Хьюг де Шампань поддразнивал великолепного кречета, сидевшего на его правой руке. Птица была неподвижной, ее голова была спрятана под кожаным колпаком, увенчанным панашем. Де Пайен подошел к своему господину.
— А, вот и ты, Хьюго! — воскликнул сеньор.
Хьюгу был сорок один год. В молодости, во время Крестового похода, граф не отступая перед опасностями; он был первым христианином, вошедшим в еще занятый мусульманами Иерусалим. Сегодня это был уже сеньор могучего телосложения, со лбом, изборожденным морщинами; на его лице бурная жизнь оставила свой след.
— Я только что из Клерво, — сказал Хьюго де Пайен.
— Я знаю… Тебе там не повезло, конечно же. Бернар отказывается поддержать нас?
— Я ничего не добился.
— Неважно. Мы не бездействовали, пока тебя не было. Измаля заменил в Милиции Андре де Монбар. Этот человек, преданный и скрупулезный, как ты знаешь, имеет еще одно достоинство: по материнской линии он состоит в родстве с великим Бернаром. Не очень честный метод, но время торопит. Этнх родственных связей достаточно, чтобы все поверили, что Бернар втайне является нашим горячим сторонником. А значит, пойдут и пожертвования.
Хьюго де Пайен дал понять, что обрадовался этой новости, хотя не был согласен с тем, что в орден приняли нового рыцаря, не дождавшись его возвращения и не спросив его мнения. Для Хьюго это был неприятный нюанс, но он не хотел противоречить своему старому другу.
— Что ты скажешь о моем новом приобретении? — спросил Хьюг, показывая птицу. — Этого кречета мне доставили из Норвегии.
Пайен кивнул головой. Он не любил охоту.
— Вот подарок, который понравится королю Иерусалима, — сказал граф. — С такой птицей Бодуэну не будет равных в охоте во всем его королевстве. Как ты думаешь, он будет на вершине счастья?
Не дожидаясь ответа, Хьюг подал знак сокольничему, ожидавшему на другом конце зала. Тот подошел и забрал птицу.
— Как жаль, что я не смогу отправиться вместе со всеми. Как бы мне хотелось увидеть, что сможет сделать Бодуэн с этим монстром!
Сокольничий вышел, унося с собой птицу.
— Что поделаешь… Не всем повезла иметь такую супругу, как у тебя! — сказал граф де Пайену.
За честь стать рыцарями Милиции де Пайен и его друзья должны были отказаться от дворянских титулов, семейного наследства, а также от уз крови и сердца, удерживавших их на Западе. Де Пайен пожертвовал свои земли и уступил весь доход неимущим и Милиции. Он уговорил хвою жену уйти в монастырь, чтобы избавить его от брачных уз. Такое самопожертвование было неприемлемо для многих, и менее всего — для супруги графа де Шампань. Элизабет категорически отказалась стать монахиней и покинуть свои владения. Главным ее аргументом было то, что от Хьюга зависело продолжение графского рода, от чего он не мог отказаться так же легко, как какие-то там де Пайен, де Рюи или де Крон. Хьюг де Шампань признал, что правила, которые он установил доя рыцарей Христовой Милиции, — обет целомудрия, бедности и благородства — были как раз тем, чему он не мог следовать, гак как рисковал навлечь на себя королевский гнев.
— Я не могу позволить себе потерпеть поражение, — сказал Хьюг.
— Не беспокойтесь, господин, — отозвался де Пайен, — провала не будет: мы доставим Столп сюда сразу же, как только его можно будет перевезти. Мы тщательно подготовили его возвращение.
В течение многих месяцев по приказу Хьюга де Шампань в одном из его лесов рыли подземелье — точную копию того, которое они видели двадцать лет назад с де Пайеном и Ги.
Хьюг нахмурил брови.
— Не беспокоиться? Надо еще чтобы вы прибыли на место раньше всех!
Де Пайен и Флодоар переглянулись, не понимая.
Из кармана своего камзола сеньор достал скомканный листок. Резкие движения и тон его голоса говорили о приближающемся приступе гнева.
— Этот неверный пес, — сказал граф, — у которого, как я понял, нет ни лица, ни рук, этот пес снова заставил заговорить о себе!
Он потряс листком перед лицом Флодоара.
— Я получил это послание с последним венецианским кораблем, вернувшийся с Востока. Чтобы оно оказалось сегодня в моем распоряжении, загнали до смерти четырнадцать лошадей.
— О чем говорится в этом послании?
— Об ужасах, вот о чем говорится! Во имя Вакха! Человек без рук и лица внезапно появился у нашего союзника в Кирке и истребил там всех. Настоящая бойня!
— И народ не взбунтовался? Вы часто говорили, что подданные любили своего господина.
— И это правда. Так оно и было, но коварство Человека безмерно! Он все рассчитал, пес смердящий! Сразу же после совершения этих преступлений он ваял в жены дочь царя, и теперь его наследники станут отпрысками династии, почитаемой народом. После этого он выставил перед толпой огромный сундук. Вначале думали, что сундук наполнен золотом, которое он будет раздавать направо и налево, чтобы купить непокорных. Но никто не мог предположить, что Человек без рук и лица приказал доставить гроб с останками его отца! Он распорядился перезахоронить его в Кирке, демонстрируя тем самым свою привязанность к этой земле. И этими ловкими приемами он завоевал сердца всех. Невероятно!
— Искусная игра.
— И что совсем плохо — теперь Человек имеет в своем распоряжении двадцатимиллионную армию и проклятый металл! Хуже того! Послушайте, что мне пишут: речи Человека уже не те, что прежде. Он настраивает толпу против христиан. Он подстрекает мусульман, играя на их чувстве гордости — а они ведь гордятся своей историей и культурой. Он обвиняет франков в присвоении древних сокровищ и достижений науки. Он призывает чтить память Вазиль Атира и Хинкмара ибн Жобаира! Вы слышите? Он призывает защитить открытия этих ученых, не дать им попасть в наши руки!
Хьюг де Шампань смял листок.
— Двадцать лет! Двадцать лет мы трудимся не покладая рук. И все для того, чтобы какой-то даже и не человек, а его подобие, встал на нашем пути! Да знает ли он, о чем говорит?
Де Пайен и Флодоар молчали.
— С тех пор как мы нашли храм Столпа, неустанно занимались расшифровкой рукописей Хинкмара. Мы наконец-то узнали, как достать его из саркофага, нам известно, насколько неохватны знание и власть, которые он дает! И чтобы мы потеряли это из-за взбунтовавшихся неверных?!
Вспышка гнева прошла, граф немного успокоился.
— Нужно быстро что-то предпринять, — снова обратился он к де Пайену. — Вы должны быть в Иерусалиме еще до того, как войска нашего врага вторгнутся на землю Иисуса. Сейчас, когда Человек без рук и лица вооружен, когда у него, без всякого сомнения, в распоряжении больше людей, чем насчитывает вся армия Бодуэна, он не замедлит нанести удар по Святому городу!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});