Сев рядом с Буйволом, монах внимательно осмотрел забинтованную руку. Покачал головой.
— Вы должны были сразу снять повязку, как остановилась кровь.
— Но это же ничего бы не изменило, — едко заметил Малыш.
— Возможно, изменило бы. Но вы этого не сделали. Не могли сделать. И теперь вы здесь…
Буйвол застонал, когда Суайох в нескольких местах надрезал повязку и стал сдирать ее лоскутами. Вместе с тканью отслаивалась гниющая плоть. Монах качал головой. Малыш с тревогой следил за его лицом. Не выдержав, он спросил:
— Плохо? Плохо, да? Но он… С ним все будет в порядке?
— Все всегда в порядке, — равнодушно откликнулся монах, отдирая задубевшие куски повязки, словно древесную кору, бросая их на пол. — Что бы ни случилось.
Разозлившийся Малыш повысил голос:
— Я спрашиваю, не умрет ли он?
— Он не может умереть раньше времени. Для этого здесь я.
Суайох разглядывал гниющую рану, осторожно ощупывал руку, определяя как далеко расползлась болезнь. Конечность выглядела отвратительно — она сильно вздулась, натянувшаяся кожа была серо-синего цвета. Края раны висели белесыми лохмотьями, обнажившиеся мышцы цветом напоминали вареное мясо. Горячая мягкая плоть тошнотворно пахла гнилью.
— Я вылечу его, — сказал монах. — Но это будет дорого стоить.
Малыш помолчал, не зная, как сказать, что у них почти ничего нет. И ответил:
— Я отдам все, что у нас есть.
— Хорошо… — Суайох подошел к столу, достал из таза другой нож, с широким дугообразным лезвием. Приказал: — Держи своего друга. Сейчас я буду его резать.
Малыш встал в изголовье, опустил ладони на широкие плечи Буйвола, прижал. Монах покачал головой:
— Не так. Садись на него. Навались всем телом. Держи изо всех сил.
— Он же без сознания.
— Ему будет больно, — сказал Суайох. — Очень больно.
Малыш все сделал, как говорил монах.
И когда Суайох стал иссекать пораженную болезнью плоть, Буйвол очнулся, зарычал, заревел во весь голос, заметался на кровати, словно бешеный. На губах его выступила кровавая пена. Мутные глаза лезли из орбит.
Действительно, ему было очень больно.
Через три дня Буйвол пришел в сознание и увидел над собой низкий свод пещеры. Он никак не мог понять, где находитмог вспомнить, как он тут очутился. Он лежал, не в силах согнуться, тупо смотрел в потолок и мрачно думал, а не склеп ли это.
Потом вспомнился переход через горы, и тут же вернулось накомое ощущение, что с ним что-то не в порядке.
Рука! Пробитая стрелой рука. Вздувшаяся, болезненная. Непослушная…
Дрогнули губы:
— Есть тут кто?
Собрав все силы, Буйвол чуть повернул голову, скосил глаза. Шею пронзило острой горячей болью, мгновенно растекшейся по плечам. Перед глазами заплясали черные точки… Он зажмурился, выждал немного. Снова открыл глаза.
Чахлый куст в кадке. Оштукатуренные голые стены. Колышущиеся тени.
А значит, есть светильник. Следовательно, это не склеп.
— Есть тут кто? — повторил Буйвол. — Эй!
И снова никто не отозвался.
Если светильник горит, значит, люди где-то рядом.
— Малыш! — позвал Буйвол и поперхнулся слюной. Он вдруг почувствовал жуткий голод. А это значило, что теперь с ним все в порядке.
Подземный храм жил по своему тайному распорядку. Днем монахов почти не было видно. То ли они занимались делами на поверхности, то ли отсиживались в кельях-одиночках. С наступлением вечера слуги Локайоха собирались в трапезных и молельных. Малыша туда не пускали, и он мог только предполагать, что там происходит. Еду дважды в день приносил ему Суайох, оставлял на треногом столике — хлеб, сыр, рыба и вода.
Первую ночь Малыш провел в келье рядом с Буйволом. Утром он чувствовал себя совершенно разбитым — всю ночь его мучили кошмары, он задыхался под землей. После этого он старался как можно чаще бывать под открытым небом, за воротами храма. И каждый раз, выходя из пещеры, он наслаждался яркими красками мира, тихим многоголосием природы и вкусом свежего воздуха. Спал он теперь на улице рядом с кобылой зарывшись в охапку травы.
Монахи его игнорировали. Они не замечали его приветствия — и он перестал здороваться с ними. Они не отвечали на его вопросы — и он уже ни о чем их не спрашивал. Только Суайох иногда произносил что-нибудь непримечательное и скучное.
Малыш так и не понял, сколько же монахов проживает а многочисленных пещерах храма. Иногда ему казалось, что он единственный живой человек в этом подземелье. А иной раз из запретных молельных комнат до него доносился приглушенный гул сотен голосов.
Главная пещера .почти всегда пустовала, и это казалось странным — никогда никого не видел Малыш возле алтаря перед золотой статуей бога.
Он не мог понять даже, насколько велик монастырь. Ему запретили совать свой нос куда не следует, а на вопрос, что будет, если он не послушается, многозначительно промолчали. И он не решался ослушаться. И вовсе не потому, что боялся этих странных монахов, а лишь из-за опасения потеряться в лабиринте бесчисленных ходов.
Малыш с нетерпением ждал, когда Буйвол придет в себя и можно будет отсюда убраться.
— Эй! — Буйвол перевернулся на другой бок. Это оказалось не так трудно, только раненая рука отозвалась болью, и на чистой тонкой повязке проступило кровавое пятно.
Треногий стол с объедками. Светильник над ним. Из трех фитилей зажжен лишь один.
— Проклятье… — пробурчал Буйвол. — И куда все запропастились?.. — Он набрал в легкие побольше воздуха и заорал во всю глотку, довольный тем, что может кричать так громко:
— Малыш! Чтоб тебя разорвало! Где ты там?!
Кровь прилила к голове, застучала в висках. Глаза застила красная пелена. Перевязанная рука запульсировала тянущей болью.
Буйвол какое-то время ждал ответа, напряженно вслушиваясь в могильную тишину. Так ничего и не услышав, он сердито рыкнул, рывком приподнялся на руках, спустил ноги на пол.
Выдохнул. Закрыл глаза, борясь с головокружением и тошнотой Скрипнул зубами, стиснул кулаки, отгоняя одолевающую слабость.
Опираясь на жесткую постель, Буйвол встал на ноги. Силькачнувшись вперед, теряя равновесие, сделал шаг. Потом один. Прижавшись к стене, перевел дыхание. Разозлился на себя за немочь и беспомощность. Шагнул к портьере, вцепился в плотную ткань, решительно отдернул.
Открывшаяся черная дыра дохнула затхлостью. Буйвол осторожно сунул голову в непроглядную тьму прохода, пробормотал удивленно:
— Да где же это я?
И вдруг из мрака прямо на него двинулась серая тень. Он шарахнулся, ударился раненой рукой о стену, взвыл от боли, потерял равновесие, судорожно схватился за занавеску, но ткань с треском расползлась, наверху что-то лопнуло, и Буйвол мешком свалился на пол. Сорванная занавесь накрыла его, он попытался сдернуть ее с головы, но лишь еще больше запутался. Он на четвереньках пополз куда-то вслепую, налетел лбом на стену. Дернулся, силясь встать, завалился набок. И замер, беспомощный, незрячий, спеленатый словно младенец. Даже ругаться не мог — пыль забила горло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});