На лице у молодого человека вместо носа остались ноздри. Тьфу, противно даже в его сторону глядеть. Али чуть не повесился. Спас его профессор Клычев. Сделал пластическую (слово «пластическую» я напомнил. – Б. Г.) операцию, а в селе дальнейшее лечение проводил Осман из квартала Мажагатаул.
Сам я никогда не болел. Даже голова не беспокоила. Вот зубов нет. Нет, не от болезни лишился я, а на фронте. После контузии они стали по одному выпадать.
Аппетит у меня завидный. Очень люблю курзе, каши – не переношу. Более всего употребляю калмык-чай, получаю истинное удовольствие. Мяса я ел много. Сплю от души, даже днем отдаюсь отдыху. Но вот какое дело. Если я вижу черно-белые сны – значит, к засухе. Если цветные – дожди идут. Ко мне на сон, как на свидание, приходят овцы, умершие родственники и обязательно горы, которые я исходил вдоль и поперек. Зрение мое в последнее время ухудшилось. Коран читал без очков. А теперь в 20 см различаю свою кисть, а дальше – будто доска. Очки не ношу – не думал над этим. Людей узнаю по голосу. Если через год приедешь ко мне, и тебя таким образом признаю. Курю «Приму».
Я перебиваю моего рассказчика и спрашиваю людей, собравшихся послушать Баймурзаева:
– Что из себя представляют папиросы «Прима»?
– Хуже сорта, чем «Прима», не бывает, – отвечали знатоки.
И такое дерьмо выкуривает мой долгожитель?
Услышав мои слова возмущения, Баймурзаев усмехается и продолжает свой рассказ:
– Признаюсь, что выпивал и водку, и вино, однако пьяным меня никто не видел. Более 40 лет баловался горячительным. Однажды мой сын, работавший пастухом, говорит: «Если еще раз увижу тебя выпившим, то ты не мой отец!» В тот день посмотрел я на себя в зеркало и увидел отекшее лицо, загноившиеся глаза, измазанный бузою бешмет. Схватил себя за горло, сдавил что есть силы и мысленно произнес: «Кроме пищи и воды через тебя, клянусь, ничего не пройдет!»
После этого горло долго болело, зато сохранил сына, а заодно и себя.
В двенадцать лет я влюбился в Солтанат. Едва дождался зрелого возраста. На нее зарились не одни глаза. Красавица со всех сторон. Когда Солтанат исполнилось 18, а мне 20, послали сватов. Не тут-то было – отказали. Главная причина состояла в том, что наши мамы Дахият и Тавруз между собою не ладили.
– Не маме с Солтанат жить, – сказал я сам себе и задумал украсть ее. Пошел к своему родственнику Гаджи Гаджимурзаеву и рассказал о своем плане. Тот одобрил.
И вот в тот момент, когда моя ненаглядная с кувшином возвращалась с родника Балтааул, я схватил ее в охапку и потащил во двор родственника. Солтанат, видимо, мой театр понравился, потому что она для проформы недолго кричала, не дергалась, не вырывалась. Три дня она находилась у Гаджи. За это время я сходил к бегаулу Дженгутая Алихану и доложил о том, как умыкнул Солтанат.
– Хорошо сделал, – успокоил он меня.
Солтанат вошла в мою душу, как хорошо вбитый в доску гвоздь. Если бы вы знали, как я ее ревновал, то не подумали бы, что я сделал неудачное сравнение. В дни молодости необходимость заставляла меня бывать в Порт-Петровске. Так, поверите ли, я на рассвете выходил из Дженгутая, а днем оказывался на берегу моря. Через горы и долы я двигался быстро. А через Талги возвращался на следующий день. И все это ради того, чтобы не оставлять Солтанат в одиночестве.
Под стать моей жене была еще одна красавица в нашем селе – Ушкият Шихшабек-Гаджиева: среднего роста, светлая, чернобровая, косы до пят. Первым ее мужем стал царский офицер Магомед Гаджиев. Он почему-то дал ей развод. Скорее всего, из-за того, что у нее не было детей. Так все думали. Ушкият недолго ходила свободной. Засватал Пахрудин Казанбаев. Но вскоре женщина заболела и умерла, когда ей было чуть больше сорока лет.
Обращала на себя внимание еще одна дженгутайка – Суна-ханум. А все-таки краше моей Солтанат в ауле не встретили б вы – ни среди девушек, ни среди женщин.
Пять лет, что мы прожили вместе, как один день пролетели. У нас родились двое детей. Не знаю почему, они поумирали. Может, потому, что наши мамы продолжали враждовать, и это в конце концов привело к тому, что мы разошлись и обзавелись новыми семьями. Солтанат умерла пять лет назад.
Долгие годы я чабанил, ходил за овцами. Мне не было скучно. Товарищам рассказывал содержание «Тахира и Зухры», «Лейли и Меджнуна», «Бозигита». Многие суры Корана легко вспоминал. Из-за этого мой авторитет был довольно-таки высок. Да и физически мало кому уступал. Я мог брать под мышки по мешку муки и бегать.
Скука и уныние мне были чужды. Бывало, дождь пойдет, я воткну ярлыгу в землю и начинаю петь, танцевать: овцам на удивление, товарищам – на радость, а мне – удовольствие.
На моем веку пришлось быть свидетелем многого интересного. Видел Гоцинского, Узун-Хаджи, видел революционеров. Самым знаменитым дженгутайцем в мое время считался Юсуп-Кади, когда старшиной аула являлся Осман Гусейнов.
Почему я их упомянул? Оба они заботились о вдовах, предлагали выйти замуж за такого-то или другого, помогали деньгами, зерном, дровами, что было немалым подспорьем.
И с такими-то людьми жестоко поступили. Обоих сослали в Сибирь, а сыновей Юсуп-Кади – Мажита, Алихана, Абдулкерима и Азама расстреляли в родном селении Дженгутай.
В тот страшный день в перестрелке ранили одиннадцать моих односельчан.
После Солтанат я женился на родственнице Разият. Мы не один пуд соли съели вместе. Потом мы разошлись. Если идти на откровенность, то я был девять раз женат. Вы спросите причину. Во всем виновата Солтанат. Кого ни возьму, всем: и внешностью, и старанием – хороши, однако вспомню, какая сладкая была Солтанат, да мысленно начну с нею сравнивать, душу воротит. Чем дальше – тем больше. Нет, думаю, все-таки найду женщину лучшее нее. Вот так перебрал 8 человек, чтобы в конце концов в моем возрасте бобылем остаться. От Разият имею одного сына и двух дочерей.
В 1942 году меня призвали в армию. Сперва находился в Тбилиси, затем в Абхазии. Полгода учили военному делу. Затем бросили в бой под Моздоком. Пуля угодила в ногу. Домой ездил. Лечить помогал доктор Саенко. Был в Венгрии, в Будапеште снова ранили. Осколок угодил в затылок. Как остался в живых – одному богу известно. Под Моздоком погибли мои земляки Ибрагим Сахаватов, Умар Джалаев, а Бекмурза Мамаев и Салахбек Гамзатов были ранены.
Я даже в окопах не бросал молиться. Начну читать: «Аллаху акбар, кулху Аллаху ахад…» – сразу легче становилось, исчезал страх. Ни на минуту не расставался с хайкелем – талисманом. Когда в Венгрии переходили реку, я его спрятал под погон. В это время нас атаковали самолеты. Я потерял память. Когда очнулся – хайкеля не обнаружил. Зато в живых остался. Хайкель спас. Это точно. Держал уразу. И сейчас не отказался от поста, а молюсь только три раза. Такое разрешение дал наш кади…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});