Он решился ответить:
— Ваше величество! Двойственность личности, несомненно, присуща государю. Но назвать его Гамлетом можно лишь условно… Все-таки они очень разные люди.
Елизавета кивнула и улыбнулась печально:
— Главное отличие в том, что Гамлет был влюблен в свою Офелию, а мой венценосный супруг меня не любит. Да и не только он один. Здесь я для всех чужая…
Глаза Елизаветы наполнились слезами. Странно было видеть неподдельное страдание на ее прекрасном лице.
Повинуясь какому-то непостижимому порыву, Федор вдруг взял тонкую кисть женщины и неожиданно для себя произнес благоговейно:
— Я буду любить вас всегда, ваше величество!
Елизавета вздрогнула, но не отняла руку, а пристально вгляделась в лицо Федора, светившееся в этот момент искренней нежностью и лаской. Никогда Александр не смотрел на нее так… Она упивалась его взглядом, желая только одного, чтобы эта сладостная минута длилась вечно.
— Верю, друг мой… И хочу, чтобы вы помогли мне.
— Я умру за вас!
Елизавета, не ответив, вдруг отвернулась и надрывно закашлялась.
— Что с вами, ваше величество?
— Так… пустое! — она дышала тяжело, но сумела преодолеть приступ кашля. — Я устала, Федор Кузьмич, и покидаю вас на некоторое время. Но мы скоро встретимся.
Она наклонилась над его кроватью.
— Ничего не бойтесь. Я пришлю к вам надежного слугу, он будет ухаживать за вами. Никто другой не посмеет войти в эту комнату.
— Можно ли узнать, где я нахожусь, ваше величество?
— Вы в Каменноостровском дворце, в полной безопасности. Отдыхайте, читайте. Здесь много книг, в том числе ваш любимый Шекспир. А через несколько дней я познакомлю вас с государем. Почему вы так побледнели? Поверьте, он, как и я, большой театрал. Ему будет интересно побеседовать с вами.
Часть вторая
Крушение
Глава 1
«Кровавая любовь»
Прошел почти год после наводнения в Петербурге. Ни безутешный, потерявший невесту Репнин, ни потрясенный гибелью сестры Володя Печерский еще долго не могли бы прийти в себя от горя, если бы не юная Сероглазка. Так домашние называли княжну Полину, дочь Репнина. Это она своей лаской, нежностью и безудержным жизнелюбием согрела их сердца в самые тяжелые дни.
Репнин привез Полину в Петербург и предложил мадемуазель Корваль стать гувернанткой его дочери. Француженка, которая уже все слезы выплакала по своей бывшей воспитаннице, сначала недоуменно взглянула на князя, не понимая смысла его слов, а потом бросилась благодарить и снова залилась слезами.
— Ах, ваше сиятельство! Я уж думала, что жизнь моя кончена. После гибели моей ненаглядной девочки, мне казалось, что я никому не нужна и ни на что не гожусь. Как ужасно доживать свой век в приживалках!
Репнин сочувственно взглянул на старую деву.
— Полина сама предложила, чтобы вы стали ее гувернанткой. Ведь она очень любит вас.
— Я тоже люблю Сероглазку! Клянусь, ваше сиятельство, я буду смотреть за ней так, что ни один волосок не упадет с ее головы.
— Надеюсь, — коротко ответил князь.
* * *
Полине исполнилось 16 лет. Внешне она всё еще выглядела угловатым подростком, но в ее больших серых, как у Репнина, глазах появилось новое выражение. Весёлый, озорной взгляд Сероглазки всё чаще становился задумчивым и мечтательным, словно в предвкушении скорых перемен, которые должна была принести ей неумолимо приближающаяся взрослая жизнь. Что ждет ее в будущем? Этого она не знала, но всей душой надеялась на благосклонность судьбы. Мать, умершую в молодости от чахотки, она почти не знала, смутно помнила и ненавистный приют для малолетних сирот… Трудные годы раннего детства выпали из ее памяти. С тех пор как князь Репнин удочерил Полину, дал свою фамилию, богатство, титул, а главное, свою безраздельную любовь, ее жизнь блистала только светлыми, яркими красками.
Сегодня вечером Полина с помощью мадемуазель Корваль впервые в жизни надела длинное кружевное платье со скромным, но все-таки настоящим декольте. Когда она, волнуясь, взглянула на себя в зеркало, волна восторга невольно отразилась на ее юном лице. Она даже не подозревала, что так красива!
Полина мало обращала внимания на свою внешность. Все ее мысли были заняты играми, детскими проделками, увлекательными книгами. По вечерам ей нравилось, забравшись с ногами в старое уютное кресло, слушать рассказы отца о минувшей войне. Но такие минуты были редким счастьем. Во время их пребывания на Кавказе отец служил в штабе Ермолова и не мог уделять дочери много внимания. Ее товарищем по играм был Володя Печерский. В часы, свободные от службы, он не отходил от своей маленькой подруги. Общаясь с ним, она научилась свободно говорить по-французски, танцевать модные бальные танцы, скакать на подаренной отцом маленькой лошадке и даже немного стрелять и фехтовать. В крепости давно привыкли к тому, что они всегда были вместе, и называли их «друзья — не разлей вода»…
Сероглазка, вздохнув, украдкой взглянула на старинные напольные часы в углу гостиной. Уже четверть восьмого, а его всё нет!
По случаю именин дочери Репнин устроил скромный праздник в кругу семьи. К членам своей семьи он причислял своих боевых друзей — Шевалдина, Якушева, Криницкого, Ломтева и, конечно, молодого поручика Володю Печерского, брата покойной Натали. К семье относились также мадемуазель Корваль и немец-управляющий герр Гауз, приехавший по приглашению князя в Петербург из деревни Захарово, родового гнезда Репниных.
— Где Володя? — уже в который раз спрашивала Полина.
— Может быть, начнем без него? — предложил князь.
— Нет, нет! Подождем!
Наконец хлопнула дверь в парадном, и, к общему восторгу, появился Печерский с нарядной коробкой, перевязанной розовой лентой.
Увидев его, Полина радостно всплеснула руками, но, заметив устремленные на нее взгляды гостей, смутилась. Она была прелестна в воздушном голубом платье, открывавшем худенькие плечи. Темно-русые волосы локонами спускались на точеную шею. Свежие розовые губы, приоткрывшись в улыбке, обнажали белоснежные зубки. Огромные серые глаза, опушенные черными ресницами, смотрели доверчиво и простодушно. Печерский замер от удивления, словно увидел свою маленькую подругу впервые.
— Сероглазка, — прошептал он, — как ты прекрасна…
Заметив его замешательство, Репнин улыбнулся:
— Добро пожаловать, Володя! Мы заждались тебя!
— А что у тебя в руках? — поинтересовался Шевалдин.
Володя словно очнулся: