышав просьбу Торреса, Бенито в невольном порыве хотел было вмешаться, но Маноэль остановил его, и молодой человек промолчал.
Глава XVIII Праздничный обед
Наутро Минья оправилась от пережитого испуга; ее глаза и улыбка благодарили всех, кто рисковал жизнью ради ее спасения. Что до Лины, она, вероятно, была бы меньше признательна храброму Фрагозо, если б он спас жизнь ей самой.
— Я отблагодарю вас, Фрагозо, рано или поздно, вот увидите! — горячо сказала она.
— А как, позвольте вас спросить?
— О, вы сами знаете как!
— Тогда, раз уж я все равно знаю, отблагодарите меня сейчас!
Так было решено, что прелестная Лина — невеста Фрагозо, что они отпразднуют свадьбу вместе с Миньей и Маноэлем.
— Как славно все сложилось! — не уставал твердить Фрагозо. — Но я, право, не думал, что Пара так далеко!
Маноэль и Бенито долго обсуждали последние события. Теперь не оставалось никакой надежды уговорить Жоама Гарраля высадить с жангады его спасителя.
«Ничьей жизнью я так не дорожу, как вашей», — сказал Торрес. Вырвавшийся у бразильца загадочный ответ Бенито хорошо запомнил. Молодые люди пока ничего не могли предпринять. Им оставалось только ждать, и уже не четыре-пять дней, а семь-восемь недель — пока жангада не приплывет в Белен.
— Здесь кроется какая-то тайна, разгадать которую я не в силах... — размышлял вслух Бенито.
— Да, но мы избавились хотя бы от одной тревоги, Бенито. Теперь нам ясно, что Торрес не хочет смерти твоего отца. Мы же не прекратим своих наблюдений за ним, — успокаивал друга Маноэль.
С того дня Торрес как будто стал вести себя более благоразумно. Он больше не навязывал Гарралям свое общество и не так настойчиво ухаживал за Миньей. Словом, напряженная обстановка, которую чувствовали все, за исключением, быть может, одного Жоама Гарраля, немного разрядилась.
Назавтра, двадцатого августа, у левого берега появились водовороты. Лоцман повел жангаду между правым берегом и островами.
Здесь начиналась территория, усеянная большими и малыми озерами с темной водой, такими, как Кальдерон, Гуарандейна и многие другие. Обилие водоемов указывало на близость Риу- Негру, самого значительного из притоков Амазонки. До этого места великую реку называют еще Солимоенс, но после впадения в нее Риу-Негру она носит только то имя, под которым известна во всех уголках земного шара.
В тот день Араужо пришлось потрудиться.
Протока между островом Кальдерон и берегом, выбранная лоцманом, была очень узкая, хотя издали и казалась широкой. Дело в том, что часть острова, затопленного в половодье, лишь чуть-чуть поднималась над водой. По обеим сторонам протоки стояли рощи исполинских деревьев, кроны которых уходили ввысь на пятьдесят футов, а широко раскинутые ветви сплетались над водой, образуя своды громадной зеленой аркады.
Трудно себе представить что-нибудь более живописное, чем затопленный лес слева по борту, будто посаженный посреди воды. Могучие стволы вставали над спокойной и прозрачной гладью, в которой сложное переплетение ветвей отражалось с необыкновенной четкостью. Отражение деревьев не могло бы быть совершенней, даже если б они были вставлены в огромное зеркало, наподобие тех миниатюрных клумб, какими украшают праздничные столы. Даже самый внимательный глаз не уловил бы разницы между отражением и реальностью. Казалось, будто деревья стали вдвое длиннее и заканчивались, внизу и вверху, широким зеленым шатром, образуя как бы два зеленых полушария.
Отступать было уже поздно, и лоцману поневоле пришлось пустить плот под эти природные арки. Он принялся маневрировать с большой осторожностью, чтобы избежать толчков слева и справа.
Араужо умело помогала команда. Стволы деревьев служили прочной опорой их длинным шестам, и плот не терял нужного направления. Малейший толчок мог повернуть плот. Тогда, наскочив на деревья, громадная махина развалилась бы на куски.
— Как здесь красиво! — мечтательно вздохнула Минья. — Как было бы приятно всегда плыть по неподвижной воде, в прохладной тени дерев, защищающих от солнечных лучей!
— Плыть здесь приятно, но небезопасно, милая Минья, — возразил Маноэль. — На таком длинном плоту, как наш, гораздо спокойнее плыть по широкой глади реки.
— Не пройдет и двух часов, как этот лес останется позади, — пообещал лоцман.
— Надо успеть вдосталь налюбоваться его волшебной красотой! — воскликнула Лина. — Время промелькнет так быстро!
Взгляните на стаи обезьян, резвящихся в ветвях деревьев, на птиц, отражающихся в прозрачной воде!..
— А цветы распускаются на самой поверхности реки, их колышет течением, будто ветерком, — подхватила Минья.
— А длинные лианы, причудливо извиваясь, перекидываются с дерева на дерево, — вторила ей юная мулатка.
— Только на конце лианы не висит Фрагозо! — ввернул ее жених. — Признайтесь, Лина, в икитосском лесу вы сорвали редкостный цветок!
— Полюбуйтесь-ка на него! Другого такого цветка не сыщешь! — подхватила Лина. — Ах, какое чудо!
Последние ее слова относились к гигантским кувшинкам, бутоны которых были не меньше, чем кокосовый орех. А дальше, гам где вырисовывался залитый водою берег, виднелись заросли камыша мукумус. Его гибкие стебли расступаются, словно по команде, пропуская пирогу, а потом снова смыкаются за ней.
Тут было полное раздолье для охотника: в густых зарослях водилось несметное множество водяных птиц. Ибисы стояли неподвижно, будто нарисованные, на опрокинутом старом стволе; чопорные фламинго были похожи издали на розовые зонтики, раскрытые в зеленой листве; серые цапли застыли на одной ноге.
Но по воде скользили и длинные, верткие ужи, а может статься, и страшные электрические угри, которые своими разрядами парализуют человека и даже самого сильного зверя, в конце концов убивая жертву.